К счастью, Ратникова он застал на месте. Чтобы не насторожить работников отдела, пришлось потребовать в кабинет Ратникова личные дела всех без исключения работников электроцеха. Затем Никитин взял дело Жаркова и углубился в его изучение. Здесь были: анкета, заявление, автобиография, характеристика с завода «Динамо», выписки из приказов по прежнему месту работы, диплом об окончании подольского техникума в 1959 году и две фотокарточки Жаркова размером 9X12.
— Как вы думаете, Петр Григорьевич, за сколько времени можно на машине, — спросил Никитин, — добраться до Подольска?
— Думаю, часов за пять…
— Вы могли бы мне дать вашу машину до завтра?
— У. моей «Волги» ерундит зажигание, взяли бы вы машину у Ведерникова, а? — с надеждой спросил Ратников.
— У парторга я уже взял машину, мне нужна вторая. Даете вы мне машину или нет? — спросил Никитин.
— Когда она вам нужна?
— Дайте указание подать машину к городской гостинице в четыре часа утра.
— Хорошо, — не очень охотно согласился Ратников и добавил: — Сейчас распоряжусь, чтобы проверили зажигание.
— Фотографии Жаркова я возьму с собой, — предупредил Никитин.
Из отдела кадров майор поехал к полковнику Уманцеву и просил его установить наблюдение за Жарковым.
Позже в гостинице Никитин подробно посвятил Гаева во все события дня, предупредив, что в четыре часа утра ему надо будет выехать в Подольск.
— В учебных заведениях принято после получения диплома фотографироваться всему выпуску с педагогическим составом. Попробуй получить такую группу выпуска пятьдесят девятого года, — ставил он задачу. — Быть может, в архиве техникума сохранилось личное дело и фотографии Жаркова. Фотографии, если они будут обнаружены тобой в личном деле, надо изъять, заверив в учебной части. Предъяви эту фотографию для опознания, оформляй протоколом. — Он вручил один из фотоснимков Жаркова капитану. — Да! — вспомнил он. — Я должен проверить еще два любопытных факта!
Из комнаты дежурного администратора гостиницы он связался по телефону с Забалуевой и договорился с ней о встрече. Машину Никитин отпустил, пришлось до завкома добираться пешком.
— У меня к вам два вопроса, — сказал он Пелагее Дмитриевне. — Помните девушку, окончившую физико-математическое отделение МГУ, с которой познакомился Жарков в парке?
— Как же, помню, — ответила Забалуева, машинально рисуя карандашом на листке чистой бумаги,
— На каком участке она работает?
— Она работает в мастерской главного конструктора ЦКБ, в отделе «ОС-4».
— В этом отделе разрабатывались рабочие чертежи «АЭП-7 — Аргус», не так ли?
— Этот отдел особо секретный, и что там делают, мне неизвестно. — Она нарисовала на бумаге человечка, это был беспомощный детский рисунок.
— Понятно. Скажите, Пелагея Дмитриевна, вы были на Дусиной свадьбе? — неожиданно спросил Никитин.
— Как же, была, — удивилась Забалуева и отложила карандаш.
— Помните, на свадьбе был представитель завода со стороны жениха, кажется, по фамилии Осокин?
— Помню…
— Вы не можете описать его внешность?
Забалуева подумала, взяла карандаш и, видимо вспоминая, как-никак это было три месяца назад, нарисовала кружок, две точки, запятую — рожицу кривую, потом написала: «Осокин», зачеркнула написанное, жирно заштриховала, положила карандаш и, как-то виновато улыбаясь, сказала:
— Что-то, знаете, не припомню… Он был такой незаметный, серый…
— Серый? — переспросил пораженный Никитин.
— Да, серый… И только через все лицо шрам, до подбородка…
В двенадцать часов ночи Никитин выехал в Москву. До Тулы они добирались кратчайшим путем, кое-где по тряскому булыжному шоссе, а где и проселочной дорогой. Когда выбрались на автомагистраль Москва — Симферополь, машина ходко пошла на север. Встречный ветер насвистывал свою однообразную песню, мягко баюкали рессоры, и Никитин задремал. Сквозь сон он слышал: «Товарищ Никитин, проезжаем Серпухов!» Пробормотав что-то в ответ, он погрузился в глубокий сон без сновидений и очнулся только возле Даниловской площади. Шофер Москвы не знал, Никитин пересел на переднее сиденье и показывал дорогу на Садово-Каретную, где жил полковник Каширин.
Предупрежденный по телефону, полковник ждал его. Когда майор поднялся на четвертый этаж, Каширин встретил его на пороге.
