Андрей Ильин - Миссия выполнима

Когда супруги зашли в свой подъезд, вслед за ними шагнул внутрь какой-то мужчина. Он не обгонял поднимающихся вверх по лестнице, обсуждающих вполголоса события вечера супругов, он тихо шел сзади.

Но на втором этаже он вытащил из кармана и спрятал за спину длинный и узкий нож. На следующем марше, перешагивая сразу через несколько ступеней, мгновенно приблизился к жертвам, оказавшись за их спинами. И делая вид, что хочет обогнать их, придержал мужчину левой рукой, а правой ударил ножом под лопатку.

Нож легко, как в масло, вошел в тело, проткнув его практически насквозь. По пути лезвие пробило, перерезало надвое сердце.

Лицо мужчины перекосила гримаса даже не боли — безмерного удивления.

— Что с тобой?! — обеспокоено спросила жена.

Муж стал оседать, падать вниз, падать на нее. Женщина подхватила его, но удержать не смогла.

Он упал на лестницу, привалившись к стене. И угасающим, уходящим взором увидел свою жену и человека с черным, потому что окровавленным, ножом в руке.

— Не надо… ее! — сказал он. И умер.

Женщина в испуге смотрела на мертвого мужа, на мужчину, на нож. И, все понимая, быстро-быстро затрясла головой.

— Нет, — сказала она. — Вы не сделаете этого! Я прошу вас…

Мужчина приблизился и очень спокойно и расчетливо воткнул нож ей в живот. Женщина схватилась за лезвие, перерезая пальцы. И тоже умерла.

Убийца спустился на несколько ступеней вниз, содрал с одежды тонкую, наклеенную на ткань и теперь забрызганную кровью, пленку, скомкал, сунул в полиэтиленовый пакет.

Уходил он быстро, но тоже очень спокойно, не убыстряя шаг, не оглядываясь, не пытаясь закрывать лицо. И поэтому не привлек ничьего внимания…

Утром директор узнал, что его заместителя и его жены нет в живых. Что их убили, зарезали в собственном подъезде, когда они возвращались домой. Возвращались от него.

Но тогда он не связал те звонки и их трагическую смерть. Тогда он лишь ужаснулся року, так страшно играющему с людьми — весь вечер веселились, а закончилось все вот так, закончилось смертью…

Он связал два эти события на следующий день, когда ему снова позвонил неизвестный и сказал:

— Вы зря нас не послушались. Вы не хотели уволить своего зама, поэтому нам пришлось решить этот вопрос так.

— Как решить?.. — не понял директор. Но тут же понял. — Так это вы?!.

— Это мы. Но мы предупреждали:.. Теперь, когда место вакантно, мы бы хотели рекомендовать вам своего человека.

— Сволочи! Подонки! Убийцы! Как вы смеете!.. Я немедленно сообщу обо всем в милицию!..

— Пожалуйста, но тогда вам придется сказать, что вы знали о готовящемся преступлении, что вы почти соучастник.

И еще… Если вы кому-нибудь что-нибудь скажете, вы снова кого-то убьете. Не мы — вы!

Директор не поверил, он бросил трубку и, тут же подняв ее, набрал ноль два Но вместо диспетчера ему ответил все тот же голос:

— Не глупите. Зачем вам брать на свою совесть еще одну жизнь…

Директор испугался, испугался этого своего несостоявшегося звонка даже больше, чем убийства зама. Они контролировали его, они обложили его…

Не надо звонить, надо ехать, сразу ехать в милицию…

Он вызвал служебную машину и распорядился ехать в горотдел. Но не доехал На полдороге в кармане зазуммерил мобильник.

— Вы приняли неверное решение, — сказал все тот же голос. — Возвращайтесь и заскочите по дороге к Вике. Она вас очень ждет.

Вика была любовницей директора.

— Поворачивай, поворачивай к Вике! — закричал он.

Водитель, испуганно глядя на него, развернул машину.

На пятый этаж директор вбежал, прыгая через две-три ступеньки, забыв о лифте. Дверь в квартиру была заперта. Он, лихорадочно шаря по карманам, нашел ключ, долго пытался попасть им в ускользающую замочную скважину. И все же попал…

В квартире было тихо, не было видно разбросанных вещей, не чувствовалось присутствия посторонних людей. Директор даже немного успокоился. И совсем успокоился, когда увидел Вику, лежащую на тахте в запахнутом халатике.

— Вика, — сказал он, — я так за тебя испугался.

Но Вика ничего ему не ответила, она молчала.

Директор подошел ближе и понял, что его любовница не спит. Лицо ее было безмятежно-расслабленным, но из груди торчала ручка кухонного ножа.

Он схватил его, чтобы выдернуть, почувствовал, как рукоять скользит в ладони и одновременно липнет к ней. Испугался и разжал руку.

