Матис пожал плечами. Такие вещи случаются. Этот самолет, гордо названный «Британской кометой», похоже, оказался далеко не самым надежным: помнится, это уже не первое летное происшествие с лайнерами такого типа. Матис заказал себе обычный для рабочего дня ланч: стейк с соусом тартар и жареным картофелем, маленький кувшинчик «Кот дю Рон» и двойной эспрессо. День в Париже выдался тихий, а в такие дни Матису думалось особенно хорошо, и порой в голову приходили действительно отличные идеи.
Полицейское расследование дела об убийстве Юсуфа Хашима так и не привело к серьезным результатам. Удивляться не приходилось: в Париже существовали целые районы, куда полиция особо и не совалась — во-первых, потому, что это было слишком опасно для самих полицейских, а во-вторых, потому, что жители этих окраин не нуждались в помощи правоохранительных органов. Они сами устанавливали там свои порядки и, если даже говорили по-французски, сотрудничать с полицией не желали. Одной из таких зон был Курнёв — несколько кварталов района Сен-Дени, включающих в себя и печально известный «Город четырех тысяч».[39] Сарсель был еще более показательным примером: самое настоящее гетто со своими собственными жестокими законами, имеющими к законам Французской Республики весьма отдаленное отношение. Большая часть французов воспринимали появление таких кварталов как неизбежную расплату за империалистическое и колонизаторское прошлое своей страны.
Уход, а точнее, бегство французов из Индокитая было унизительным, но в то же время в результате этих событий в самой Франции ничего существенно не изменилось, за исключением, пожалуй, появления огромного количества мгновенно расплодившихся по всей стране вьетнамских ресторанчиков. С другой стороны, алжирская война просто наводнила французские города, и в первую очередь Париж, тысячами озлобленных иммигрантов-мусульман. Вроде бы эти люди и отгородились от окружающего мира и от ближайших городских кварталов в своих словно отделенных невидимыми стенами пригородах, но Матис все равно воспринимал эти районы как осиные гнезда, как котлы, где готовится чудовищное криминальное варево. Рано или поздно эти котлы должны были взорваться.
Юсуф Хашим был всего лишь одним из многих звеньев в длинной запутанной цепочке торговли героином. Полиция нашла в его квартире изрядное количество этого вещества, причем в экспертном заключении особо указывалось на неожиданно высокое его качество. Да, речь шла уже не о рискованном незаконном развлечении, модном в годы юности Матиса и практиковавшемся на коктейльных вечеринках в «Ле Бёф сюр ле Туа» и других ночных клубах. С тех пор наркотики оказались в смертельно опасной близости к любому человеку, даже не входящему в группу риска. Их распространяли по всей стране оптом и в розницу, товар предлагался всем, каждому потенциальному потребителю, а сетью поставщиков явно руководили люди, знающие и умеющие использовать все правила конспирации: каждый участник цепи знал настолько мало, что найти источник поставок было невозможно.
Марсельские коллеги Матиса, работая совместно с американскими детективами, добились определенных успехов, перекрыв один из каналов поставки наркотиков в Америку по морю, — тот самый канал, который в ФБР прозвали «французской связью». Впрочем, их гораздо больше удивило то, что удалось выяснить по ходу расследования: хотя во Францию в последнее время завозили больше героина, чем когда-либо прежде, основную часть его морским путем переправляли транзитом дальше — в Лондон.
Один французский полицейский сказал Матису, что возникает ощущение, будто кто-то объявил крестовый поход против Британии, обладая при этом безграничными ресурсами, чтобы развязать настоящую нарковойну.
Матис посмотрел на часы. У него оставалось несколько свободных минут, и он заказал себе еще кофе и маленькую рюмку коньяка. Вот уже несколько дней подряд что-то крутилось где-то в уголке его памяти, словно напрашиваясь на большее внимание и напряженную работу мысли. И вот сейчас, разглядывая красноватую тень, отбрасываемую на тротуар алой маркизой над витриной кафе, он вдруг вспомнил то, что было ему так нужно и не давало покоя.
Язык, вырванный щипцами… Ну да, он действительно слышал об этой чудовищной казни раньше, а теперь вспомнил, где именно. Его брат, майор французской пехоты, воевал в Индокитае. Как-то раз он рассказал Рене об одном вьетнамском военном преступнике, которого они пытались поймать и предать суду. Французы жаждали его крови за то, что он, как стало известно по данным разведки, любил развлекаться, глядя, как пытают пленных французских солдат. Впрочем, были у него «доброжелатели» и среди местного населения: слишком уж рьяно он претворял в жизнь коммунистическую доктрину борьбы с католическими миссионерскими школами. Его специальностью был захват ходивших в такие школы детей с последующими жестокими истязаниями. Многие дети, попав к нему в лапы, оставались инвалидами на всю жизнь.
