Он попытался встать.
— Лежать, — прерывающимся голосом простонал конвойный. Он видел, что дверь открыта, но сам, с пробитой железкой грудью, пошевелиться не мог. Только постанывал. Судя по тому, что не появились ни шофер, ни другой конвоир, — они или зажаты в кабине, или мертвы. — Сейчас гаишники… Не вздумай… пристрелят… — захлебывался наполнявшей рот кровью конвойный. — Я стрелять буду…
— Стреляй, — каким-то просительным тоном сказал Дедов.
Он все-таки встал, попытался открыть дверцу. Ее перекосило, щель была маленькая и мешала протиснуться железка, упершаяся в дверь. Юрий услышал сигнальные сирены — милиция? «Скорая»?
Поняв, что другого шанса не будет, поднатужившись, он пролез в дверь, глубоко распарывая кожу на руках и ногах. Куртка трещала, оставляя обрывки на проволоке. Юрий хотел взять пистолет у конвойного, но пистолет был в кобуре за спиной, и раненый придавливал его всем телом.
«Если наклонюсь, потеряю сознание», — подумал Дедов как во сне, слыша приближение машин милиции. Они сигналили оглушительно.
Выбитая при столкновении дверца, смятая гармошкой, висела на одной петле. Юрий посмотрел вниз. Высоко, ступенек нет. Он чуть присел и спрыгнул. Завалился набок и потерял сознание на несколько секунд. Тут же открыл глаза и обнаружил, что на лицо падают редкие снежинки. Юрий видел серое небо, не в клетку. Лежал на снегу, размятом колесами в грязную кашицу, прямо на дороге.
Еще несколько минут, и его запихнут в милицейскую машину или в «скорую», а после в тюремную больницу, а после…
«Да не будет уже никакого после!» Юрий собрал все силы и, покачиваясь, пошел, ускоряясь, к пролому в ограждении набережной, где все сильнее дымила протаранившая автозак машина. Дедов торопился. Уже кто-то кричал за спиной, но он не различал слов. То ли «стой!», то ли «стреляй!»
«Вода, наверное, холодная», — это последнее о чем подумал Юрий Дедов…
* * *
Ермилов ехал на служебном микроавтобусе уже по загородному шоссе. У него в папке лежала санкция на обыск дома, где все еще жил Граевский.
Правильно, что не стал тогда его выгонять с дачи, — размышлял Олег, глядя на мелькающий за окном голый лес с темно-зелеными вкраплениями старых елей. Снег лежал огромными валами вдоль дороги. — Вспугнул бы. А так он спокоен, и все цацки небось при нем. Сегодня Дедов обоснуется в «Лефортово» и со спокойной душой мне сдаст Граевского. Покупал-то драгоценности Иван Лукич на свои кровные, а квитанции — у Юрия Леонидовича. Сделаем Граевскому козью морду. Изымем, и дело с концом, и с его собственной дачи погоним. Это для начала, а там, глядишь, Дедов еще для чего созреет. Намекал же на вице-премьера и зам министра финансов…
Когда Олег начал подремывать от тепла в салоне и покачиваний микроавтобуса, зазвонил мобильный.
Полковник слушал молча, с закаменевшим лицом.
— Понял, сейчас приеду… — И обратился к шоферу: — Дима, разворачивайся!
— Товарищ полковник, так я…
— Поворачивай! — Ермилов выругался. Помолчав минуту, понаблюдал, как Дима выкручивает руль, переезжая на встречку, и сказал: — Извини, Дим. Но давай побыстрее.
Оперативники в эту перепалку не вмешивались. Только когда уже подъезжали к Москве, один из них басом произнес, ни к кому не обращаясь:
— Вот тебе, бабушка, и Юрьев день…
Ермилов раздраженно дернулся, но промолчал. Высадив оперов у метро, он с шофером понесся на место ДТП.
Там уже был микроавтобус с надписью «ФСБ». Еще бы, только получили английского шпиона, и как расценивать это происшествие? Попытка бегства? Попытка убрать подследственного, чтобы заткнуть ему рот?
Пожарные тушили «тойоту», к месту столкновения пока не подпускали. Ермилов увидел высокую фигуру в знакомой дубленке — полковник Сорокин. Тот стоял около служебной машины и задумчиво смотрел в сторону суетившегося пожарного расчета.
— Сергей, что тут? Жив он?
— A close mouth catches no flies[12], — проговорил тот с расстановкой.
— Значит, мертв? — не сразу, но Ермилов понял, о чем сказал Сорокин. Прикрыв ладонью глаза, он постоял так несколько секунд, пытаясь собраться с мыслями. — Думаете, это все нарочно? — Олег убрал руку и кивнул в сторону дымящейся легковой машины.
— Понятия не имею, — беспечно сказал Сергей, но за этой его внешней беспечностью явно проглядывала решимость разобраться.
