– Сто за одного!
– Не смеши народ.
– За обоих!
– Да подавись ты своими ризеншницелями…
* * *
Витиевато выругавшись, Макс тронул машину с места и покатил куда глаза глядят. Он ехал осторожно, памятуя о бесшабашных одесских таксистах и вагоновожатых, повально страдающих дальтонизмом, усугубленным куриной слепотой. К тому же колеса «Форда» то и дело выскакивали на булыжные мостовые, пересекающие главную магистраль, и тогда в салоне начиналась зубодробительная болтанка. Отслужившую свое колымагу давно было пора менять на что-нибудь более приличное, но деньги еще только предстояло заработать. Вместе с видом на счастливое американское жительство.
– Если они и после этого не выдадут мне грин-кард, – пробормотал Макс, – то я… то я не знаю, что сделаю…
Он действительно не знал. Да и что он мог, жалкий неудачник без роду, без племени? Ни богатых родственников, ни солидных связей – Макс болтался по жизни, как его серебряный медальон на цепочке. Зато прилежно изучал английский, надеясь в скором будущем поприветствовать новых соотечественников на их родном языке.
«Хай. Май нэйм из Макс. Глэд ту си ю, диэр фрэндз».
Попрактиковавшись немного, Макс включил радио. Мощные динамики с готовностью выдали лихой рок-н-ролльный мотивчик:
Чем ниже падешь, тем выше взлетишь.
Чем выше взлетишь, тем ниже падешь.
Судя по дребезжащему голосу вокалиста, тот свое давно отлетал-отпадал. Макс заставил его заткнуться на полуслове и насупился, вглядываясь в сумерки. Времени осталось в обрез. Хоть бери и лови кошек голыми руками. Или собак. Интересно, куда это запропастилась вся бродячая живность? Специально попряталась, Максу назло? Или же у мурок с бобиками существует свой комендантский час?
На середине этих размышлений «Форд» взвизгнул, выражая тем самым свое негодование по поводу чересчур резкого нажатия на тормоза. Макс подался вперед. Его внимание было приковано к старому фотографу, бредущему вдоль Итальянского бульвара с понурой мартышкой на плече. Патлы, точно у заправского хиппи, фигура и походка, как у узника Бухенвальда. Пенсионер, недобитый реформами. Ходячий пережиток тоталитаризма.
– И когда вы уже передохнете? – прошептал Макс, утапливая педаль газа.
Колеса «Форда» завизжали снова – на этот раз, бешено прокрутившись, прежде чем сорваться с места. Поравнявшись со стариком, Макс высунулся в окно и, не отпуская руль, схватил поводок, свисающий с шеи мартышки чуть ли не до земли. Сдернутый с хозяйского плеча, зверек заверещал, продолжая сжимать в лапах кукурузный початок. Так, вместе со своим сокровищем, и был втянут внутрь несущегося в направлении моря автомобиля.
Закрыв окно, Макс пристроил притихшую мартышку на пассажирское сиденье и посмотрел в зеркало заднего вида. Там подпрыгивала и раскачивалась стремительно уменьшающаяся фигурка старика. Вот умора! Этот старый хрен с подагрическими коленками пытался догнать автомобиль!
– Твой хозяин просто марафонец какой-то, – сказал Макс мартышке. – Это он в тебя такой прыткий?
Мартышка оскалила желтые клыки и попыталась цапнуть поднесенную к ее мордочке руку. Тогда вместо того, чтобы погладить злобную тварь, Макс ударил ее кулаком по голове и повернул налево, объезжая Театр музкомедии. Потом вправо, еще раз вправо и опять налево. Теперь «Форд» медленно катил по приморской улице Отрадная. Летом здесь бывало многолюдно, но осенью народ предпочитал валяться дома на диванах, а не на пляжах.
От моря тянуло сыростью. Спускающийся к нему «Форд» скрипел и раскачивался на колдобинах кривого переулочка. Расположенные по обе его стороны пансионаты давно опустели. О том, какая бурная жизнь происходила здесь еще какую-то неделю назад, свидетельствовали разбросанные повсюду бутылки и жестянки. Использованных презервативов валялось лишь немногим меньше, чем пробок, а окурков было столько, что впору налаживать производство табачных изделий.
Прибрежная площадка, на которой остановился Макс, недавно служила стратегической точкой для торговцев напитками, мороженым и шашлыками. Теперь тут гулял ветер да шуршали обрывки газет и полиэтилена. Обгоревший мангал напоминал подбитый танк, а рваные женские трусы, свисающие с него, – белый флаг, выброшенный неизвестно кем, неизвестно на какой минуте сопротивления. Полная капитуляция. Еще несколько дней, и осень вступит в свои права.
Неизбежная, как смерть.
