Эллинг был пуст, насколько я мог разглядеть. Наши друзья отправились на ночную охоту. Было нетрудно определить, какой работенкой им вскоре предстояло заняться, на рабочей площадке были разложены все необходимые им приспособления: компрессор, баллоны от акваланга, ручная помпа с двумя клапанами, два водолазных шлема, шланги для подачи воздуха на глубину, телефонный кабель и прочее. Я не испытывал удивлений или радости при виде всего этого. Последние сорок восемь часов я знал, что все это должно у них быть, только не знал — где. Единственное, чего я так и не увидел в эту ночь, так это подвалов, где были заключены узники. После того, как я поднялся почти до самого верху по этой чертовой лестнице, я свернул налево, в проход, где мы впервые увидели Гарри. Пройдя несколько шагов, я уперся в массивную дубовую дверь, запертую на массивный замок — и ключа, разумеется, не было. Весь целлулоид мира не помог бы мне открыть этот замок, тут нужна была добрая доза пластиковой взрывчатки. Однако я счел преждевременным взрывать этот замок немедленно. Я вернулся на площадку, где меня ждала Сью, вооруженная винтовкой, и Гарри связанный, под надежной охраной, — Эти люди в подвалах, — сказал я, — они там пробыли несколько недель, некоторые даже несколько месяцев. Они ослепнут, как летучие мыши, и ослабнут, как котята, к тому времени, когда выйдут на свободу.
Она покачала головой:
— Думаю, что с ними все в порядке. Их выводят под охраной на прогулку каждое утро. В такое место, откуда не видно моря. Нам тоже не позволяли смотреть на них. Они не знали, что я их часто видела. На этих прогулках настоял мой папа. И сэр Энтони. — Какой добрый папа. — Я взглянул на нее. — И старина Скурос. О моем появлении на вертолете вчера после обеда было по радио сообщено на «Шангри-Ла». Где передатчик?
— Вы что, все знаете?
— Всезнающий Калверт. Так где он?
— В холле. В комнате под лестницей.
Передатчик был превосходный — большой, сверкающий, последняя модель. Такие ставятся на суда лишь в нескольких странах.
Кроме кодовых названий и географических координат я всю передачу вел открытым текстом. Я был вынужден — у меня не было шифр-блокнота, и просто не было времени. Я говорил медленно и четко, давая исчерпывающие инструкции о передвижении людей, о радиочастотах, о деталях расположения замка Даб-Сгейр, расспрашивая о том, что недавно происходило на Ривьере. Я ничего не переспрашивал, и никто не переспрашивал меня, каждое мое слово записывалось. Не успел я высказать и половины, как брови Сьюзан поднялись и исчезли под ее белокурой челкой, а Гарри выглядел так, словно был набит песком. Я закончил передачу, установил ручку настройки в прежнее положение я встал.
— Вот и все, — сказал я. — Я отчаливаю.
— Что вы?.. — Ее серо-голубые глаза распахнулись, брови опять исчезли под волосами, но на этот раз в тревоге, а не от изумления. — Вы уходите и оставляете меня здесь?
— Оставляю. Если вы думаете, что я задержусь хоть одну лишнюю минуту в этом проклятом замке, то вы с ума сошли. Я уже наигрался. Или вы хотите, чтобы я дождался смены караула?
— Но у вас есть пистолет, — сказала она простодушно. — Вы можете арестовать их, разве нет?
— Арестовать кого?
— Караульных. Они на втором этаже. Они, наверное, спят.
— Сколько их?
— Восемь или девять. Я точно не знаю...
— Восемь или девять! Она точно не знает! Я что, по-вашему, супермен? Или вам хочется, чтоб меня убили? Вот что, Сьюзан, не говорите никому, что я был здесь. Даже отцу. Никому, если хотите, чтоб здесь когда-нибудь гуляли ваши дети. Понятно?
Она положила ладонь на мою руку и тихо, со страхом в голосе, сказала:
— Вы можете взять меня с собой?
— Могу. Я могу взять вас с собой и все поломать. И точно так же, если я хоть раз пальну в охрану наверху, тоже все будет кончено. Все зависит от того, узнают они или нет, что здесь кто-то был. Если только они это обнаружат, если у них возникнет хотя бы намек не подозрение, — они тут же соберут чемоданы и испарятся. Сегодня же ночью. А я, видимо, ничего не смогу сделать до вечера. И вы, конечно, понимаете, что они не уйдут, пока не убьют всех, кто сидит в подвалах. И вашего отца — тоже. И они заглянут в Торбей и позаботятся, чтобы сержант Мак-Дональд не смог дать свидетельских показаний против них. Вы этого хотите, Сьюзан? Бог знает, как бы мне хотелось забрать вас отсюда, я ведь сделан не из железобетона, но если я это сделаю, зазвонят все колокола тревоги и они выдернут чеку. Неужели вам это не понятно? Если они вернутся и увидят, что вас нет, вывод будет только один: маленькая Сьюзан сбежала с острова. И ясно, с какой целью. Вы не должны исчезать.
