Томас был убежден, что механик говорит неправду, чтобы выписать счет побольше, но радовался этому обстоятельству. Он предложил Хелене продолжить путешествие в его автомашине.
— Вы очень любезны, господин Отт, — ответила она после некоторого колебания. Ее багаж был перегружен.
Механик получил от Томаса крупные чаевые.
На протяжении ста километров Хелена не произнесла ни слова. Наконец разговор завязался, и она сообщила, что договорилась о встрече в Монте-Карло со своим женихом.
В Монте-Карло Томас подвез ее к отелю «Париж». Здесь Хелену ждало сообщение, что ее жених не сможет приехать.
— Я займу его апартаменты, — заявил Томас.
— Пожалуйста, месье, — ответил администратор, пряча пятитысячную банкноту в жилетный карман.
— Но если мой жених все-таки приедет…
— Тогда он будет устраиваться сам.
Отодвигая Хелену в сторону, Томас прошептал:
— Он вообще не для вас. Вам не кажется, что он вами пренебрегает?
Молодая дама внезапно рассмеялась. Два дня Томас и Хелена оставались в Монте-Карло, а затем поехали в Канны. Здесь они остановились в гостинице «Отель Кралтон». Томас провел несколько прекрасных дней. Он ездил с Хеленой в Ниццу, Сан-Рафаэль, Сан-Максим, Сан-Тропез. Купался с ней в море, катался на катере и водных лыжах, загорал на пляже.
Хелена смеялась над теми же шутками, что и Томас, те же блюда нравились ей, те же книги и картины. После нескольких дней она стала его любовницей.
На восьмой день случилось нечто.
С глазами, полными слез, лежала Хелена на кровати в своей спальне. Томас сидел рядом. Оба курили. Он перебирал ее волосы. Легкая музыка звучала в комнате, освещаемой маленькой лампой.
— Ах, Виль, я так счастлива, — прошептала Хелена.
— Я тоже счастлив, мое сердце.
— Правда?
В ее глазах вновь появился тот оттенок напряженности, который Томас не мог понять.
— Правда, дорогая!
Хелена внезапно откинулась на подушки и повернулась так, что Томас мог любоваться ее прекрасной загорелой спиной. С пугающей страстью она начала целовать Томаса.
— Я лгала тебе, я плохая, какая я плохая!
Томас молчал некоторое время, а потом спросил:
— Ты думаешь о своем женихе?
Она откинулась на спину и крикнула:
— Какая глупость! У меня вообще нет жениха. О, Томас, Томас!
Он почувствовал ледяной холод, пробежавший по его телу.
— Что ты сказала?
— У меня нет вообще жениха.
— Нет, я не об этом спрашиваю.
Он немного помедлил.
— Ты только что назвала меня Томасом?
— Да!
Из ее глаз полились слезы, они стекали по ее щекам и груди.
— Да, я сказала Томас. Так зовут тебя на самом деле, мой дорогой, мой любимый, мой бедный Томас Ливен. Ах, зачем я встретилась с тобой? За всю мою жизнь я не была так влюблена! И как раз я должна тебе причинить неприятность.
— Что за неприятность?
— Я работаю на американскую секретную службу, — сказала Хелена.
Томас не замечал, что сигарета обжигала ему пальцы. Он долго молчал. Наконец он вздохнул.
— О Боже, опять это начинается.
— Я не хотела тебе этого говорить, я не имела права.
Они предупреждали меня. Но я должна сказать тебе всю правду. Они хотели меня убить, — прошептала Хелена.
— Пожалуйста, медленнее и с самого начала, — попро сил Томас, обретая уверенность. — Значит, ты являешься американским агентом?
— Да.
— А твой дядя?
— Мой начальник полковник Гирек.
— А замок?
— Снят. Наши люди в Германии сообщили, что ты планируешь грандиозную аферу. И для этого собираешься приехать в Цюрих. Когда в газете появилось твое объявление, мы получили указание предоставить тебе кредит до 100 тысяч франков. В объявлении был скрыт какой-то трюк, который мы не поняли, а нам хотелось об этом знать, чтобы прибрать тебя к рукам. ФБР хочет тебя заполучить при любых обстоятельствах. Они там с ума сходят по тебе.
Она начала опять плакать.
— Потом ты потребовал 750 тысяч. Мы заказали срочный разговор с Вашингтоном. Что, ты думаешь, они ответи ли нам? 750 тысяч? Бред. Такой суммой они не хотели рисковать и тогда ввели в действие меня.
— Тебя? — повторил он. — И поэтому ты предприняла это путешествие? Так это была игра?
— Да, и механик в Гренобле!
— О Боже, а я, идиот, ему еще и чаевые дал. А жених?