— Мне кажется, — сказал он, здороваясь, — ожидание — самое мучительное в жизни чувство. Если бы я не боялся разминуться, наверное, поехал бы к тебе навстречу.
Спустя несколько минут Никитин спустился вниз и передал шоферу, не пожелавшему оставить без присмотра машину, термос с чаем и несколько бутербродов.
Подробный доклад о ходе следствия занял много времени. Открытые рамы окна окрасились первыми красками рассвета.
— Тебе удалось многое, — выслушав его, сказал полковник. — Но пока все это разрозненные, разобщенные факты. Хотелось бы на основании фактов услышать построенную тобой версию.
— Мы еще не располагаем фактами, но мне думается, Сергей Васильевич, что установление личности Жаркова на заводе «Динамо» даст сегодня же в руки следствия все необходимые доказательства. Можно предположить, что события развивались так: заброшенный к нам иностранной разведкой агент, по кличке Бенэт, имел специальное задание получить технические данные о новом авиационном прицеле. С имеющимися у агента документами нельзя было и думать о том, чтобы проникнуть на Славоградский завод, а тем более получить доступ в режимные цеха. Поэтому первым этапом «деятельности» этого агента была добыча необходимых документов. Результат этой «деятельности» я видел в личном деле Жаркова, подлинность документов не вызывает сомнений. Каким путем Бенэт добыл документы, покажет следствие и расследование на заводе «Динамо». Следующий этап — правдоподобная мотивировка, которая при поступлении на завод не вызывала бы никаких подозрений. Трудно поверить, чтобы хороший работник без достаточного к тому повода ушел с крупного предприятия, бросил насиженное место в Москве и поступил на завод в маленьком городе, даже не обозначенном на карте. Бенэт рассудил правильно: самая разумная мотивировка — семейные обстоятельства. Опытному хлыщу не так трудно вскружить голову девушке, не знающей жизни. И вот Дуся Филатова вводит так называемого Жаркова в заводской коллектив. Проверка Жаркова отделом кадров не вызывала никаких сомнений, тем более что на свой запрос они получили с завода «Динамо» отличную характеристику. Я видел этого Жаркова в работе, он точен, исполнителен и хорошо знает дело. Сразу видно, что к профессии электротехника его специально готовили.
В электроцехе, куда он получил назначение, Жарков быстро завязывает дружеские отношения с бригадиром Исаковым. Умело разжигая его самолюбие, он всячески старается углубить конфликт в семье Исакова и методически спаивает его. В намеченный день, напоив Исакова, Жарков устраивает аварию в семнадцатом цехе и, «покрывая» товарища, с нарядом, выписанным на имя бригадира, отправляется на вызов. Начальник участка отказывается допустить Жаркова в помещение главного конвейера. Тогда Жарков рассказывает начальнику участка, чем вызвана такая замена. Он говорит, что раскрытие причины неявки Исакова на вызов может привести его к увольнению, а у него семья, ребенок… И вот здесь начинают безошибочно действовать те свойства человека, которые зачастую толкают на проявление сладенького сочувствия и жалостного гуманизма как раз тогда, когда необходимо проявить суровую твердость и решительность. «Все мы люди, все мы человеки», — подумал начальник участка и пропустил Жаркова в семнадцатый цех. В этот день, точнее, четырнадцатого мая Жарков установил фотокамеры в коробках электрической арматуры. Во втором случае, когда Жарков явился в семнадцатый цех по тем же самым причинам, начальник участка допустил его к работе на правах старого знакомого. Это было десятого июня. В этот день Жарков извлек из фотокамер отснятые кассеты и поставил свежие. Очевидно, спустя несколько дней, он передал отснятую пленку Хельмуту Мерлингу. «Серый» проявил пленку, отпечатал ее контактом на покрытом эмульсией холсте, нарисовал поверх позитива пейзаж с березками, высушил при помощи инфракрасной лампы и, согласно инструкции, полученной по рации, продал миниатюру Луизе Вейзель, Тем временем Бенэт решил использовать полученную им явку для связи и встретился с Тимофеем Холодовым. Эпизод убийства им Холодова я опускаю. Попытка Жаркова использовать свое новое знакомство с молодым специалистом, присланным на работу в ЦКБ, закончилась звонкой пощечиной в парке. Случай с отравлением его жены синильной кислотой чуть не сорвал все наши планы. Жарков действовал быстро и решительно, он убрал из корыта ковбойку и открыл на кухне окно. Поведение дежурного врача у Жаркова не вызвало подозрений. Мне думается, что Жарков будет дожидаться запуска в производство «АЭП-7 — Аргус», затем, получив тем же путем фотоснимки прицела, он передаст их Мерлингу и попытается перейти границу.
