Заранее приготовленный текст вот уже две недели публиковался во всех местных газетах с таким расчетом, чтобы его прочитал сам Флосман. Отъезд речного теплохода «Кастуэра» в Санта-Фе планировался через два дня. Билеты в разные каюты первого класса были заказаны для сеньоры Дитворст и сеньора Нино Моретти. Под этим именем за рубежом обычно работал похожий на итальянца черноволосый, высокий, красивый Александр Благидзе.
Для сеньора Липки также была заказана каюта, но второго класса, о которой он еще даже не подозревал. И теперь сотрудник посольства СССР в Аргентине, работавшим под прикрытием дипломатического паспорта — специалист по вопросам внешней контрразведки и безопасности местной резидентуры КГБ, ежедневно звонил в кассы пароходства, узнавать, как продаются билеты. На теплоходе было соответственно по шестнадцать кают первого и второго классов. Теплоход был небольшой и выбран с таким расчетом, чтобы каждый из оказавших на нем был бы на виду. Пассажиры третьего класса обычно терпеливо толпились на палубе и сходили на первой же остановке.
За два дня до выхода катера из шестнадцати кают двенадцать уже были проданы, Оставшиеся четыре более всего нервировали сотрудников местной резидентуры. А до отхода теплохода оставалось всего два дня.
Диас сдержал слово. За домом Липки в Кампане было установлено наблюдение. Конечно, это было сделано на крайний случай, но по рассказам сотрудников бывшего одиннадцатого отдела ПГУ КГБ, Флосман был действительно незаурядной личностью. Несмотря на поиск в архивах, найти его фотографию так и не удалось, и был составлен фоторобот, лишь приблизительно напоминавший Флосмана даже по рассказам людей, знавших его в прежние времена.
На следующий день в отель приехал Липка. Марина завтракала на террасе, когда он вошел в ресторан. Надев светлый костюм, он словно преобразился. Из старого человека, всю жизнь прожившего у моря и пропахшего рыбой и морем, он превратился в солидного пожилого сеньора с довольно благообразной внешностью. Редкая щетина на щеках была сбрита. Волосы аккуратно уложены. Он явно наслаждался произведенным эффектом и, пройдя к столику Чернышевой, сел за соседний и подозвал официанта.
И только после завтрака, когда она вышла из отеля, он присоединился к ней уже на улице.
— Доброе утро, ~ улыбнулся он приветливо. От него исходил аромат хорошего французского лосьона.
— Вы сегодня более элегантны, — заметила Чернышева.
— Просто я приехал к своим сыновьям, — объяснил Липка, которому была приятна подобная похвала от красивой женщины.
— Давайте отойдем подальше от отеля, — предложила она, — чтобы нас не видели вместе.
Спустя двадцать минут он уже знал почти все подробности плана, выстроенного аналитиками. Он слышал о подобных формах связи в Западной Германии и поэтому сразу оценил перспективность подобного метода.
— Он обязательно прочтет это сообщение, — загорелся Липка.
— Вы сумеете его узнать?
— Конечно, — подтвердил Липка, — хотя он всегда любил принимать самый неожиданный облик. Его так и называли в Праге — «имитатор».
Чернышева достала из сумочки фотографию «Кучера», сделанную фотороботом.
— Это он?
Липка взял фотографию, пригляделся повнимательнее.
— Похож. Но выражение лица совсем другое. Более настороженное и отрешенное. Глаза более внимательные. А губы узкие, в полоску. Но, в общем, похож. Мне так трудно судить. Если я его увижу, то наверняка узнаю. Все-таки мы встречались с ним несколько раз.
— Мы заказали для вас каюту на теплоходе. Билет уже оплачен. Вы можете взять его в кассе в любое время. Он на ваше имя.
— Спасибо. Но я думаю, что он просто так на пароход не сунется. Сначала все проверит сам. Отличительной его чертой всегда была тщательная подготовка. Он любил обращать внимание на мелочи, говорил, что в нашем деле мелочей вообще не бывает.
— Может, вы помните еще какие-нибудь характерные детали? — спросила Чернышева.
— Он человек внимательный, эмоциональный. Любит красивых женщин, деньги, впрочем, они у него всегда были. Теперь я понимаю почему. Вспомнил. Он одинаково хорошо владел двумя руками. Стрелял, фехтовал. И даже мог писать обеими руками и разным почерком.
— Вы думаете, он обратит внимание на наше сообщение?
— Обязательно обратит. Он всегда обращает внимание на такие сообщения. Но вот появится ли на теплоходе, этого я гарантировать не могу. Он вполне может почувствовать неладное и затаиться. Или вообще уехать из страны.