— Все выдумка! Все! И теперь… и теперь я влюбилась в тебя и знаю, если ты не будешь на нас работать, они причинят тебе большие неприятности.
Томас встал.
— Останься со мной, любимый!
— Я вернусь, дорогая, — сказал он уставшим тоном, я должен подумать в полном спокойствии, если ты разрешишь. Все это, знаешь ли, со мной уже происходило.
Томас покинул ее и пошел через салон в свою спальню Здесь, у окна, он долго смотрел в ночь. Затем позвонил на кухню и попросил шеф-повара.
— Спит, все равно разбудите его.
Через пять минут зазвонил телефон.
— Гастон, это Отт. Я только что пережил страшный удар судьбы. Мне нужно что-нибудь легкое, возбуждающее. Сделайте мне томатный коктейль и несколько сардин.
Он положил телефонную трубку и подумал, что ничто не прошло. И в 1957 году они так же прижали его, как и в 1939 году.
Через открытую балконную дверь Томас взглянул нагород, на звезды, блестевшие над Средиземным морем. Отмелькали в темноте, и из этой темноты вдруг возникли мужчины, женщины его прошлого, то приближаясь, тс удаляясь: рафинированные красотки, холодные агенты, могучие руководители концернов, расчетливые купцы, главари банд, платные убийцы.
Вся его жизнь прошла перед его глазами, дикая, полна авантюр, которая во всей полноте развернулась во время войны, а началась в тот памятный майский день в 1939 году
КНИГА ПЕРВАЯ
Вербовка по принуждению
24 мая 1939 года без двух минут десять перед домом 122 по Ломбард-стрит в самом центре Лондона остановился черный «Бентли-Кабриолет». Из него вышел молодой элегантный мужчина. Загорелая кожа, манера движения, пробор на голове находились в явном противоречии с его педантичной одеждой.
На нем были брюки в черно-серую полоску с безупречной складкой, двубортный короткий пиджак темного цвета, черная жилетка с золотой цепочкой от часов, белая рубашка со стоячим воротником и жемчужно-серый галстук.
Прежде чем закрыть дверь автомобиля, он взял с сиденья шляпу и газеты: «Таймс» и напечатанную на розовой бумаге «Финансовый Таймс».
Тридцатилетний Томас Ливен подошел к входу в дом, на котором висела черная мраморная доска с золотыми буквами.
МАРЛОК И ЛИВЕН. АГЕНТСТВО ДОМИНИОНОВ
Томас Ливен был самым молодым банкиром Лондона и самым удачливым. Блестящей карьере он был обязан своей интеллигентностью, способностью серьезно действовать и вести две совершенно различные жизни.
Сама корректность был Томас Ливен на бирже. Вне этих священных мест он был молодой человек, пользующийся исключительным вниманием женщин. Один раз в неделю Томас посещал свой клуб в фешенебельном квартале Лондона и два раза в неделю занимался джиу-джитсу. Томас любил жизнь, и жизнь, казалось, любила его.
Роберт Марлок, его старший партнер, стоял посреди кассового зала, когда Томас вошел в банк и с достоинством поклонился.
Марлок — человек 50 лет, высокий, худой. Его водянистые глаза останавливались на собеседнике таким образом, что тому делалось неприятно.
— Хелло, — сказал Марлок.
— Доброе утро, господа.
Шесть служащих, сидевших за письменными столами, тоже поприветствовали Томаса.
Марлок стоял у металлического столба, на котором был установлен телеграфный аппарат, накрытый стеклянным колпаком, печатавший на узкой ленте, казалось, бесконечной, биржевые курсы. Томас подошел к партнеру и посмотрел записи ленты.
Руки Марлока почему-то слегка задрожали. Можно было сказать, глядя на них, что это руки шулера. Однако Томас не обратил на них внимания.
— Когда вы вылетаете в Брюссель? — нервно спросил Томаса Марлок.
— Сегодня вечером.
— Самое время. Смотрите, как неустойчивы ценности. Это следствие проклятого нацистского стального пакта. Газеты читали, Ливен?
— Конечно, — ответил Томас. Это звучало с большим достоинством, чем просто «да».
Газеты утром 24 мая сообщили о заключении между Германией и Италией договора о дружбе и союзе. Этот договор был назван «Стальным Пактом».
Через главный зал, старомодный кассовый зал Томас прошел в свой кабинет. Марлок последовал за ним и плюхнулся на один из обитых кожей стульев, стоявших перед высоким письменным столом.
Сначала господа обсудили, какие бумаги Томас должен продать, а какие купить. Их фирма имела отделение в Брюсселе. Кроме этого, Томас был пайщиком одного из частных банков Парижа.
