— Конечно. Я его и в Понтийске, и здесь, в бухте, встречал. По-моему, у дядьки его видел, в школе.
— У дядьки? Гм… Так вот, раз нашли труп — естественно, милиция должна проверить всех подозрительных… И в зоне их внимания оказываешься ты, со своей справкой об освобождении из заключения.
— Я понимаю, — сказал Курнаков. — Потом они извинились и тут же отправили меня в Понтийск. И здесь, в гормилиции, извинились, хотя наши-то вроде ни при чем, не они ведь задерживали.
— Это они за всю милицию извинялись, Федя, такие теперь люди в нашей милиции. Так ты говоришь, что видел Миронова у дядьки?
— По-моему, видел. А чего это я? Вы сами и спросите у него, у Панаса Григорьевича. Пойдемте к нему, он гостей любит, ему б только свежего человека, он его начисто байками затравит. Идемте? А утром вас отправлю…
— Нет, Федор. Во-первых, без предупреждения неловко, ты все-таки Панасу Григорьевичу скажи обо мне, про Миронова ты, верно, уж рассказал…
— Говорил, только я фамилии не знал…
— Во-вторых, я соседа по палате потерял. А мы условились, если растеряем друг друга, сразу двигаться в город. Не вернусь вовремя, он будет беспокоиться. Давай так. Ты завтра или послезавтра, как тебе будет удобно, придешь ко мне, и мы вместе отправимся сюда. И еще раз — спасибо тебе.
— Да будет вам, — сказал Курнаков, хотел что-то добавить, но тут крикнули от трапа «Ракеты»:
— Эй, на причале! Вы таки едете, да?
Леденев снова стиснул Федору руку, крикнул на ходу: «Жду тебя!» — и вбежал на борт.
Когда «Ракета» приняла на траверс южный входной маяк Балацкой бухты, Юрий Алексеевич увидел вдруг, как открылась светлая проплешина осыпи на Лысой Голове, где он совсем недавно беспомощно распластался, боясь шевельнуться, и только сейчас до конца осознал всю рискованность тогдашнего своего положения.
Ему стало не по себе, и тут пришло в голову, что осыпь скорее не плешь напоминает, а седую прядь на голове, недаром ведь сопку Головой зовут, и по ассоциации вспомнился стройный седой человек, которого видел Курнаков.
«Случайна ли эта встреча?» — подумал Леденев, и вдруг почувствовал, как его тронули за локоть.
— А я вас знаю, — услышал он женский голос.
Юрий Алексеевич повернулся и увидел рядом с собой белокурую девушку в платье горошком. Она держала в руке темные очки, которые сняла, по-видимому, затем, чтобы Леденев ее узнал, и улыбалась.
— Вы из нашего санатория, верно, — сказала девушка, и Юрий Алексеевич, видевший ее раньше не иначе как в белом халате, понял, что перед ним дежурная медсестра Зоя.
— Здравствуйте, Зоя, — сказал Леденев, и девушка, довольная тем, что ее узнали, заулыбалась еще больше.
— На экскурсии были? — спросила она.
— Да так вот, — ответил Леденев, — бухту смотрел, бродил по горам…
— Купались?
— Нет, как-то не удосужился.
— А здесь вода, в бухте этой, особая. Теплее, чем в Понтийске.
— И вы сюда забираетесь, чтобы искупаться?
— Нет, что вы, у нас и в Понтийске неплохо, — возразила Зоя. — Брат у меня здесь, в школе, водолазный инструктор. Малышка у него народилась, вот я и ездила проведать. У меня выходной сегодня…
В разговорах время пролетело незаметно. Вскоре «Ракета» подваливала к причалу местной пассажирской линии, расположившейся в отдалении от пирсов, принимавших солидные лайнеры. Узнав, что Зоя спешит в санаторий, Юрий Алексеевич вызвался сопровождать ее, хотя у него на остаток этого дня были иные планы.
Но из провожатых Леденева отставили, едва он подошел с Зоей, держащей его под руку, к проходной порта.
К ним приблизился высокий рыжеватый парень в шелковой офицерской рубашке с погонами капитана Военно-Воздушного Флота, и Юрий Алексеевич почувствовал, как Зоя, отпустив его руку, так вся и подалась навстречу капитану.
— Знакомьтесь, — сказала она. — Это Павлик, тоже наш, из санатория, второй срок уже… А это…
Леденев назвал себя и усмехнулся, видя, как сердито косится на него парень, нелюбезно буркнувший ему: «Капитан Горбачев».
Он отвел Зою в сторону и принялся шепотом выговаривать ей за что-то. Девушка возражала, разговор затягивался, и Леденев решил вмешаться.
