— Двадцать минут, — мгновенно отозвался он. — В рабочие часы.
— А оплата…
— О чем вы говорите, все как всегда, платите, когда хотите.
Я задумалась, строя в голове разные интересные схемы.
— Госпожа де Соза сказала мне, что ее бизнес здесь — это беспроводное сообщество. Я не успел засмеяться, когда вы подошли, господин Бок, — с громадным уважением сказал Боку сын рисового короля. — Это объединяет вас и госпожу де Соза — странная любовь к техническим новинкам. Но называть эту музыку над улицами бизнесом… Просвещение — это благородно. У вас здесь то сообщество, которое вело передачи об опере, госпожа де Соза?
— Нет, — сказала я, бросив в его сторону взгляд. — То есть да, но не только оно. Я на прошлой неделе приобрела через своих агентов две студии с оборудованием в Джорджтауне, одну в Ипо, веду переговоры в Малакке, там я купила бы еще две.
И тут я ощутила, что вокруг меня стало тихо, а воздух как будто заполнили электрические искры.
— Это немалые затраты, — без выражения выговорил Бок с неподвижным лицом.
— Они были бы куда больше, если бы люди поняли, что беспроводная связь — это способ заработать деньги, — заметила я. — Тогда мне пришлось бы платить просто за право владеть вот этим невидимым воздухом — теми самыми средними волнами.
Небольшой кружок вокруг меня стал теснее. Я начала ощущать запахи — здесь джин, там чеснок. Все молчали, понимая, что происходит нечто важное.
— Вы берете деньги за устную рекламу, как газеты — за печатную? — наконец неуверенно спросил Чиу.
— Ну, да, газеты же зарабатывают деньги, и журналы тоже… Кстати, господа, посоветуйте, что делать. Мой менеджер говорит мне, что в метрополии брать деньги за рекламу нельзя, беспроводная связь — монополия правительства. В Америке это делать можно. Здесь же — юридическая пустота.
— Значит, если это не запрещено, то… — выговорил Бок.
— Но все-таки хотелось бы, чтобы здесь был для этого закон. У нас ведь не совсем те законы, что в самой Англии?
— А вон стоит раджа, — сказал незнакомый мне тамил справа. — Он у нас член Федеративного совета. Первый малаец, вошедший в его состав. Законы — это по его части. Попозже мы вас познакомим. Ему стоит только выступить с инициативой…
— Вопрос только в том, как его теперь называть, — заметил подбежавший к нам сияющий Чу Кин Фэн. — Его имя — Чулан. Или раджа Чулан. Но ведь теперь надо обращаться к нему — как? Сэр Чулан? Чертовски странно звучит. Вот, допустим, Чан Вина, у которого этот потрясающий дворец на склоне Правительственного холма, тоже сделают рыцарем Британской империи. Но ведь слово «сэр» приставляется к имени, а не фамилии. Значит, надо говорить «сэр Вин Чан», то есть все перепутать?
Я всмотрелась в темноту: мои собеседники показывали в сторону высокого, стройного человека с удивительным лицом — удлиненным, тонким, умным, нос его украшали простые круглые очки. Очень не сразу становилось видно, что он совсем не молод — это осанка и стройность делали его навечно юным.
А перед раджой стоял… Элистер, погруженный с ним в какой-то сложный разговор, причем было видно, что они нравятся друг другу.
Я не сводила с них глаз, с только что пожалованного рыцаря Британской империи и с того, кто это звание — если повезет — когда-нибудь получит тоже. Жаль, что Элистер не родился малайским принцем, подумала я. Тогда все было бы проще.
— Но вы не думайте, — продолжал Чу Кин Фэн, — что если сэр Чулан завтра внесет законопроект, то послезавтра его примут. У нас тут действительно не Англия. У нас — особенности. Закон о регистрации для водителей авто когда-то принимали два года, а в 1921 году пытались ввести регистрацию домашней прислуги — и эта инициатива не прошла на Федеральном совете. Потому что мы, китайцы, народ с особенностями, госпожа де Соза. У нас одна жена по британскому закону, но есть и другие законы. И вот эти все якобы служанки, и амы, и племянницы… Так до сих пор все и остается, без регистрации, чтобы не сердить нас, китайцев. Так что ваше беспроводное предприятие…
Регистрации домашней прислуги нет, подумала я. Регистрация до сих пор отсутствует. Вот так.
— Но сегодня утром какие-то китайцы их у меня как раз переписывали, — выговорили мои губы.
— Это не полиция. Это, может быть, их записывают в Гоминьдан, — пошутил молодой торговец Чиу.
— Гоминьдан в Малайе запрещен, — бесстрастно сказал Бок.