Это была кровь, неестественно густая, потому что подсохшая кровь.

Он отшатнулся от мертвой любовницы и стал отступать к двери. Но тут раздался звонок телефона. Он звонил долго, бесконечно долго, и директор, повинуясь рефлексу, снял трубку.

— Да.

— Вы пришли? — это был тот же голос, все тот же самый голос… — Нам очень жаль. Видите, что бывает, когда стороны не могут найти общий язык.

Теперь директор уже не кричал и не грозил позвонить в милицию. Теперь он стоял, как болван, и просто слушал.

— Вы не подходили к трупу, не пытались вытащить нож, не дотрагивались до него? Если дотрагивались, то дело плохо, следствие обнаружит на нем отпечатки ваших пальцев, а свидетели покажут, что вы находились с потерпевшей в сложных отношениях.

— Но ведь это вы сказали мне, чтобы я приехал! При водителе, который подтвердит!..

— Водитель подтвердит только то, что вы, поговорив по мобильному телефону, пришли в крайнее возбуждение и приказали ехать к любовнице. Потому что кто-то позвонил и сказал вам, что она находится там с вашим соперником. Вы приехали и…

— Но это не так!

— Об этом, к сожалению, знаете только вы. Один вы.

— Но что же тогда делать?

— Найдите на кухне салфетку, оберните ручку ножа и аккуратно выдерните его. Нож положите в пакет и возьмите с собой. Потом, позже, вы выбросите его где-нибудь в укромном месте. От одежды лучше избавьтесь или хорошенько ее застирайте, так как на ней могут оказаться капельки крови. Водителю скажете, что не застали Вику дома…

Директор слушал, и ему казалось, что его собеседник говорит дельные вещи, что он помогает ему. На самом деле его топили, выстраивая его же руками законченную картину совершенного им убийства. Его заставляли делать то, что делал бы на его месте типичный убийца — изымать и прятать орудие преступления, застирывать одежду, вводить в заблуждение свидетелей.

Наверное, если бы он вызвал милицию, он мог что-то объяснить, доказать. Но только если не откладывая, если прямо теперь, а не потом, когда всем станут очевидны его попытки замести следы преступления. Когда ему неопровержимо докажут его присутствие в квартире убитой, снимут с ручек дверей, с телефонной трубки, кранов отпечатки его пальцев, когда найдут выброшенный им нож и допросят водителя…

— Да, спасибо, я все понял. Я сделаю, как вы сказали…

Он нашел салфетки, облапав полкухни руками, вытащил из раны нож, бросив его в пакет, который обязательно должен был заметить водитель, потому что раньше его не было.

Неуклюжими попытками спастись он усугубил свое положение гораздо больше, чем если бы ничего не делал. Он выкручивался и потому увязал все больше. Как если бы тонул в болоте, где каждое лишнее движение лишь погружает жертву все глубже и глубже в трясину.

Попал директор!.. Лет на пять попал… Так что не дернешься!..

Когда он вернулся домой, его встретила испуганная до бесчувствия жена.

— Где ты был? — с порога завопила, запричитала она.

— Не ори! — оборвал ее муж. — Не до тебя.

— Не до меня?! — взвизгнула жена. — Тебе не до меня, а им… Ты со всякой сволочью водишься, а они приходят в дом и…

Он мгновенно, словно споткнулся, замер.

— Что случилось?

— Случилось! — вновь закричала, заплакала жена.

Дети — понял директор и сел, где стоял.

— Что произошло?! Что?! Говори!!

— Они… Они… Они убили. Они Черныша убили!..

В гараже, на полу, на подстеленном коврике, лежал семейный любимец ротвейлер Черныш. Мертвый лежал. Он был не просто убит, у него были отрублены лапы и перерезана шея.

Директор сразу все понял, понял, что это наглядное ему предупреждение, что, если он не образумится, если будет упорствовать, точно так же поступят с его женой и его детьми. Им тоже отрубят руки и ноги и перережут горло.

Эти — перережут! Эти, еще даже не угрожая, не шантажируя, а лишь демонстрируя силу, убили трех человек. Уже трех человек!

Директор сел в гараже на пол на уголок подстилки, на которой лежал мертвый ротвейлер, и стал ждать звонка. Просто стал ждать звонка, чтобы сказать — да.

Он капитулировал. Он готов был принять любые условия…

Похороны генерала в отставке Крашенинникова прошли тихо, по-домашнему. Из командования никого не было — собрались только бывшие однополчане и бойцы, служившие под его началом. Гроб вскинули, поставили на плечи и несли на себе несколько кварталов. Впереди шли бойцы с венками и подушечками, к которым были приколоты награды покойного, по две-три на каждой, так как наград было много, а подушечек мало.