Вернувшись к себе в офис, Матис попросил секретаршу связаться с архивом и подобрать папки с фотоматериалами по военным преступникам времен войны в Индокитае.
После обеда с Бондом Матис отдал одному из своих подчиненных распоряжение найти парижскую фабрику Джулиуса Горнера и сфотографировать ее владельца. Вскоре он получил несколько снимков сносного качества: на них был запечатлен высокий мужчина славянской внешности с правильными чертами лица, вот только выражение этого лица производило на редкость неприятное впечатление. Естественно, обращала на себя внимание и непропорционально большая левая рука в белой перчатке. На двух фотографиях с ним рядом был человек в армейском кепи; с восточными, возможно вьетнамскими, чертами.
Вскоре секретарша вернулась с довольно большой коричневой картонной коробкой, и Матису потребовалось всего несколько минут, чтобы найти нужный снимок. На его столе лежали рядом две фотографии: на только что отпечатанном, едва ли не влажном черно-белом снимке был изображен человек в кепи, стоящий рядом с черным кабриолетом «Мерседес-300D»; другой снимок представлял собой вырезку из газеты одиннадцатилетней давности: на нем, судя по подписи, был запечатлен некто Фам Син Куок, портретами которого с надписью «Разыскивается» в свое время были оклеены все стены во французском Сайгоне. В том, что это один и тот же человек, сомневаться не приходилось.
Тем не менее Матис не схватился немедленно за телефонную трубку и не вызвал машину, чтобы ехать на химическую фабрику Горнера. Для него куда важнее было выяснить другое: ограничивается ли связь Горнера с Юго-Восточной Азией тем, что этот психопат — его помощник, личный телохранитель и палач-головорез в одном лице — происходит оттуда. Или, может быть, здесь есть что-то еще?
Закурив «Голуаз» с фильтром, Матис положил ноги на рабочий стол и задумался над тем, какая коммерческая выгода могла светить Горнеру, рискни он сунуться в этот опаснейший район мира: треугольник Лаос — Вьетнам — Камбоджа.
Париж и Калифорнию разделяют девять часовых поясов, и в девять утра, ощущая, как на глазах начинает припекать солнце, Феликс Лейтер нажал кнопку звонка на калитке, ведущей на лужайку перед выстроенным в испанском стиле домом на Джорджина-авеню в Санта-Монике. Услышав зуммер открывающегося замка, он толкнул калитку и поковылял по траве к парадному крыльцу дома.
Седеющий техасец, в свое время бывший надежным партнером Джеймса Бонда едва ли не в самых сложных и опасных операциях, теперь работал в детективном агентстве Пинкертона и не скрывал, что эта работа наводит на него скуку смертную. Вот и на этот раз задание ему выпало не из тех, что вдохновляют сыщика на полет творческой мысли: его нанял продюсер одной голливудской студии. Предмет контракта — разыскать пропавшую девушку. Звали ее Трикси Рокет; она снялась в паре фильмов категории «Б», а затем исчезла из поля зрения, не оставив никому ни адреса, ни телефона — ничего вообще. Родители девушки, приехавшие из Айдахо, подняли шум — пока что лишь в пределах студии. Их подозрения пали на продюсера, выбравшего Трикси для съемок; сам он был бы чрезвычайно рад найти ее, чтобы замять скандал и восстановить свое доброе имя — по возможности до того, как его жена что-нибудь услышит об этой неприятной истории.
Для человека с опытом и талантами Лейтера это была рутинная и банальная работа, но с тех пор, как он потерял правую ногу и руку в схватке с акулой, помогая Бонду выбраться из трудной ситуации в Майами, ему приходилось ограничиваться теми заданиями, которые не требовали больших физических усилий.
Сначала из-за двери дома № 1614 по Джорджина-авеню послышался яростный собачий лай, затем из ближайшего к входной двери окна высунулась головка симпатичной темноволосой женщины. Хорошенькая брюнетка прижимала к уху телефонную трубку и жестом попросила Феликса подождать. Он присел на бордюр у края газона и стал просматривать свежий номер «Лос-Анджелес таймс».