— Бросьте, Бок, не вводите госпожу де Соза в заблуждение, — покрутил головой в тесном воротничке Чу. — Как временный председатель клуба могу вам напомнить, что когда строили вот это здание, тут постоянно доходило до драк, потому что цапались не только хакка и кантонцы, но — одна фракция предлагала, чтобы особняк назывался «залом доктора Сунь Ятсена», другие же были в ярости, потому что были за империю. Но все-таки построили… Гоминьдан здесь и сегодня в каждом городе.
Кружок наш начал распадаться, и я увела Бока в темноту аллеи, мимо групп беседовавших людей, якобы эскортируя его к буфету.
— Господин Бок, — говорила я, одновременно пытаясь справиться со своими мыслями, — позвольте вас спросить кое о чем. Вы можете догадаться, что у меня в моем городе есть друзья из… дайте уж я прямо скажу, секретных сообществ.
— Если вы помогаете жертвам опиума, то, конечно, это так, — без малейших эмоций заметил он. — У вас тогда общий враг.
— Так вот, я никогда их не спрашивала — а сообщества на стороне коммунистов или Гоминьдана?
Бок молчал почти целую минуту, потом остановился так, чтобы я не видела его лицо в свете факелов.
— Секретные сообщества коммунистов не любят, — сказал он наконец. — Они любят Гоминьдан. Который, как вы знаете, и родился здесь, в этих краях, как секретное сообщество. А потом уже начал обновление Китая.
— И сегодня он здесь все-таки есть?
Кажется, Бок улыбался.
— Госпожа де Соза, здесь есть даже свежие устрицы в ресторане «Ритц» на Петалин-стрит, дом двести двенадцать. Почему же где-то не быть и Гоминьдану, пусть официально его и нет? Он может, например, собирать деньги на поддержку перемен в Китае. Гоминьдан в колонии не ведет преступную работу, не убивает, а ведет пропаганду лояльности китайцев к Китаю. И только.
— Я хорошо понимаю вас, господин Бок, — сказала я очень медленно.
— Я знаю, что вы это понимаете. Поэтому и говорю, — произнес он. — Но я не сказал вам ничего нового. Посмотрите у себя в городе, как 10 октября все китайские улицы расцветают красным, и какой бизнес делают накануне импортеры праздничных ламп и хлопушек. И синих гоминьдановских флагов. И какие песни поют круглый год в китайских школах, особенно тех, где учителя из Китая. Для этого не нужно нарушать закон и иметь здесь отделения Гоминьдана. Вас что-то беспокоит, госпожа де Соза? Вам не надо беспокоиться. Вы в безопасности.
Я подняла голову, всматриваясь в его невидимое в темноте лицо, и кивнула.
Он ушел, пригласив меня жестом к столам, где дрожали огоньки свечек.
Мне было о чем беспокоиться. И это что-то было написано на лице Элистера, который шел ко мне через толпу.
— В китайских кварталах какой-то погром, Амалия, — сказал он. — И все усиливается. У нас неприятности? Или это нас не касается?
— У нас неприятности, — повторила я. — Длинный человек от Чан Кайши, то есть из Гоминьдана. Китайские кварталы. Он попросил разрешения у Эмерсона походить по китайским кварталам. Он, значит, теперь не один, на него работают сотни человек. Стоило только зайти в неофициальную местную организацию Гоминьдана, и…
Я еще не понимала, причем и зачем тут погромы и драки на Петалин-стрит. Но, в общем, было ясно, что думать следовало быстрее — вчера, позавчера, раньше.
Потому что все китайские кварталы и секретные общества уже давно — день, два, три — разыскивают моего поэта.
Домой нас подвозил Бок на фомадной «лагонде». Он сам сидел за рулем и наслаждался этим. И явно сожалел, что от его дома, на углу Ампанг-роуд, до нашего Стоунера — каких-то несколько минут.
А дома я сразу поняла, что все не так.
Охранника на воротах не было. Не было Онга и А-Нин, из гаража исчез древний «форд», и мой «роуял энфилд» выглядел там одиноко и сиротливо в свете голой электрической лампочки. Только в комнатке повара Чунга горел свет и угадывалось какое-то движение.
Я замерла в неподвижности. Итак, Онга, не последнего громилы секретных сообществ, здесь нет. И не будет в тот момент, когда… Конечно, ему тут лучше в этот момент не показываться, чтобы не оправдываться потом перед Ричардом.
Элистер молча наблюдал за мной. Он не волновался. Ему просто было интересно.
Звонок в штаб-квартиру полиции занял несколько минут, я уже была готова говорить с кем угодно, но нашелся тот, кто нужно — Эмерсон. Дорогая госпожа де Соза, сказал он, я вас уверяю, что завтра к полудню, когда подойдет подкрепление, мы восстановим полный контроль над всем городом. У нас тут уже немало добровольцев, основные силы полиции контролируют мост. Но если за вами надо послать команду, то найдем способ, придумаем, только скажите. Извините, если обеспокою вас этим вопросом — но… господин Макларен? Вы ведь знаете, где он?
