Майор угрюмо молчал. Он, видимо, думал о чем-то своем.
— Товарищ подполковник, — неожиданно сказал Серминов, — садитесь вы рядом с Женей, а я поеду на такси.
Пахомов посмотрел на Комарова. Чижов зло отвернулся. Перцов усмехнулся. Нужно дать парню шанс, подумал Комаров, обязательно нужно дать ему шанс.
— Оставайся, — сказал он, — только не попадайся на глаза Ларионову. Он сожрет тебя живьем.
— Не попадусь, — обещал Серминов, — я ведь думал, они действительно…
Видно было, как он переживал. Комаров сел в машину рядом с Чижовым. Машина тронулась, и, обернувшись, они еще видели стоявшего у обочины дороги Серминова.
— Думаете, он никуда не побежит? — спросил Чижов.
— Он приедет в прокуратуру, — убежденно сказал Комаров, — это урок на всю жизнь, Женя. Для него это был тяжелый урок. Только не нужно так гнать машину, постарайся доставить нас в целости и сохранности. Хотя… слушай, Павел, этот Ларионов ведь так дело не оставит. Он обязательно позвонит генералу. Ты помнишь о нашем уговоре в твоем кабинете?
Пахомов помнил. Тогда Комаров попросил его ничему никогда не удивляться. Учитывая экстремальные условия, в которых они действовали, Комаров временами разыгрывал сценки, как он говорил — для «зрителей в пятом ряду». И вот теперь, судя по всему, он разыгрывал похожую сценку.
— Помню, конечно.
— Нам в прокуратуру никак нельзя. Там твое руководство перехватит этого типа, и мы его никогда больше не увидим.
Климатов молчал.
— Что предлагаешь? Говори яснее.
— Думаю, нужно везти его не в прокуратуру, а по дороге куда-нибудь заехать. Куда-нибудь в районную прокуратуру и там допросить. Захочет говорить — хорошо. Не захочет — значит, погибнет при попытке к бегству.
Перцов, привыкший к подобным сценкам, сохранял спокойствие. Но Чижов резко нажал на тормоза.
— Не так резко, — попросил Комаров.
— Вы это серьезно? — спросил, заикаясь, молодой следователь.
— Конечно, серьезно, — подмигнул ему правым глазом Комаров, но так, чтобы его не увидел сидевший сзади Климатов..
— Это нарушение закона, — нетвердо сказал Чижов. Нужно было поддержать игру.
— Понимаю, — согласился Комаров, — но у нас нет другого выхода. Эти типы отнимут у нас Климатова, не дав допросить его. А если майор нам расскажет, значит, мы в выигрыше и сумеем как-то от них отбиться.
— А если не расскажет? — спросил Перцов невинным голосом, словно самого Климатова не было в автомобиле.
— Тогда придется его пристрелить.
Если бы Климатов был оперативным сотрудником МВД или КГБ, он, конечно, разгадал бы всю несложную комбинацию. Если бы он был следователем ФСБ или прокуратуры, он и тогда сумел бы понять. Но Климатов был всего-навсего неплохим старшим лейтенантом Девятого управления КГБ, то есть работал всю жизнь в отделе охраны советских вождей и привык не особенно рассуждать, полагаясь на свою выучку и начальство. И майором в службе охраны президента он также стал, не особенно вникая в премудрости оперативной работы своей службы, которые, впрочем, ему и не нужно было знать. И теперь, с ужасом слушая разговор в машине, он вполне верил в сказанное этими людьми. Сам на их месте он поступил бы таким же образом, избавляясь от нежелательного и опасного свидетеля, постаравшись получить у него нужную информацию.
— Мужики, — дрогнувшим голосом сказал Климатов, — вы чего, мужики? Совсем с ума сошли? Как же вы меня стрелять будете?
— В спину, майор, в спину, — хладнокровно ответил Комаров. Пахомов с трудом сдерживал смех. — Ты ведь будешь убит при попытке к бегству.
— К какому бегству? Я никуда не собираюсь бежать.
— Это ты нам говоришь. А мы всем скажем, что ты пытался бежать. У нас просто нет другого выхода.
— Вы ненормальный, — убежденно произнес Климатов.
— Нет, просто хочу остаться на своей работе. Ведь ты говорил, что у меня будут крупные неприятности. Вот я и хочу сделать так, чтобы их не было. А чего тебе непонятно? Нет человека — нет проблемы, говорил наш покойный и любимый вождь товарищ Сталин. Не будет тебя — не будет никакой проблемы. Это ты, надеюсь, понимаешь? Женя, вези нас в районную прокуратуру.
— В какую?
— Какой район нам ближе?
— Киевский, я там работал следователем.
— Давай тогда в Киевский. Там мы этого субчика и допросим. Пусть попробует утаить информацию.