— Хорошо. — Теперь она была спокойна. — Но вы кое-что упустили.
— Я самый большой старый растяпа. Что именно?
— Гарри. Он-то ведь исчезнет. Он не может не исчезнуть. Вы же не можете допустить, чтобы он рассказал.
— Он исчезнет. Вместе с охранником у ворот — я скрутил его по дороге сюда. У нее опять расширились глаза, но я вытянул руку, засучил рукав куртки и свитера, раскрыл опасную бритву, которую она мне принесла, и полоснул ею по руке, но не глубоко, не так, чтобы из меня вытекла вся кровь, а чтобы хватило смочить ею конец штыка на три дюйма с обеих сторон. Я дал ей моток пластыря, и она без лишних слов залепила порез. Я опустил рукава свитера и куртки, и мы вышли — впереди Сьюзан с бутылкой виски и фонарем, следом Гарри, а сзади я с винтовкой наперевес. В холле я запер дверь той же отмычкой, какой ее отпирал.
Дождь прекратился, ветер утих, но туман был сильнее, чем обычно, и стало очень холодно. Бабье лето в Хабленде в полном разгаре. Мы прошли через внутренний дворик к тому месту, где я бросил винтовку часового, шли при свете фонаря, с которого я теперь снял каску из пластыря, довольно свободно, но разговаривая вполголоса. Парень, что нес неусыпную вахту на бастионе, не смог бы нас увидеть в самый лучший в мире прибор ночного видения, но звук в густом тумане приобретает непредсказуемое свойство — он то рассеивается, то глохнет, а то вдруг слышится с удивительной четкостью. Я слишком далеко зашел, чтобы слепо полагаться на везение.
Я велел Гарри лечь на траву лицом вниз — если бы я оставил его на ногах, он попытался бы сбросить меня с кромки утеса. Потом вытоптал траву в нескольких местах, сделал несколько вмятин прикладом винтовки и воткнул винтовку часового с землю почти отвесно, чтобы ее было видно издалека; винтовку Гарри я положил так, чтобы был заметен окровавленный штык, расплескал вокруг нее три четверти содержимого бутылки, а почти пустую бутылку положил возле одной из винтовок.
— Как вы думаете, что здесь произошло? — спросил я у Сьюзан.
— Это же ясно! Они устроили пьяную драку, оба поскользнулись и свалились с обрыва.
— А что вы слышали?
— О, я слышала, как двое парней орали в холле. Я выглянула во двор и услышала, как они ругаются последними словами. Кто-то сказал Гарри, чтобы он вернулся на свой пост, но Гарри кричал, что нет, что он, черт побери, должен отомстить немедленно! Я скажу, что оба они были пьяны, и я не могу повторить все, что они говорили. Последнее, что я слышала, это как они вместе шли через внутренний дворик, все еще ругаясь.
— Умная девочка. Именно это вы и слышали.
Она шла за нами до того места, где я оставил часового. Он еще дышал. Почти весь мой канат ушел на то, чтобы связать их вместе, в нескольких футах друг от друга, конец я держал в руке. Им нелегко будет держать равновесие со связанными за спиной руками, а при спуске по скользкому и обрывистому склону, они вряд ли устоят на ногах. Если они начнут скользить и падать, мне придется резким рывком ставить их на ноги. Но у меня не было желания тоже обвязаться веревкой вокруг пояса, как делают альпинисты. Если бы кто-то из них сделал шаг в сторону в темноте, они увлекли бы меня за собой в пропасть.
— Спасибо вам, Сьюзан, — сказал я. — Вы очень мне помогли. Не принимайте больше снотворного сегодня — им может показаться чертовски странным, если вы безмятежно проспите до полудня.
— Я, наверное, могла бы проспать и до послезавтра. Я не подведу вас, мистер Калверт. Все будет хорошо, правда?
— Конечно.
— Вы ведь могли бы столкнуть этих двоих с обрыва, если бы захотели, да? — спросила она после паузы. — Но вы не сделали этого. Вы могли бы порезать руку Гарри, а порезали свою. Я прошу у вас прощения за мои слова, мистер Калверт. За то, что назвала вас злым и ужасным. — Еще пауза. — Я думаю, вы замечательный.
— Они все получат по заслугам, — сказал я. Но я разговаривал сам с собой — она уже исчезла в тумане. Хотел бы я разделять ее чувства, но я вовсе не чувствовал себя замечательным, я чувствовал лишь смертельную усталость и беспокойство, потому что даже самые лучшие в мире планы — это нечто воображаемое, я не поставил бы и гроша ломаного за то, что они сбудутся. Но я запретил себе беспокоиться и сомневаться в успехе и поднял на ноги своих пленников. Мы медленно спускались, по предательски скользкому склону, я шел последним, держа в левой руке фонарь, а в правой крепко но не слишком крепко, — зажал конец каната. Пока мы спускались, я рассеянно размышлял о том, почему же я не порезал руку Гарри вместо своей. Это было бы очень забавно, кровь Гарри на его же собственном штыке.
