– Ладно, – кивнул ливанец. – Соедини меня с Джерри Купером.
Ури набрала номер телефона на столе и поднесла трубку к уху Халила Жезина. Приветствовав американца на другом конце провода, Жезин сказал:
– Здесь у меня сидит человек, утверждающий, что пришел от вас...
Он быстро описал Малко, потом подозвал его к телефону.
– Он хочет с вами поговорить.
– Я не был готов к такому приему, – сообщил Малко. – По-моему, господин Жезин очень нервничает.
На другом конце провода Джерри Купер снисходительно вздохнул:
– Извините его и передайте ему трубку. Я скажу ему, что узнал ваш голос. Иначе вы рискуете получить в голову порцию свинца...
Ливанец взял трубку, пробормотал слова благодарности и попрощался. После этого он положил автомат на стол и, опершись обеими руками на ручки кресла, поднялся.
– Оставь нас, – приказал он Ури. – Прошу извинить меня, – сказал он. – Обычно я иначе встречаю гостей. Но вы не знаете, что значит жить в страхе... После того что случилось с моими братьями, я постоянно жду покушения и вздрагиваю от малейшего шороха, скрипа двери, телефонного звонка или неожиданного визита.
– Я понимаю, – сказал Малко.
Светлые глаза Жезина смотрели на него чуть ли не растерянно. Но это не могло обмануть Малко. Он видел: перед ним человек сильный, умеющий обойти капканы, которые внешний мир ставит современному человеку. Хотя, бесспорно, одновременное убийство двух братьев было сильным ударом для его нервов.
– Я ненавижу насилие, – сказал Халил Жезин. – Я скорее эпикуреец, а не спартанец и люблю жизнь. На свете так много приятных вещей, например моя секретарша. Она прелестна, не так ли?
– Восхитительна, – согласился Малко. – Если бы ее интеллект был на уровне виртуозности ее рук, ей не было бы равных среди прочих секретарш.
– Постарайтесь забыть об этом инциденте, – сказал Халил Жезин. – И помогите мне.
– Я здесь как раз для этого, – ответил Малко.
– Все началось три месяца назад, после моего возвращения из Китая, – продолжал ливанец. – Я в принципе договорился с китайцами о продаже первой партии «Боингов». Но на третий день после этого мне позвонили. Мужской голос на безукоризненном арабском потребовал, чтобы я отказался от контракта. Затем снова телефонные звонки, сюда и домой, когда я был с Муной.
– Кто такая Муна?
– Моя жена.
Ливанец страдальчески сморщился.
– Да, угрозы повторялись, и я обратился к Джерри Куперу, который успокоил меня, уверяя, что это всего лишь запугивание. Не исключено, со стороны самих китайцев, для того чтобы испытать меня. Затем неделю не было ни одного звонка, и я решил, что Купер прав. Но они убили Авеля и Самира... В один день.
Голос Жезина задрожал.
– На следующий день после их смерти мне опять позвонил какой-то человек. Он сказал: оба моих брата погибли из-за меня и я должен понять, что имею дело с серьезными людьми. Если я буду упрямиться, меня ждет то же самое. Он добавил, что не понимает, зачем мне миллионы долларов, если я смогу их потратить только на золотой гроб...
Халил Жезин умолк. Он тяжело дышал. Он все же был охвачен животным страхом, парализующим тело и мозг. Малко испытывал к нему жалость.
– Что случилось потом?
– Три дня назад я встретился с китайцами у одного надежного друга. Мы договорились, что сделка будет подписана в конце этой недели. На следующий день мне прислали вот это.
Он открыл ящик стола и придвинул к Малко желтый предмет размером с обойму автоматического пистолета. По весу и цвету Малко определил, что этот макет гроба был золотым слитком. Дорогостоящее уведомление...
– После этого был еще телефонный звонок, – тихо добавил Халил. – Мне опять сказали, что если я подпишу контракт, то умру, и что это предупреждение последнее.
Наступило молчание. Малко размышлял.
– Кто был в курсе того, что вы собираетесь подписать контракт?
– Никто.
– Китайцы не могли проявить неосторожность?
– Исключено. Они ни с кем не встречаются в Бейруте. Кроме того, мы условились о сохранении строжайшей тайны.
Но Малко не верил в волшебство.
– Ваша секретарша была в курсе? – спросил он. – Или кто-нибудь еще из вашего окружения?..
Толстяк помрачнел.
– Только. Муна. Но я отвечаю за нее, как за самого себя. Кроме того, она ничего не выиграет от моей смерти. Пока я жив, я выдаю ей по десять тысяч фунтов в месяц. После моей смерти она лишится всего.
Малко ничего не ответил. Что творится в голове женщины, узнать невозможно.