* * *
– Ну что, резус-макака, – ласково спросил Макс у ощерившейся мартышки, – скучаешь небось по жарким странам?
Вместо изъявлений благодарности мартышка тявкнула и попыталась цапнуть его за палец. Пришлось приподнять ее на поводке и как следует встряхнуть, чтобы помнила свое место. Затем Макс заглушил мотор и, удерживая барахтающееся мохнатое тельце на весу, выбрался наружу. Окинул критическим взглядом окрестности. Ни души. Но даже если кто-то заметит приткнувшийся на площадке автомобиль, то ничего страшного. Мало ли в Одессе любителей секса на колесах?
Как в том анекдоте, когда водитель мчащейся на полной скорости машины левой рукой держится за руль, а правой шарит под юбкой пассажирки. «Эй, – кричит она, – что вы делаете, мужчина? Немедленно возьмитесь двумя руками!» – «С ума сошла, – возмущается водитель. – И как же я тогда буду править?»
Ухмыльнувшись, Макс отнес мартышку подальше, опустил ее на землю и обмотал конец поводка вокруг ржавой ножки мангала. Зверек неистово вырывался, но был слишком слаб, чтобы убежать. Издаваемые им вопли действовали Максу на нервы.
Вернувшись к автомобилю, он взял с заднего сиденья барсетку и открыл ее. Достал оттуда три металлические трубки толщиной с палец. Соединенные между собой винтовой резьбой, они образовали металлический стержень длиной сантиметров двадцать. Завершив сборку, Макс с бесконечными предосторожностями вынул из обложенной ватой коробочки стеклянную ампулу и вставил её в отверстие трубки. На конце трубки был вмонтирован курок. При нажатии на него приводился в движение ударник, разбивающий ампулу и высвобождающий поршень, который выбрасывал содержимое ампулы наружу. Макс еще ни разу не пользовался этим оружием и, честно говоря, побаивался безобидной на вид штуковины. Во рту у него скопилась обильная слюна, которую приходилось постоянно сплевывать под ноги.
Не выпуская трубку, он вынул из нагрудного кармана рубахи крошечную пилюлю и положил ее на язык. Это был атропин, употребляющийся обычно в качестве болеутоляющего средства. Но у Макса ничего не болело. Молодой мужчина в расцвете сил, он просто принимал необходимые меры предосторожности. Не приведи господь что-нибудь перепутать. Тогда сам окажешься на месте безмозглой мартышки.
– Чем выше взлетишь, тем ниже падешь, – пропел Макс, приблизившись к жертве на расстояние вытянутой руки. – Чем ниже падешь, тем выше взлетишь…
Он снова сплюнул и прицелился. Мартышка, как завороженная, уставилась в направленную на нее трубку и замерла.
– Умница, – сказал Макс и спустил курок.
Клац! Это было похоже на щелчок игрушечного пистолета. Мартышка тоненько заскулила, уронила головку на тщедушную грудь и завалилась на бок, судорожно открывая и закрывая пасть. Точно ребенок, которого внезапно сморил сон.
Мохнатое тельце еще вздрагивало, когда опомнившийся Макс метнулся к машине. Схватив трясущимися руками барсетку, он достал оттуда ампулу с противоядием, которое следовало принимать после каждого использования пневматического оружия. Он так нервничал, что уронил ампулу на пол «Форда» и едва нашел ее на ощупь. К счастью, склянка не разбилась. Постанывая от нетерпения, Макс отломил острый кончик ампулы и вылил ее содержимое на язык.
– Ух-х…
Бесцветная жидкость имела горьковатый привкус. Нитрат амила. В сочетании с принятым перед выстрелом атропином снадобье полностью исключало смертельный исход. Для стрелявшего, разумеется. У жертвы никаких шансов выжить не было. Выброшенная из трубки синильная кислота убивала наверняка, причем не оставляя никаких следов насилия. Мгновенная закупорка кровеносных сосудов, и пишите письма с того света. Главное – приблизиться к жертве на расстояние полуметра, остальное – дело техники.
Макс швырнул склянку из-под нитрата амила на землю и раздавил ее подошвой. Окинул прощальным взглядом бездыханный трупик мартышки. Уселся за руль, включил зажигание, выполнил элегантный разворот на посыпанной гравием площадке, щелкнул клавишей приемника.
Радиодевочки с готовностью затянули свое бесшабашное: «Мы посмотрим, ху из ху, ху из ху, ху из ху…» Камешки захрустели под колесами, как косточки маленьких обезьянок, к которым Макс не испытывал ни любви, ни ненависти. Эмоции лучше приберечь на потом, когда он очутится в Нью-Йорке с набором кредитных карточек в специальном отделении портмоне. А пока что нужно просто выполнять свою работу и не забывать вовремя принимать атропин и нитрат амила. Остальное приложится.
