Аптекаря Карела Алеша среди ночи разбудили длинные настойчивые звонки в дверь. Он сел на кровати и протер глаза. Эмма тоже проснулась, заворочалась на своей половине кровати, включила лампу.
– Кажется, звонят, – сказала жена. – Кто бы это мог быть? Может, кто-то из твоих пациентов пришел?
Алеш сунул ноги в тапочки. Он нутром понял, кто звонит в дверь, но не стал вслух высказывать свою догадку. Душой овладело беспокойство, неосознанный страх и мертвенная щемящая тоска. Опять этот русский. – Мои пациенты не шляются по ночам, – проворчал Алеш. – Мои пациенты почтенные люди.
Он поднялся, вышел из спальни, не зажигая верхнего света, длинным темным коридором дошагал до двери, хватаясь одной рукой за стену, другой рукой застегивая пуговицы теплой полосатой пижамы. Остановился, припал к глазку. И увидел то, что хотел увидеть меньше всего на свете, что боялся увидеть: мрачную физиономию Колчина. Алеш с усилием сдержал вырвавшийся из груди стон, отступил на шаг от двери.
Может быть, не открывать? Не пускать? Ответом на эту мысль стал новый длинный звонок. Нет, открыть все-таки придется. Иначе этот тип всю ночь будет стоять под дверью, своими звонками он не даст заснуть не только Алешу и Эмме, но и всех соседей разбудит. А соседи… Они вызовут полицию. Придется объясняться, оправдываться, отвечать на тупые бессмысленные вопросы. Такая перспектива не радовала.
Алеш включил свет, повернул замок, отступил назад, распахивая дверь. Колчин вошел, закрыл за собой дверь.
– Простите за поздний визит, профессор.
– Вы дали слово, что больше никогда здесь не появитесь, – зловещим шепотом прошипел Алеш. – Будьте же, наконец, мужчиной. Держите слово…
Алеш хотел отчитать Колчина и, если получится, выпроводить его обратно на темную улицу, но аптекарь раскрыл рот и остановил речь, полную пафоса. Минуту Алеш с молчаливым любопытством разглядывал ночного гостя.
Лицо Колчина покрывали размазанные темные полосы сажи и грязи, волосы спутались, висели неряшливыми сосульками, сделались какими-то пегими, серыми. Рукав рубахи вырван из плеча, верхние пуговицы отлетели, воротник болтался на двух нитках. На голой груди несколько глубоких царапин и кровоподтеков. Правая штанина ниже колена разорвана пополам и густо пропитана какой-то темной бурой жидкостью, кажется, кровью.
– Совершенно верно, я дал слово, – усмехнулся Колчин. – Но у меня было предчувствие, что мы снова увидимся. А если бы я не доверял своей интуиции, то погиб еще час назад.
Усмешка Колчина бесила аптекаря. Мало того, что этот русский разрушает его семейную жизнь, не дает спать ночами, он еще позволяет себе сомнительные остроты и ухмылочка. Алеш сжал бескровные губы. В эту минуту он ненавидел Колчина, ненавидел себя за слишком уступчивый характер.
– Обстоятельства сильнее меня, – продолжил Колчин. – Имейте же милосердие. Мои документы сгорели во время пожара. У меня нет денег, хотя эта проблема волнует меня меньше всего. Наконец, я ранен, то есть укушен. Что вообще-то одно и то же. И у меня нет знакомого врача, кроме вас.
Алеш снова обрел дар речи.
– М-да, – только и сказал он. – Вы наглый бесцеремонный тип.
– Так вы полечите мою ногу?
– Проходите в смотровую, – вздохнул Алеш. Смотровой или операционной Алеш именовал ту самую комнату, где вытаскивал пулю из руки Донцова. Колчин вошел в комнату, сиявшую чистотой. Подошел к умывальнику, снял правый ботинок и носок. Опрокинув ботинок подметкой вверх, вылил в раковину загустевшую кровь. Затем скинул брюки и, сев на край секционного стола поднял ногу, согнул ее в колене. Алеш надел халат, протер тряпочкой очки и, наклонившись, стал внимательно разглядывать два глубоких укуса посередине икроножной мышцы.
– Это что у вас, собачий укус? – спросил аптекарь. – Ну и зубы… Крупная собака тяпнула. Может, бешеная?
– Бешеный, – уточнил Колчин. – Это человек.
– Человек? – переспросил Алеш. – Не может быть.
– Может, профессор, еще как может.
– Не называйте меня профессором, – насупил седые брови Алеш. – Я всего-навсего аптекарь и практикующий врач.
– Сегодня – аптекарь, а завтра, глядишь, уже профессор, – улыбнулся Колчин. – Профессор травматолог – это звучит. Специалист по огнестрельным, резаным, рваным и колотым ранам. И человеческим укусам. Вам надо делать карьеру, если появилась такая обширная практика.
