Грузовик выровнялся.
Точно завороженный, Лео смотрел, как несется на него плоская кабина, производя уже не столько рев, сколько оглушительный свист. Звук этот все нарастал, повышаясь в тональности, и внезапно напомнил Лео какой-то фильм, где очень похоже свистели падающие с неба бомбы и снаряды. «Война?» – отрешенно подумал он.
В следующее мгновение мыслей не осталось, а весь окружающий мир оказался заслоненным исполинским красным квадратом.
Судорожно вдохнув запах масла, металла и солярки, Лео взлетел вверх, очутившись на уровне глаз водителя. В них было больше сожаления, чем ненависти, но все же ненависть тоже присутствовала, и от нее у Лео перехватило дух.
Потом он впечатался спиной в ворота и услышал оглушительный грохот, от которого оглох, ослеп и вообще перестал существовать на этом свете.
А его предсмертная догадка насчет войны оказалась верной. Она действительно началась, если так можно сказать о войне, которая ни разу не прекращалась со дня сотворения мира.
* * *
Неся на себе часового и сорванную с петель створку ворот, «Вольво» ворвалась в тихий монастырский двор, подобно сверкающей ракете. Доски, гвозди, болты и железные пластины градом посыпались на плиты. Протараненный микроавтобус кубарем покатился прочь, теряя на ходу колпаки и стекла. Издав змеиное шипение, двадцатитонный грузовик замер.
Выскочивший из него Бондарь дважды выстрелил в кучку оцепеневших мужчин, обступивших Веру. Он нажимал на спуск хладнокровно, как в тире, выбрав в качестве мишеней двух наиболее примечательных типов.
Первым приглянулся Бондарю плюгавый мужчина, ушедший от него во время стычки на перекрестке. Дернувшись, мужчина упал на руки машинально подхвативших его соратников.
Следующим схлопотал пулю беловолосый здоровяк, суетливо вскинувший автомат. Подивившись его красным векам, Бондарь уложил его выстрелом в голову.
– Ко мне, Вера! – крикнул он.
Трое уцелевших эстонцев уже бежали наутек, путаясь в полах плащей. Вслед им не было произведено ни единого выстрела. Четыре патрона – маловато для уничтожения всей живой силы противника. «На сегодня хватит, – сказал себе Бондарь. – Пора убираться со сцены, чем скорей, тем лучше».
– Вера!!! – заорал он во всю силу легких и голосовых связок. – Сюда, твою мать!!!
Она с трудом оттолкнулась ладонями от земли, выпрямилась и схватилась за странное сооружение, состоящее из телеги, колеса и длинной доски. На ней не было ничего, кроме перепачканных пылью трусиков. Заметно похудевшая, исцарапанная и всклокоченная, она мало походила на ту высокомерную красавицу, которая недавно предстала перед Бондарем в лубянском кабинете. Ее глаза были мутными, как после многодневного запоя. Сделав пару шажков в сторону «Вольво», покачнувшаяся Вера была вынуждена опуститься на четвереньки.
– Голова кружится, – тонко пожаловалась она.
Этого еще не хватало!
Двадцать метров, отделяющих его от девушки, Бондарь преодолел за считаные секунды, но эти секунды передышки были последними. Антракт закончился.
Маэстро, туш!
Раздался грохот сразу нескольких автоматных очередей, многократно усиленный крепостными стенами. Это была настоящая адская какофония. Воссоздать нечто подобное смогло бы племя амазонских дикарей, взявшихся молотить по барабанам после пирушки с кокой. Или бригада перепившихся шахтеров с отбойными молотками.
Ду-ду-ду-ду-ду….
Свинцовый град обрушился на площадку. Каменные плиты заискрили, взметая фонтанчики мелкого крошева.
Бондарь на ходу подхватил Веру и, не выпуская ее из рук, прыгнул за кладку, протянувшуюся вдоль разрушенной колоннады. Корявая карусель, напротив которой они только что находились, взорвалась сотнями щепок. Грохот выстрелов не смолкал ни на мгновение. Молотили не менее семи «шмайсеров» одновременно. Упавшая ничком Вера тщетно пыталась заглушить их своим истошным визгом.
Украдкой убедившись, что автоматчики ведут огонь из окон монастыря, Бондарь дал им возможность выложиться до конца. Очереди постепенно захлебывались, выбывая из общего хора одна за другой. Пули все реже цокали по руинам, сбивая с них кирпичную крошку. Дождавшись относительного затишья, Бондарь выпрямился, вызывая огонь на себя.
Ду-ду-ду…
Из бойницы башни вырывались огненные плевки автоматчика, успевшего сменить рожок первым. Бондарь сосредоточился на этом окне, игнорируя возобновившуюся трескотню еще одного подключившегося «шмайсера». На всякий случай он выстрелил два раза подряд. Автоматчик коротко взмахнул руками и свесился вниз.