– Я бы очень хотел познакомиться с Муной, – сказал он. – А пока необходимо усилить вашу охрану. Кстати, могу я вас кое о чем попросить?
Ливанец настороженно нахмурил брови.
– Разумеется.
– Скажите вашей жене, что после встречи со мной вы оставили сомнения и договор с китайцами собираетесь подписать...
Халил Жезин побледнел, щеки его задрожали.
– Вы... вы хотите убить меня, – пробормотал он.
Золотистые глаза Малко внимательно посмотрели на Жезина.
– Вы только что сказали, что полностью доверяете своей жене. Следовательно, вы ничем не рискуете.
Ливанец вынул носовой платок и вытер лоб. В дверь постучали, и в комнату вошла Ури с круглым хлебом в руках. Она что-то сказала Халилу по-арабски и, многозначительно взглянув на Малко, вышла.
Малко с удивлением смотрел на хлеб. Для полдника еще рано.
Ливанец разломил хлеб на две части, и из него выпало три рулончика из свернутых банкнот. Да, деньги Халила Жезина не всегда были чистыми...
Ливанец сунул банкноты в ящик стола, смел хлебные крошки и взглянул на Малко.
– Напрасно я впутался в эту историю, – вздохнул он.
– Может быть, кто-нибудь, кроме Муны, все же был посвящен в это дело? Или есть какой-нибудь другой след?
Халил Жезин дрожащей рукой закурил сигарету, затянулся и сказал:
– Я знаю, что в тот вечер, когда был убит Авель, он был в казино с одной девушкой. Она утверждает, что видела убийцу и могла бы его узнать. Плотный мужчина в очках, с седыми волосами...
– Кто она?
– Француженка, танцовщица в шоу, зовут Мирей. Я могу вам дать ее адрес.
Малко протер свои черные очки. Какая странная история, снова подумалось ему.
– Вы ливанец, – сказал он, – и вы занимаете высокое положение. Почему полиция ничего не предпринимает для вашей защиты?
Халил Жезин иронично улыбнулся.
– Полиция даже довольна всем этим, потому что никак не может уличить меня в торговле гашишем. И не хочет даже вмешиваться в эту историю. Полицейские только допросили Мирей.
Он посмотрел на карманные золотые часы величиной с гранату.
– Я должен идти. Я отвезу вас по дороге. Передайте Куперу, что я ничего не подпишу, пока вы не найдете убийцу моих братьев.
Он тяжело поднялся с кресла и нажал на кнопку переговорного устройства.
– Бешир! Омар!
Не дожидаясь ответа, он вышел из кабинета в сопровождении Малко. Проходя мимо Ури, что-то сказал ей по-арабски. К нему подошли два парня, здоровых и свирепых усача. Он объяснил Малко:
– Это горцы, которых мне прислал один друг, отец Ури. Я финансирую его избирательные кампании. Ребята смелые, но к городу еще не привыкли, так что это скорее моральная поддержка.
Вся небольшая группа вышла на лестницу. Оба телохранителя спустились первыми и, стоя в дверях, подозрительно оглядели безобидных торговцев фисташками.
– Самое ужасное, – сказал Жезин, – что я не знаю, чего мне нужно опасаться.
Он протянул связку ключей Беширу. Горец побежал к черному «роллс-ройсу», припаркованному на противоположной стороне проезжей части. На улице бурно шла торговля. Вдали виднелась голубая полоска Средиземного моря.
Бешир сел за руль. Если машине суждено взорваться, то погибнет горец. Ливанец угадал, о чем думает Малко, и сказал, тряся всеми подбородками:
– Ливан – еще молодая страна, окончательно не сформировавшаяся. Здесь так много насилия, особенно в периоды избирательных кампаний, на пороге которых мы стоим. Во время этих кампаний в стране расходуется больше боеприпасов, чем, скажем, за шестидневную войну. Поэтому не стоит ничему удивляться.
Халил Жезин невозмутимо пересек улицу и сам сел за руль. Малко сел рядом с ним, а оба телохранителя устроились сзади. Благодаря затемненным стеклам снаружи нельзя было увидеть, кто находится в машине.
Хотя Халил Жезин, разумеется, не был защищен от винтовки с оптическим прицелом. Особенно если бы она находилась в руках профессионала.
Он вел машину медленно, не обращая внимания на разъяренные окрики таксистов.
– Я не могу так жить дальше, – снова заговорил он. – Мое сердце не выдержит. Я не могу выйти, пройтись по улице, пойти в клуб.
Малко посочувствовал этому эпикурейцу-негодяю, вовлеченному в кровавую историю.
– Вы можете меня подбросить на улицу Фониция? – спросил он.
– Разумеется, – ответил Халил Жезин и предложил: – Приходите завтра к нам на обед. Муна будет дома.