Когда пожарные разрешили подойти, Ермилов увидел печальную картину. В ДТП не выжил никто. А труп Дедова плавал в реке. Поскольку тут было довольно мелко, прыгнув вперед головой, он ударился о каменное дно. Его отнесло немного течением, и он зацепился курткой за корягу.
Труп выловили, положили на снег. Судмедэксперт ФСБ осмотрел его.
— Только ушибы, по-видимому, переломы от аварии, сложная черепно-мозговая травма, раздроблена голова при падении в воду. Нет ни огнестрельных, ни колото-режущих. Похоже, сам. Так в наручниках и сиганул.
Нашлись и свидетели его прыжка, видевшие все с противоположного берега. Водитель «тойоты» оказался пьяным. Не дожидаясь экспертизы, можно было понять это, сунув нос в салон. Даже вонь от гари не перебила запах водочного перегара.
— На первый взгляд, несчастный случай, стечение обстоятельств, а Дедов использовал шанс и покончил с собой, — после осмотра места происшествия расстроенно заключил Ермилов.
— Думаю, что и на второй взгляд ничего не изменится. Накрылось твое дело с коррупционерами-чиновниками, — Сорокин хлопнул его по плечу. — Ты все еще хочешь перейти к нам?
Олег кивнул, провожая взглядом носилки, на которых уносили Дедова.
Начало 2004 года
Ермилов проснулся вполне довольный жизнью… Потихоньку служба на новом месте начала налаживаться. Сперва Сорокин его засадил за бумажную работу, чтобы он постепенно разбирался в принципах функционирования английского отдела и привыкал к незнакомым порядкам на должности старшего инспектора. Но довольно скоро новый шеф стал привлекать и к анализу прекращенных материалов, которые были в производстве у сотрудников отдела…
Настроение испортило поскуливание Мартина, глядящего пристально и выжидающе на хозяина. У него не осталось щенячьей милоты и дурашливости, он превратился в довольно крупного и злого пса. Чуть было не покусал Руденко, приехавшего во время отпуска с женой и сыном в гости к Ермилову. Алексей посмеялся и, ничуть не испугавшись, утверждал, что собаки его не любят потому, что от него старым волком пахнет. Правда, уже через пятнадцать минут Мартин к нему ластился и лизал гостю руки…
Олег с кряхтением поднялся, в мороз побаливала простреленная в Грозном нога. Подумал, что надо поторопиться, но воспоминание о Руденко, на которое навел его Мартин, отчего-то встревожило и занозой засело в голове.
Ермилов неторопливо открыл шкаф, игнорируя стоны Мартина, и подумал, что надо старый прокурорский китель отвезти на дачу. На кителе был орден Мужества, полученный за Чечню. Олег считал, что орден незаслуженный, но тогда давали за командировки, проворно посылали представления в наградной отдел, особенно прокурорские работники. Не всем, правда, давали, но, с учетом ранения, с наградой для Ермилова задержки не вышло. А Карпенко требовал надевать его на все торжественные мероприятия.
Сняв орден с кителя, Олег решил отнести его на работу и спрятать в сейф.
— Мартин, прекрати завывать! Не маленький, потерпишь. Мы с тобой на полчаса позже обычно ходим, — он потрепал его между ушей. — Может, ты внедренный ко мне агент SIS, призванный не давать мне покоя ни днем, ни ночью? А? «Вы рискуете, Штюбинг!» — вспомнил Олег фразу из старого фильма.
Пес вилял хвостом, не понимая, почему вдруг хозяин застыл с отрешенным видом.
Ермилов вспомнил то, что провалилось в архив памяти и почти стерлось за эти три года. Виктор Сергеевич… Где же он, тот человек, о котором упоминал на допросе Дедов? Ведь эти сведения, даже при адвокате, ныне покойный Юрий повторил слово в слово… Мартин уже взвыл в голос.
— Иду, иду! — Олег снова схватил пса за уши и потрепал: — У, собачья морда! Может, ты знаешь, где Виктор Сергеевич?..
В приезд Руденко этим летом в августе им все-таки удалось съездить на рыбалку вдвоем. Алексею тесть дал уазик, и они забрались далеко от Москвы, устроились у довольно быстрой реки, где немилосердно резвились оводы.
— Тут вам не Кипр, тут климат иной, — перефразировав песню Высоцкого, фальшиво пропел Алексей, улепетывая от огромного овода.
Потом он начал таскать на вечерней зорьке лещей одного за другим, а у Ермилова не клевало.
— Слушай, ты что, волшебное слово знаешь? — разозлился Олег.
— Тихо ты! Они очень пугливые, — зашептал Алексей. — И леску надо потоньше. А у тебя почти канат. С таким разве что на акулу…
Он откинулся на спину, на травяной, нагретый за день холм.