— Это худший вариант, — помрачнела Марина, — мы хотим предложить ему сотрудничество. Или хотя бы убедиться в его нейтралитете. Флосман слишком хорошо знает всю сеть вашей агентуры в Европе и в Америке.
— Которую вы теперь решили использовать, — закончил за нее Липка, — я все понимаю. Впрочем, куда мы все денемся. Эти польские, немецкие, венгерские, румынские, болгарские, чехословацкие агенты. Кому мы нужны? На родине нас считают злодеями и пособниками тоталитарных режимов. Для противника мы отработанный материал. Похоже вы просто занимаетесь благодетельством, спасая наши души от нас самих.
— Мы говорили не об этом, — тактично заметила Марина, возвращая его к основной теме беседы. — Какие еще отличительные черты Флосмана вы помните?
— Я его узнаю сразу, — заверил Липка, — он не сумеет меня обмануть.
— Речь идет не только о вас. Больше ничего вспомнить не можете?
— Кажется, нет. Ничего особенного. Но я его узнаю.
— Хорошо, — закончила разговор Чернышева, — сейчас поезжайте в кассу и возьмите билет. Завтра в пять часов вечера вы должны быть в своей каюте. Я тоже буду с вами в этой поездке. Договорились?
Она хотела уже попрощаться с Липкой, когда заметила, что тот нерешительно мнется, словно собираясь о чем-то попросить.
— Вы хотите сказать еще что-то? — спросила она.
— Да, — кивнул ее собеседник, — вы будете одна?
— А почему это вас так интересует?
— Флосману сорок пять лет. Он намного младше меня. Если вдруг он не захочет пойти на контакт… Вы меня понимаете, сеньора. Мы с вами можем с ним просто не справиться.
— Не волнуйтесь, — холодно улыбнулась она, — мы справимся. Хотя это и говорит в пользу Флосмана.
— У вас будет оружие? — уточнил Липка.
— Я же сказала, чтобы вы не волновались, Идите в кассу и заберите свой билет. Завтра встретимся.
Липка кивнул на прощание, Она проводила его долгим взглядом. Судя по всему, предстоящий поединок с Флосманом может сделать их путешествие не очень приятным.
Вечером этого дня Марина Чернышева снова встретилась с Диасом. Никаких новых сообщений у него не было. За домом Липки постоянно следили, но никто похожий на Флосмана там не появлялся. После встречи с Диасом Чернышева передала через Благидзе в Центр подтверждение о встрече с Липкой и Диасом. И только после этого, отпустив следовавшего за ней неотлучно Благидзе, вышла в город.
Город был не просто красив. Это был своеобразный европейский город в Южной Америке. Если модерн Бразилиа или роскошь Сантьяго были вызовом латиноамериканских городов новому тысячелетию, то Буэнос-Айрес с его улочками, внутренними двориками, многочисленными кафе, из которых доносились звуки танго и джаза, мог по праву считаться самым уютным городом Южной Америки.
На огромном континенте, где было расположено десятка полтора латиноамериканских государств, всегда соперничали две крупнейшие региональные мини-супердержавы — Бразилия и Аргентина. Бразилия была более своеобразна, более экзотична, более экспрессивна и более однородна в этническом плане, выводя особую нацию бразильских горожан: белых, желтых и черных, смешавшихся в одной расе, в которой текла кровь одновременно черных рабов, белых португальских колонизаторов, коричневых представителей местных племен. Это была негроидно-белая раса, в которой самба и карнавалы, казалось, были заложены в самой крови нации.
Аргентина была другой. Здесь все еще четко разделялись итальянские, немецкие и испанские кварталы. Текла не менее горячая кровь, но самба и карнавалы были уже немыслимым зрелищем для более сдержанных аргентинцев, для которых танго — танец внутренней экспрессии — становился символом нации. Среди лиц преобладали характерные европейские черты южных народов Европы, — итальянцев, испанцев — смешанные большей частью с кровью местных аборигенов, часто белых туземцев, резко отличавшихся от своих бразильских соседей. Может, сказывался более холодный климат или отсутствие такого количества рабов, которые были завезены в Бразилию португальцами. Может, сказывалась большая открытость испанской культуры миру. Но обе страны и оба соседних народа резко отличались друг от друга в этническом, национальном, эмоциональном плане. Единым для обоих государств была только одна страсть-любовь к футболу, ставшему национальным видом спорта и в Бразилии, и в Аргентине.