— Теперь, — сказал он, подойдя к молодым людям, — теперь, Зоя, у вас есть более надежный спутник, нежели ваш покорный слуга. Если не возражаете, я вас покину, у меня в городе кое-какие дела.
— Не возражаю, — с вызовом ответил Горбачев, Зоя удивленно глянула на него, а Юрий Алексеевич подумал, что вежливости у капитана не избыток, не мешало б и поучить «летуна» правилам хорошего тона.
Оставив свою попутчицу по «Ракете» и ее капитана-летчика, Юрий Алексеевич направился в городской музей. Директор музея встретил Леденева радушно, он много занимался историей понтийского подполья и был рад, когда судьба сводила его с такими внимательными и серьезными собеседниками.
— Вы говорите, что весь отряд погиб?
— Это странная и запутанная история. Из катакомб Лысой Головы выбрались считанные единицы. Работники музея, те, что были здесь еще до меня, я работаю пятый год, сумели разыскать шестерых партизан, спасшихся оттуда. Это оказались бойцы понтийского гарнизона, из той части, которая не ушла из города при эвакуации, а укрылась в Лысой Голове. Все они жители других мест, ни одного понтийца, связь поддерживать с ними было трудно. Но все они утверждают, что огромной силы взрыв засыпал все входы и выходы, а также большую часть партизан. Оставшиеся в живых в кромешной тьме искали спасения, но натыкались лишь на камень. Из тех шестерых, о которых я говорю, двое были на посту у входа. Взрыв был где-то позади, внутри катакомб. Их засыпало, сильно контузило. Когда они очнулись, то обнаружили, что вернуться в катакомбы не могут, ход туда был закрыт. Тогда поползли наружу и оказались на склоне Лысой Головы. Там отлежались в кустах до утра, а днем их подобрали санитары и спасательные отряды, которые были направлены командованием, уже знавшим о взрывах в катакомбах.
— Вы сказали — «взрывах»?
— Да. Ранним утром раздался второй взрыв. Он обрушил своды туннеля на головы удирающих из Понтийска гитлеровцев. Взрыв был такой силы, что туннель перестал существовать вовсе. В момент взрыва в горе проходил воинский эшелон с фашистами. Все вагоны, набитые гитлеровцами, так и остались в Лысой Голове навечно. После освобождения города туннель не взялись даже восстанавливать, это оказалось нецелесообразным, и дорогу пустили по поверхности Лысой Головы.
— Ну, а остальные четверо?
— Поначалу их было семеро. После взрыва они долго и тщетно искали выход на поверхность. Вскоре стало трудно дышать. Люди совсем отчаялись увидеть когда-нибудь белый свет, и вдруг раздался второй взрыв. Когда оглушенные партизаны пришли в себя, то почувствовали приток свежего воздуха. Значит, решили партизаны, где-то образовался новый ход. Так и было, ход отыскали и через него выбрались к жизни. Но теперь их оставалось только четверо. Трое партизан остались под грудой камней. Такие вот дела…
— И это все, кто спасся?
— Нет. Я знаю одного коренного понтийца, тоже спасшегося из катакомб. У него есть сведения, что кое-кто выбрался в других местах. Но он был контужен во время первого взрыва и помнит все весьма смутно. Рассказывает, что его все время кто-то тащил на себе, вроде бы его дружок по отряду и сосед по улице, оба они были рыбаками, но друг его числится без вести пропавшим.
— А руководство отряда?
— Вроде бы все погибли. Правда, совсем недавно я узнал, что в Понтийске со времен войны остался еще один человек, кажется, он был заброшен в катакомбы с Большой земли и ведал у партизан разведслужбой. Он был тяжело ранен при освобождении города, по ранению демобилизован и остался в Понтийске. Мне не было известно, где находился этот человек во время взрыва — в катакомбах или в городе, и я написал ему письмо с просьбой посетить музей. Он заходил однажды, но очень торопился, обещал зайти еще и вот не зашел до сих пор.
— Как его зовут?
— Миронов. Сергей Николаевич Миронов.
— Он не придет к вам больше, — сказал Леденев. — Миронов погиб.
— Как «погиб»? — вскричал директор музея. — Но ведь…
— Несколько дней тому назад Сергей Николаевич Миронов погиб. Несчастный случай.
— Да… Как же так? А я надеялся с его помощью прояснить кое-какие детали, — сказал директор. — Оборвалась еще одна ниточка. И человека жалко. Он был такой веселый, жизнерадостный.
— Жалко, — согласился Леденев. — Я тоже его знал, Юрий Иванович. Но мне кажется, что я смогу вам помочь. В ответ на вашу любезность, с какой вы позволили мне ознакомиться с музейными документами, я, по-видимому, найду для вас человека, который кое-что добавит к раскрытию тайны катакомб Лысой Головы.
