Тот отложил ружье и заговорил, произнося слова негромко, но очень отчетливо:
– «Запомни сам и передай детям, а они пусть передадут своим детям… Смерти нет, сынок. Каждый, кто готов умереть за правое дело, уже победил. Врага победил и смерть тоже. А смирившийся со смертью умирает при жизни». – Ринат пристально посмотрел на Бондаря и признался: – Если честно, я здорово перетрусил, когда по нам били из пулемета. Но потом представил, что должны были испытывать солдаты на фронте, и спросил себя: «Чем ты хуже, Ринат Асадуллин?»
– Ты ничем не хуже, Ринат Асадуллин, – медленно произнес Бондарь. – Скажу больше. Когда в атаку идут тысячи и вокруг погибают тысячи, человеку легче преодолеть страх. Война всех стрижет под одну гребенку. Совсем другое дело рисковать шкурой в мирное время. Тебе с утра до вечера талдычат, что геройствовать и упираться глупо, ведь вокруг так много удовольствий, только не зевай, лови удачу за хвост. – Бондарь досадливо поморщился. – Нам внушают, что счастье состоит в том, чтобы набить пузо, пальцем о палец не ударив для этого. Нам с утра до вечера показывают довольные ряшки избранных, живущих за счет оболваненных миллионов. Быть трудолюбивым и честным становится стыдно, отстаивать принципы – глупо, самоотверженность вызывает презрительные улыбки. – Вогнав обойму в рукоять «вальтера», Бондарь встал. – С точки зрения нормального обывателя, мы с тобой парочка кретинов, действующих вопреки логике. Еще недавно я бы лишь посмеялся над ними. Но сегодня…
– Что? – порывисто спросил Ринат.
Бондарь отвел взгляд. Он не мог сказать, что Анина смерть деморализовала его, но он не мог также утверждать, что случившееся настроило его на воинственный лад. Все, чего он желал сейчас, это не допустить еще одной гибели – гибели товарища. Рината ждала дочь, такая же молодая и симпатичная девчонка, как та, которой Бондарь пожертвовал во имя дела. Не правильней ли было усадить Аню в лодку и уплыть с ней подальше от владений боевиков? Она ведь просила об этом.
– Не знаю, – тоскливо произнес Бондарь. – Честное слово, не знаю.
– Врешь, – отрезал Ринат. – У тебя все на физиономии написано. Ты переживаешь, что затащил меня сюда, но хочу напомнить: уговаривать меня не понадобилось, верно? Кроме того, – приблизившись к Бондарю, Ринат тронул его за плечо, – кроме того, сегодня мы стали свидетелями того, как отнимают только одну, – он выставил палец, – одну-единственную молодую жизнь. Наркотики убивают тысячи, десятки тысяч. Не так откровенно, не так наглядно, согласен. Но разве от этого легче?
Взглянув на сильную руку, лежащую на плече, Бондарь поднял лицо и посмотрел Ринату в глаза:
– Черт подери, не думал, что мне понадобится нянька. Ты меня сегодня целый день опекаешь.
– Пустое, – отмахнулся татарин.
– Я снова у тебя в долгу. Вторично.
– Да пошел ты со своими подсчетами, – огрызнулся Ринат, отдергивая руку. – Я тебе не председатель Центробанка.
И это была чистая правда.
* * *
Спали, сидя на камнях, откинувшись на спины друг друга. Приказавший себе проснуться ровно в четыре утра Бондарь открыл глаза за минуту до назначенного срока и подумал, что часы, должно быть, немного спешат.
Было не столько холодно, сколько сыро. На сером, очистившемся от туч небе сияли несколько последних звездочек, казавшихся снизу восхитительно яркими, словно омытыми дождем. Одежда на мужчинах почти просохла, и, что самое приятное, ни один, ни другой не схватил насморка.
Посовещавшись сиплыми голосами, решили двигаться к бухте не вдоль побережья, где должны были дежурить часовые, наблюдающие за морем, а через середину острова. В лесу легче затеряться, чем на практически открытом пространстве. Стволы деревьев укроют и от пуль, и от чужих глаз. В придачу к этому командный пункт, облюбованный боевиками, явно размещался где-то в центре территории, а не на отшибе. Бондарь не собирался вступать в бой с превосходящими силами противника и все же был не прочь взглянуть на логово Заирова. Хотя бы краешком глаза. Чтобы чувство вины за безрассудную авантюру было не столь острым.
Пока что даже при благополучном исходе операции у Бондаря не имелось достаточно веских аргументов для оправдания своих действий перед руководством. Порученное задание он не выполнил, приказ немедленно возвращаться в Москву проигнорировал, к тому же впутал в дела ФСБ постороннего человека, за что по головке не погладят. Куда ни кинь, всюду клин.