— Ребята, — Климатов начал понимать положение следователей, — не нужно меня туда везти.
— Это ты нам в прокуратуре расскажешь, — угрюмо произнес Комаров, уже не поворачиваясь.
— Товарищ следователь, — обратился к Пахомову майор Климатов, — вы же работник прокуратуры. Вы допустите такое беззаконие?
— Слушай, гусь, — обернулся к нему Комаров, — я тебя лично пристрелю. Посмотри мне в глаза, и ты увидишь свой последний час жизни. Ты ведь так грозился нам в квартире, чего сейчас в штаны наложил? Ничего, умрешь героем.
Но Климатов не хотел умирать героем. Машина повернула в другую сторону, и он занервничал.
— Вы все какие-то полоумные, одержимые. Я ничего не знаю. Куда вы меня везете? Я был прикомандирован к этой группе, просто сидел на телефоне.
— Где Пеньков?
— Не знаю. Не я дежурил в тот день.
— Но ты знаешь, где Пеньков. Серминов звонил по вашему телефону.
— По нашему. Туда поехала группа сотрудников.
— И что они с ним сделали?
— Я не знаю.
— Что? — крикнул Комаров. — Что они сделали?
— Я не знаю.
— В последний раз спрашиваю, что они с ним сделали?
— Это была профилактическая беседа. Ему хотели объяснить, что не нужно рассказывать о поездке Анисова.
— Поездке куда?
— Ну, в общем последней поездки.
— На Фрунзенскую набережную? — быстро уточнил Пахомов.
— Да, — тихо ответил Климатов.
— Что сделали с Пеньковым? — спросил уже сам Павел Алексеевич.
— Он… Погиб, — сумел наконец сказать майор.
— Каким образом?
— При попытке к бегству, — Климатов вдруг понял двусмысленность своего ответа и растерянно оглянулся по сторонам. Перцов еще сильнее надавил ему в бок локтем.
— Сукины дети, — не выдержал Чижов.
— Стопроцентная нераскрываемость, — мрачно напомнил Пахомов, — мы — единственная страна в мире, где стопроцентная нераскрываемость заказных убийств. Теперь понимаешь, Валентин, как это бывает?
— Всегда есть заинтересованные лица, — кивнул Комаров, снова оборачиваясь к ним, — это просто как закон.
Чижов, упрямо сжимая губы, показал на здание впереди.
— Уже подъезжаем.
— Почему нужно было скрывать, куда приезжал Анисов, — задал главный вопрос Пахомов, — почему?
— Не знаю. Я действительно не знаю, — пожал плечами Климатов.
— Но в какую квартиру он приезжал, ты должен знать, — обернулся к нему Комаров, — так в какую?
— На четвертый этаж, — махнул рукой Климатов, — все равно вы уже все знаете.
— Кто у нас на четвертом этаже? — спросил Комаров у Чижова.
Тот показал на бардачок. Комаров достал список квартир, быстро пробежал глазами.
— Не могу понять. В одной идет ремонт, а в другой большая семья. Вы их исключили. Здесь указано, что там много детей и женщин. И все постоянно дома.
— Напротив, — показал Чижов.
— Ну да, идет ремонт в квартире. Она продана кому-то. В этой квартире? — спросил Комаров у Климатова. — Не перепутал?
Тот обреченно кивнул головой.
— Почему? — удивился снова Комаров. — Она ведь недавно продана. Там идет ремонт.
— Ремонт кончился. Просто там переделывают кухню, — подал голос Климатов.
— Мы считали, что там идет ремонт, — виновато произнес Чижов.
— А кому была продана эта квартира? — спросил Комаров, оборачиваясь к майору Климатову.
— У вас должно быть написано, — мрачно ответил тот.
— Где другой список, — нахмурился Комаров, — владельцы квартир. Значит, эта квартира принадлежала Миронову и была продана два месяца назад… — он назвал фамилию. — Да, именно ему. Ну и что?
— Какая фамилия? — спросил Пахомов. Комаров назвал еще раз. Пахомов нахмурился.
— Женя, — быстро сказал он, — кажется, знакомая фамилия. Как мы могли забыть? Кому было направлено письмо из Кабинета министров насчет просьбы Анисова продавать сырую нефть?
— Министру энергетики, — вспомнил Чижов.
— А как фамилия нашего министра? — вдруг непонятно почему изменившимся голосом спросил Пахомов.
Комаров в изумлении уставился на фамилию.
— Он.
— Он, — подтвердил Чижов, — я помню его фамилию.
— Анисов встречался с министром энергетики, — понял Пахомов, — так? Так? — теперь уже кричал он.
Машина затормозила у здания прокуратуры, но они все продолжали сидеть в автомобиле, словно забыв обо всем на свете. Климатов молчал. Он закрыл глаза. Все смотрели на него. Открыл и снова закрыл. А потом тихо выдавил.
