Небо затянуло сплошной облачной пеленой. Поначалу луна смотрелась, как фонарь, затонувший в небесной пучине, а потом расплывчатое пятно света исчезло. Мрак поглотил его.
Это наводило на невеселые размышления. В мозгу Бондаря всплыли стихи, которых он знал немало. Однажды ему довелось проторчать в засаде несколько суток, а под рукой у него оказался поэтический сборник. Безотказная память зафиксировала добрую половину прочитанных виршей, что причиняло известные неудобства. Они, как правило, сочинялись людьми по натуре мрачными, разочаровавшимися в жизни. Даже в тех стихотворениях, где речь шла вроде бы о чем-то светлом, ощущалась беспросветная тоска.
Не разглядеть за горизонтом ни черта.
Даль вечно за семью печатями хранится.
Кому-то, может быть, условная черта.
А мне так попросту запретная граница.
Очерчен круг. И мне ужасно душно в нем.
Стена прозрачна. Только не сбежать из склепа.
Мой мир, обманчиво просторный ясным днем,
Так тесен ночью, и во мрак я тычусь слепо.
Терзает душу вечной тайной неба синь.
Что там, за занавесом, от меня закрытым?
И мой усталый взор, куда его ни кинь,
Все тянет снова к горизонту, как магнитом.
Мысленно восстановив все три куплета, Бондарь невольно усмехнулся. Его, образно выражаясь, усталый взор тоже был устремлен к горизонту. Туда, откуда должен был появиться белый микроавтобус «Мерседес», набитый вооруженными до зубов боевиками. Такое вот маршрутное такси по-кавказски.
Хорошо бы сейчас сюда парочку умников из Европарламента, лениво размышлял Бондарь. Да американских сенаторов с конгрессменами. Наблюдатели от ООН тоже не помешали бы. И, уж конечно, пошло бы на пользу пребывание здесь отчаянным отечественным либералам и бескомпромиссным борцам за соблюдение прав человека. Вся эта говорливая публика шибко сокрушается по поводу ущемления свобод чеченских сепаратистов. Но что запели бы эти отцы кавказской демократии, окажись они нос к носу со звероподобными горцами, умеющими лишь убивать, пытать, насиловать?
Решив, что песнь их была бы жалобной и фальшивой, Бондарь снова не удержался от кривой усмешки. Эта манера улыбаться одной половиной рта появилась у него после гибели жены и сына. Глаза же его оставались при этом холодными и пугающе пустыми. Будучи зеркалом души, они исправно отражали то, что творилось у Бондаря внутри.
Продырявленное плечо беспокоило его меньше, чем волчья тоска, поселившаяся в сердце. Рана почти не болела. Сердце напоминало о себе постоянной ноющей болью. Особенно теперь, когда Бондарь бодрствовал в глухой ночи в чужом автомобиле на пустынной полузаброшенной дороге.
Рядом лежал армейский «АК» с запасным рожком. От него остро пахло машинным маслом, и всякий раз, улавливая его, ноздри Бондаря трепетали. Им не терпелось ощутить терпкий аромат пороховой гари. Запах сражения. Запах возмездия. Запах победы, кружащий голову похлеще самого крепкого мужского одеколона.
«Лендровер» находился примерно в четырех километрах от дома Гванидзе. Дорога, убегающая вперед, была тщательно изучена Бондарем, и он мысленно просчитал все свои действия с того момента, когда белый микроавтобус вынырнет из-за поворота. Оставалось лишь смотреть назад и ждать, ждать, ждать. Самый неприятный аспект военных действий. Выматывающий не только морально, но и физически.
Ночь мало-помалу серела, растворяясь в предрассветных сумерках. Моросил мелкий дождь, наполняя тишину тревожным шорохом. Выбравшись из машины, Бондарь как следует размялся, прополоскал рот найденной в салоне минералкой и смочил лицо. Он вытирался растянутым воротом свитера, когда его взгляд наткнулся на белое пятнышко, ползущее вдоль подножья горы. Через полминуты оно скрылось за деревьями.
Усевшись за руль, Бондарь включил зажигание и запустил двигатель на холостых оборотах. «Лендровер» покатился вперед за несколько секунд до появления подозрительного автобуса. Сидящие в нем не должны были заподозрить, что кто-то дожидался их на шоссе специально. Если бы из-за скалы появился не тот пассажирский «Мерседес», который был нужен Бондарю, он проехал бы немного вперед, пропустил машину, а потом вернулся на исходную позицию.
Однако это был тот самый микроавтобус. С дагестанским номером.
Удерживая джип на скорости пятьдесят километров в час, Бондарь поднял тонированное стекло со своей стороны. Из пошедшего на обгон «Мерседеса» не было видно, кто сидит за рулем «Лендровера». Стоило автомобилям поравняться, как Бондарь прибавил газ.