С другой стороны, располагая точными данными о местонахождении перевалочной базы наркодельцов, Бондарь сразу превращался из злостного нарушителя дисциплины в победителя, которого, как известно, не судят. Если бы не присутствие Рината, он бы не так спешил завладеть лодкой или катером, чтобы спешно ретироваться с острова. Но девать татарина было некуда. И, поглядывая на его широкую спину, обтянутую камуфляжем, Бондарь дал себе слово не рисковать жизнью спутника.
Ринат продвигался вперед с неожиданной для его комплекции грацией, бесшумно переступая через кучи валежника и ловко подныривая под преграждающие путь ветки. Двустволка выглядела в его руках игрушечной. На обращенной к Бондарю щеке татарина алела свежая царапина, но он игнорировал ее, как не обращал внимания на настырных комаров и паутину, липнущую к лицу. Его маленькие глазки настороженно бегали по сторонам, выискивая признаки возможной опасности.
Бондарь тоже не зевал, держа «вальтер» наготове. Он с удовольствием вдыхал в себя ароматы утреннего леса, мало-помалу наполнявшегося птичьим щебетом. Промокшие от росы ноги и холодный душ, то и дело срывавшийся с потревоженных листьев, не позволяли расслабляться. И предостерегающе поднятая рука Рината заставила Бондаря присесть со вскинутым пистолетом.
– Смотри, – позвал его татарин, показывая на землю у своих ног.
– Нашел что-то?
– Тут кто-то был.
Приблизившийся Бондарь поднял влажноватый окурок, развернул обгоревшие края папиросной бумаги, понюхал остатки табака.
– Анаша, – определил он, поднося ладонь с крошками к носу спутника, дабы тот удостоверился тоже. – Курили еще до грозы.
– Двое их было, – прошептал Ринат, исследуя ребристые следы на сырой земле. – Ботинки одинаковые, армейские, но разного размера.
– Дальше первым иду я, батыр, – заявил Бондарь. – Держись в трех шагах позади. Никакой самодеятельности. И не вздумай стрелять первым. Только после меня.
Ловя каждый звук, каждый шорох, мужчины двинулись дальше, однако вскоре были вынуждены сделать еще одну остановку. Впереди расстилалась широкая прогалина, поросшая травой в треть человеческого роста. Солнце еще не поднялось над вершинами деревьев, и над лугом дымился утренний туман. Он выглядел абсолютно мирным и безлюдным, но именно это обстоятельство побудило Бондаря присесть за кустом, внимательно вглядываясь в чащу напротив. Очень уж подходящее место для дозора видел перед собой Бондарь. Как выяснилось через несколько секунд, интуиция его не подвела.
Глава 21
Глупое сердце, не бейся!
Ринат Асадуллин не верил в бессмертие. Хотел верить, но не мог. Весь его опыт свидетельствовал о том, что умершие уходят навсегда, становятся никем и ничем, что бы там ни твердили имамы и муфтии. Если человеку и суждено жить после смерти, то лишь в воспоминаниях окружающих, полагал Ринат.
Вот почему он старался вести себя так, чтобы не нашлось желающих плевать на его могилу. Пусть лучше поминают добрым словом, уважительно цокая языками: «Ах, какой замечательный человек был этот Ринат Асадуллин, какой честный и храбрый». Вот для чего живет человек на этой земле. Не ради мифических гурий в райских садах наслаждений.
Ведь если бы загробный мир действительно существовал, то там собирались бы те самые люди, которые терзали, мучили и убивали друг друга при жизни. И что тогда? Опять все сначала? Куда потом? В следующий рай, в следующий ад? Глупо. Аллах не мог сотворить мир подобным образом.
Так полагал Ринат, и это не мешало ему жить по совести. Отправляясь на Рачий остров вместе с малознакомым человеком, он заботился не о выгоде, а о своем добром имени. Не самое разумное решение, однако иного способа вернуть уважение окружающих Ринат не видел. Его посчитали трусом? Что ж, он докажет обратное.
И когда Бондарь приказал ему следовать сзади, Ринат воспринял это как унижение. Глядя через плечо спутника на пустынную прогалину, он пытался представить себе, как повел бы себя в подобной ситуации дед. Стал бы он дожидаться, пока кто-нибудь другой выйдет вперед, подавая пример?
– Мы теряем время, – глухо произнес Ринат. – Нужно идти, пока все спят.
– Не твоего ума дело, – оборвал его Бондарь. – Помолчи.
Ему почудилось, что он видит слабое шевеление зелени на другой стороне, поэтому его голос прозвучал излишне отрывисто. На вытянувшейся физиономии Рината проступили два больших красных пятна, словно его только что отхлестали по щекам.