Кладка, за которую присел Бондарь, мелко задрожала, пронзаемая десятками свинцовых жал. Верин визг поднялся на тон выше. Напрасно она так надрывалась. Пока что пули не могли причинить вреда ни ей, ни ее спутнику. Однако о том, чтобы добраться до грузовика или выбежать в ворота, не могло быть и речи. Открытое пространство простреливалось со всех сторон. Без Веры Бондарь, может быть, и рискнул, но не бросать же ее в замке!
– Умолкни! – потребовал он. Это не возымело своего действия. Тогда Бондарь подполз к девушке и как следует дернул ее за ноги. – Да заткнешься же ты, наконец?
Вера слышала его голос, но совсем потеряла голову от страха. Грохот автоматных очередей и хлопки пистолетных выстрелов были самыми громкими звуками, которые ей приходилось слышать в своей жизни. Щелканье пуль, их посвистывание и мяуканье при рикошетах сводили Веру с ума. Она не подозревала, что звериное завывание, которое звучало на фоне этого адского концерта, вырывается из ее собственной глотки. Почувствовав постороннее прикосновение, она принялась отбиваться ногами и даже сделала попытку вскочить. Но чужие руки крепко держали ее за лодыжки, а потом кто-то навалился на нее сверху.
Внезапно способность соображать вернулась к Вере. Человек, который удерживал ее на земле и зажимал ей рот ладонью, был капитаном Бондарем. Проникновенный голос, льющийся в ее ухо, принадлежал ему.
– Успокойся, дурашка, – уговаривал он. – Твое дело – лежать и не высовываться. – Он машинально лизнул прокушенную Верой ладонь. – Все будет хорошо. Это я.
– Все будет хорошо, – автоматически повторила она. – Это ты… Женечка, милый!
– Тс-с!
Из дверей башни начали выскакивать пригнувшиеся люди с автоматами в руках. Их было видно лишь до тех пор, пока они сбегали по ступеням, потом их заслонял корпус грузовика. Сейчас они залягут, но это продлится недолго. Потом обязательно последует атака, отбить которую парой выстрелов из «Вальтера» не способен никакой снайпер.
Теперь или никогда!
– За мной! – прошипел Бондарь, выдергивая Веру из укрытия.
– Нас убьют, убьют! – причитала она, летя за ним, как шарик на веревочке.
Они пробежали метров семь, когда из-за кабины «Вольво» выглянул автоматчик с круглыми от изумления глазами. Всадив пулю в один из этих глаз, Бондарь подтолкнул Веру к лесенке грузовика. Очередной противник выбежал из-за кузова. Бондарь свалил и его, после чего последовал за девушкой.
Они уже забрались в кабину, когда со второго этажа открыли шквальный пулеметный огонь. Одна пуля мяукнула, отлетев от рамки зеркала, другая украсила лобовое стекло паутинообразной дырой. Но это были случайные огрехи. В основном били по двигателю и по колесам, били расчетливо и прицельно.
«Вольво» тяжело просела, из радиатора повалил черный дым.
– Сопротивление бесполезно! – пролаял неправдоподобно резкий и громкий голос. – У вас есть тридцать секунд на то, чтобы выйти из машины и сдаться. – Говоривший в мегафон откашлялся, что напоминало по звучанию серию выстрелов. – Машина находится под прицелом гранатометов. Будем считать, что десять секунд прошло.
– Что делать? – пискнула Вера.
– Стреляться, – угрюмо ответил Бондарь. – Сначала прикончу тебя, а потом себя. Годится?
– Пятнадцать секунд! – рявкнул радиоголос.
– Все, я зажмурилась, – пролепетала Вера.
Ее ресницы трепетали, как крылья умирающей бабочки. Взглянув на нее, Бондарь ощутил такой острый укол нежности, что у него перехватило дыхание. Девчонка и в самом деле приготовилась к выстрелу. Вместо того чтобы погладить ее по голове, Бондарь скомандовал:
– Вылазь.
– Восемь секунд! – торжественно пронеслось над притихшим двором.
– Без тебя – не хочу, – помотала Вера головой. – Раз уж стреляться, то вдвоем.
– Шесть секунд!..
– У меня патроны кончились, – вздохнул Бондарь, распахивая дверцу. Это была чистая правда, но даже если бы патроны остались, он никогда не сумел бы поднять руку на напарницу, столь мужественно приготовившуюся разделить с ним судьбу. Лучше физические пытки, чем муки совести.
– Три!..
Подавая Вере пример, Бондарь спрыгнул с подножки «Вольво» первым и бросил «Вальтер» под ноги. Этот простой жест потребовал от него немалых усилий. Расставаться с любимым оружием было все равно, что перестать быть самим собой.