Не позволяя микроавтобусу вырваться вперед, он вынуждал его мчаться по встречной полосе, плавно повторяющей изгиб пропасти. Но на этом участке дороги обострять ситуацию было рано. Замыслу Бондаря мешало бетонное ограждение, окаймляющее ленту шоссе.
«Мерседес» непрерывно сигналил, призывая его к порядку. Повернув голову, он увидел кабину, в которой смутно вырисовывались очертания двух мужских фигур. Три четверти микроавтобуса занимал сплошной фургон без окон и дверей. «Сколько вас там, на рубль сушеных? – отстраненно подумал Бондарь. – Надеюсь, полным-полна коробушка?»
Увеличив скорость, он резко бросил джип влево, нанеся сокрушительный удар в гладкую скулу «Мерседеса». Вильнув, тот выехал колесами на обочину, пыля по самой кромке. Слегка притормозивший Бондарь не замедлил повторить маневр. Колеса микроавтобуса, потерявшие сцепление с ровной поверхностью, понесли его по пологому склону, заканчивающемуся руслом пересохшей речушки. Он еще раскачивался, скрипел и хрустел щебнем, когда Бондарь выпрыгнул из джипа.
Удаляющийся «Мерседес» с грохотом опрокинулся набок, показывая свое плоское черное брюхо в сосульках застарелой грязи. Готовя на бегу автомат к бою, Бондарь в несколько прыжков добрался до обкатанных водой валунов и упал на холодные камни.
Было уже довольно светло. Он отчетливо видел голову боевика, высунувшуюся из пассажирского окна. Снести ее автоматной очередью ничего не стоило, однако Бондарь открыл стрельбу не раньше, чем заметил направленный на него ствол. Перед ним определенно находился вооруженный бандит, и очень скоро этого бандита не стало. Дергаясь в такт перестуку «калашникова», он провалился внутрь кабины, откуда донесся яростный гортанный возглас.
Эхо автоматной очереди пошло гулять по горам, по долам. Над верхушками деревьев зарябило от множества потревоженных птиц.
Одна створка задней двери микроавтобуса распахнулась наружу от сильного пинка ногой в военном ботинке. Из темного чрева наперебой затарахтели автоматы. Пока Бондарь не обнаруживал себя, чеченцы били наугад, сосредоточив огонь на пустом джипе. Было слышно, как десятки пуль прошивают его, но шума от этого было много, а толку мало. Большая часть бензина из бензобака «Лендровера» была предусмотрительно слита в канистру, а канистра и взрывчатка находились далеко от поля боя.
Что-что, а воевать Бондарь умел и любил. Грохот вражеских автоматов был для него привычной музыкой.
Высунувшегося из фургона чеченца отшвырнуло обратно тугой струей раскаленного металла. Выпустив в него очередь, Бондарь приник к валуну, пережидая шквал ответного огня. По камням, за которыми он прятался, словно ломом колотили, откалывая зазубренные осколки. Галька, устилавшая склон, щелкала, взрываясь фонтанами кремнистого крошева.
Улучив удобный момент, Бондарь выглянул, чтобы срезать второго боевика, высунувшегося из кабины по пояс. Упавший на продырявленную дверцу, он чем-то напоминал погибшего в неравном бою танкиста. И бой действительно был неравным! К трем автоматам, стреляющим из фургона, присоединился дробный стук ручного пулемета.
Четыре вражеских ствола безостановочно выплевывали десятки пуль в секунду, выискивая цель. Огрызаться из автомата было бессмысленно. Предположив, что половина боевиков вот-вот кинется в атаку под прикрытием остальных, Бондарь вытащил из кармана куртки гранату, сорвал чеку, сделал короткую паузу и метнул гранату в открытый фургон.
Умение и везение – вот что требовалось ему в этот момент. И того, и другого хватило. Пересвист пуль утонул в грохоте разрыва. Между тем в правой руке залегшего Бондаря уже находилась вторая граната, последовавшая за первой. Очень может быть, что она была потрачена впустую, однако Бондарь не успокоился, пока не разрядил в полыхающий микроавтобус все оставшиеся в магазине патроны. Мгновенно сбросил опустошенный рожок, вогнал на его место другой и только потом позволил себе подняться во весь рост.
Возле огненного куста, выросшего на голом каменистом откосе, корчились две человеческие фигуры. Охваченные оранжевым пламенем, они казались совершенно черными. Наведя на них горячий ствол «АК», Бондарь расщедрился на пару одиночных выстрелов.
Иногда можно позволить себе милосердие и сострадание. Это был именно такой случай.