Алеш протер раны мокрым тампоном, остриг ножницами волоски и, щурясь от яркого света, долго разглядывал ногу. Нижний укус выглядел особенно страшно. Кусок мяса вылез наружу, посинел и повис на полоске кожи и поврежденных мышечных волокнах.
– Сейчас вам будет не до шуток, – сказал Алеш. – На стенку полезете от боли. Раны придется зашивать добрую половину ночи. А для начала сделать противостолбнячные уколы. Видимо, человек, который так укусил ногу, имел причины вас сильно ненавидеть. Очень, очень сильно. По личным мотивам. Я его понимаю.
– Ничего личного, – покачал головой Колчин. – Хотите верьте, хотите нет, но этого человека я видел сегодня первый раз в жизни. Даже не успел рассмотреть его морду, потому что он передвигался на карачках. А вокруг все горело.
Алеш отошел к застекленному шкафчику, стал выкладывать на столик инструменты, нитки и разовые шприцы. Колчин бодрился из последних сил и надеялся, что в операционную войдет Эмма, но она так и не появилась. – В следующий раз, когда вы явитесь сюда среди ночи, я укушу вас еще сильнее, – пообещал Алеш. – И не окажу помощи.
…Колчин долго лежал в кабинете аптекаря на скрипучем кожаном диване. Он вертелся с боку на бок, уже под утро он придумал способ победить бессонницу. Зажег настольную лампу, открыл медицинский журнал и углубился в изучение юридической статьи о возмещении материальных затрат медицинским экспертам, производящих лечение больных и вскрытие умерших в тех случаях, когда они занимаются этой деятельностью вне рамок своих служебных обязанностей. На второй странице Колчин заснул, закрывшись с головой шерстяным одеялом.
Белоруссия. Брест, железнодорожный вокзал. 13 октября.
Оперативник ФСБ Николай Спицын сел в купе, занятое Михаилом Алексеевичем Петровым, за десять минут до отправления поезда. Он скинул с себя куртку, поставил на колени спортивную сумку, расстегнул «молнию», выставил на стол пару пива, фляжку с водкой. Пограничный контроль был уже позади, то ли по этой, то ли по другой причине сидевший у окна Михаил Петров казался бодрым и даже веселым. Новому попутчику он не то чтобы обрадовался, но при его появлении не нахмурился. Даже спросил, играет ли Спицын в карты. Получив отрицательный ответ, сказал: – И правильно. А то на каталу нарветесь, останетесь без рубля.
– Вот поэтому и не играю, – улыбнулся Спицын.
Петров Спицыну не понравился с первого взгляда: прилизанный хлыщ с напомаженными волосами, пижон и сноб. Даже в поезде не снимает яркую рубашку и фирменный костюмчик светло бежевого цвета, под которым, возможно, имеется подплечная кобура с пушкой девятого калибра. Впрочем, к черту и пушку, и костюмчик и вообще все посторонние эмоции. К своим тридцати девяти годам Спицын нажил богатый опыт общения с трудными и опасными людьми, он не первый раз исполнял роль якобы случайного попутчика, подсаживаясь в купе к пассажирам, которыми интересовалась его ведомство. Но на этот раз случай был особый, действовать нужно осторожно, но без долгой раскачки. По ориентировке сотрудников внешней разведки выходило, что Петров может оказаться крайне опасным человеком, не исключено, что у него в запасе есть кое-что похуже пушки. И, едва Петров заподозрит неладное, может без долгих раздумий пустить в ход оружие. Перестреляет или взорвет половину вагона, а сам спрыгнет на ходу. Ищи его потом.
В практике Спицына был случай, когда опасный преступник, разгадав в соседе по купе опера, не стал стрелять, чтобы не переполошить людей. А дождался вечера, выпил стакан кефира, пожаловался на радикулит. Раскатал матрас и вроде как собрался отойти ко сну. Выбрав удобную минуту, до смерти забил напарника Спицына пистолетной рукояткой. А когда поезд сделал минутную остановку на перегоне, опустил окно и ушел в степь. Спицын зашел в соседнее купе якобы стрельнуть сигаретку, но ничем уже не смог помочь своему сослуживцу. Тремя годами спустя убийцу арестовали в Венгрии, где он жил по чужим документам. В Будапеште он нарушил правила дорожного движения. По сценарию, сочиненному в Москве, Спицын должен вывести Петрова в вагон-ресторан, подпоить его. Придумав уважительный предлог, вернуться в купе и осмотреть багаж своего подопечного. Если Спицын по каким-то причинам не сможет вернуться из ресторана в купе, это обыск произведет его напарник Гриценко, который занял место в этом же вагоне в крайнем купе рядом с туалетом. Когда негласный осмотр будет закончен, Гриценко свяжется с Москвой, получит дальнейшие указания.
