этой стране тяготеет сейчас большинство индонезийских политиков и генералов.
— Особенно тех, которые находятся в оппозиции к президенту Сукарно, — решил продемонстрировать хоть какую-то степень информированности Пеньковский.
— Это хорошо, что вы в курсе общей ситуации в этой азиатской стране. Для нас важно знать, насколько глубоко укоренился в их умах и в технических расчетах индонезийско-японский альянс и что конкретно мы способны противопоставить ему.
— Было бы приказано, товарищ генерал, — все в том же тоне парня-сорвиголовы заверил его Пеньковский, — а уж мы выясним, убедим, выудим… Как и когда я могу получить ваш «вопросник»? Хотелось бы по-деловому взглянуть на него.
— Да хоть сейчас. Где меня найти, вы знаете.
— В течение получаса буду у вас.
— Красиво мыслишь, полковник.
Естественно, Пеньковского интересовал сейчас не «вопросник», который, в общем-то, не вызывал у него никакого интереса. Тем более что и без него заниматься «разработкой» членов индонезийской делегации будет кому. Самое важное, что интересовало его сейчас, — на когда намечен приезд этого «вождя всех времен и всех азиатских народов», как уже наверняка именует его пропрезидентская пресса Индонезии. Уж он-то знал, до какого маразма доходили в своих необузданных культах личности Мао Цзэдун и его коллеги из Северной Кореи и прочих «братских».
Однако это — проблемы Кремля. А сам он молил Господа, чтобы визит Сукарно не помешал его командировке в Лондон. Поскольку именно к этому всё и шло.
Уже спустя несколько минут машина Пеньковского остановилась у подъезда Управления КГБ. Причем, входя в кабинет Ванина, полковник все еще надеялся, что тот пока еще не осведомлен о его предстоящем вояже в Британию, а если и знает о нем, то не станет препятствовать. Хотя опыт подсказывал, что к престижным зарубежным поездкам в таких кабинетах всегда относились ревниво: «Почему вдруг? С какой стати и за какие заслуги?!» А порой и мстительно.
— Пунктов здесь немного, — тут же протянул ему листик с отпечатанным текстом генерал. — Ознакомьтесь прямо здесь и сейчас. Если появятся вопросы, готов ответить.
Вопросы оказались традиционными: какие договоры уже подписаны, а какие еще только готовятся к подписанию; предусмотрена ли в одном из них «ракетная программа» перевооружения индонезийской армии; и как будут решаться вопросы подготовки кадров под реализацию этой программы?
Интересовало также внешнюю разведку, кто именно из индонезийских генералов лоббирует связи с Японией, в ущерб связям с Союзом и европейскими капстранами; и какую неофициальную позицию занимает по этому вопросу сам Сукарно?..
— Как вы понимаете, значительную часть нужной информации мы уже получаем из источников в индонезийском Генштабе и в окружении президента, а также из донесений сотрудников посольства.
— У меня есть опыт работы за рубежом, в том числе и под дипломатическим прикрытием, товарищ генерал.
— Я в курсе.
— Поэтому остается выяснить один-единственный вопрос: в какие сроки планируется приезд Сукарно в Москву?
— Это интересует всех, вплоть до высшего руководства нашей страны.
— Для меня это принципиально важно — ориентироваться по датам.
— Предположительно, это событие должно произойти в первых числах июня.
Уловив глубокий вздох полковника, Ванин не сразу понял, что это вздох облегчения, поэтому настороженно взглянул на него.
— Вас тревожит привязка к датам возможного пребывания президента Индонезии в нашей стране?
— Естественно, тревожит. Но вижу, что у нас пока еще достаточно времени, чтобы начать теоретическую проработку указанных вами вопросов, — объяснил Пеньковский.
— Красиво мыслишь, полковник.
— Правда, все эти пункты ваши люди могли прояснить через консульский отдел посольства или через наших агентов в советском посольстве в Джакарте; через экономический отдел внешней разведки, наконец.
Замечание генерал воспринял болезненно, тем не менее отреагировал с достоинством:
— Не могли же мы оставить без внимания возможности вашего отдела, полковник. Игнорировать таких специалистов, как вы, не в наших правилах.
— По опыту знаю, что какие-то нюансы тех проблем, о которых идет речь в данной «разработке», в самом деле могут всплыть во время общения с членами индонезийской делегации. Так что наша задача — максимально вскрыть возможности подобных визитов. Само собой, буду подключать своих людей.
— Наконец-то им по-настоящему будет чем занять себя, — странновато как-то проворковал Ванин.
«Ничего, — мысленно успокоил себя Пеньковский, чувствуя, что своим красноречием генерал в очередной раз попытался щелкнуть его по носу. — Главное, что помешать моей поездке в Британию визит этого аборигена индонезийской глубинки никак не сможет. Другое дело, что и расслабляться тоже нельзя. Не тот случай».
— Словом, времени у нас пока еще достаточно, будем действовать, — попытался Пеньковский скомкать окончание их встречи, а значит, предельно сократить её.
— Не так уж и много у вас времени, как может показаться, полковник, — вдруг суровым командирским голосом одернул его Ванин. — Так что эти свои студенческие замашки: «Да выучим мы их китайский язык за две ночи перед экзаменом!» — вы бросьте.
— Я всегда, со всей возможной серьезностью, отношусь к любой задаче, которая стоит передо мной, товарищ генерал, — и себе ожесточился Пеньковский. — Свидетельством тому — весь мой послужной список.
Такого завершения их разговора Ванин явно не ожидал, и только поэтому, очевидно, замялся, не зная, как реагировать на этот словесный «оскал» офицера Главного разведуправления Генштаба, который, увы, не был в его подчинении.
— К изыскам вашего послужного списка мы обратимся как-нибудь в другой раз. А пока что, надеюсь, мы правильно поняли друг друга, потому как мыслишь красиво.
— Мне тоже хотелось бы надеяться, — в том же агрессивно-ироническом тоне отреагировал Пеньковский.
Покидая здание КГБ, полковник благодарил судьбу, что этот генерал не знает о его предстоящей командировке, или, во всяком случае, не заговорил о ней. И что сам он, теперь уже «агент Алекс», тоже решился промолчать, ни коим образом не желая испытывать судьбу.
Во всем, что касалось предстоящей лондонской поездки, он становился суеверным. Чем ближе была дата отъезда, тем все более томительным представлялось ожидание. Казалось, вот-вот вмешается какая-то черная сила, и все его надежды развеются прахом. Причем Пеньковский порой упускал из виду, что уезжает-то он не навсегда. Увы, пока еще — не навсегда.
«А ведь любой другой на твоем месте, — сказал себе полковник, садясь в машину, — сделал бы всё возможное, чтобы, оказавшись в Лондоне, тут же перевоплотиться в «невозвращенца».
Он, конечно, тут же принялся убеждать себя, что еще не время. Что сотрудничество с англичанами еще только начинается и что «уходить за рубеж» он должен, уже зарекомендовав себя, с именем, с деньгами, с достоинством борца против мировой коммунистической угрозы… И хотя бы с набросками рукописи будущей книги. Да-да, хотя б с черновиком рукописи будущей книги, которую он мог бы назвать «Записками неразоблаченного шпиона» или «Мемуарами
