– Это и есть долина Кашмира? – поинтересовался Шавасс.
– Что, разочарован? – улыбнулся Фергюсон.
– Нет, напротив, – ответил Шавасс. – Никакого сравнения с тем, что написано о ней в книгах. Ты уже здесь давно?
– Около восемнадцати месяцев, – снова улыбнувшись, сказал Фергюсон. – Знаю, что меня направили сюда почти что в ссылку, но я не жалуюсь. Хотя, по правде говоря, заниматься приходится канцелярской работой.
– Как твоя нога?
Фергюсон пожал плечами.
– Могло быть и хуже, – ответил он. – Иногда я ее чувствую. Говорят, эти ощущения могут длиться годами.
Машина въехала на узкую улочку, на которой располагался базар, и Фергюсон сбросил скорость. Шавасс, разглядывая толпящихся у торговых рядов людей, задумался о Фергюсоне. Он был хорошим агентом, одним из лучших оперативных сотрудников управления, до тех пор, пока в Алжире, где он работал, однажды темной ночью в окно его спальни кто-то не бросил гранату. «Не важно, опытный ты разведчик или нет, – подумал Шавасс, – но рано или поздно судьба все равно укажет на тебя перстом».
Отогнав печальные мысли, Шавасс закурил следующую сигарету.
– Тот летчик, которого ты нашел, как его... Керенский... Он надежный?
– Один из лучших пилотов, которых я когда-либо встречал, – ответил Фергюсон. – Во время войны он командовал летной эскадрильей, имеет много боевых наград. Керенский находится здесь около пяти лет.
– Значит, не подведет?
– Конечно нет. Такой высокий хребет перелететь сложно, но он отличный летчик. Равных ему здесь нет.
– Он согласен взять меня?
– Да за такие деньги он готов доставить тебя даже в ад, – улыбнулся Фергюсон. – Лихой малый.
– А живет он здесь, в Шринагаре?
Фергюсон кивнул.
– Да. В барке на реке. Всего в пяти минутах езды от моего дома, – сообщил он.
Они проехали через центральную часть города, и Фергюсон, сбросив скорость, свернул в улочку, на которой стояло красивое белое бунгало. Мальчик-слуга в ярко-красной чалме, в одежде из белого тика сбежал по ступенькам веранды и, подойдя к вышедшему из машины Шавассу, взял у него саквояж.
Внутри дома, окна которого загораживали плотные шторы, было темно и прохладно. Фергюсон провел гостя в отделанную белым кафелем ванную.
– Все ванные принадлежности здесь есть, – сказал он. – Прими душ, а я попрошу слугу приготовить тебе сменную одежду. Буду ждать тебя на веранде.
Фергюсон ушел, а Шавасс внимательно посмотрел на себя в зеркало. Глаза у него были немного покрасневшими, на покрытом щетиной лице лежала печать усталости. Тяжело вздохнув, Шавасс начал раздеваться.
* * *
Выйдя из ванной через двадцать минут, в хлопчатобумажных брюках, в чистой белой рубашке и с еще мокрыми после душа волосами, он выглядел совершенно другим человеком. Фергюсон сидел за столиком под ярким цветастым зонтом. За садом текла река Джелум.
– Отсюда отличный вид, – выходя на террасу, заметил Шавасс.
Фергюсон кивнул.
– А как здесь красиво по вечерам, – сказал он. – Поверь мне, когда солнце опускается за горы, от такого вида глаз не оторвать.
Появился мальчик-слуга с подносом в руках, на котором стояли два высоких стакана с сильно охлажденными напитками. Шавасс взял запотевший стакан и, глотнув из него, облегченно вздохнул.
– Именно это мне и требовалось сейчас, – произнес он. – Теперь я снова чувствую себя человеком.
– Рады стараться, – ответил Фергюсон. – А как насчет того, чтобы перекусить?
– Нет, спасибо. Я в самолете поел. Если не возражаешь, я бы хотел как можно скорее увидеть Керенского.
– Никаких проблем, – сказал Фергюсон.
Он поднялся с кресла и по каменным ступенькам террасы спустился на выжженную солнцем лужайку, жестом пригласив за собой Шавасса.
Они вышли через плетеную калитку и свернули на тропинку.
– А что собой представляет тот тибетец? – спросил Шавасс.
– Ты имеешь в виду Йоро? – переспросил Фергюсон. – Думаю, ты будешь приятно удивлен. Ему около тридцати, очень образованный и отлично говорит по-английски. Судя по всему, когда он был еще ребенком, Хоффнер организовал для него трехлетнюю учебу в миссионерской школе в Дели. Несмотря на свой возраст, Йоро человек мудрый.
– Где он сейчас?
– Живет со своими соотечественниками во временном лагере за пределами города. Из Тибета в Кашмир прибывает огромное количество беженцев, – ответил Фергюсон и вдруг протянул руку в сторону реки. – А вот и сам Керенский пожаловал.
К берегу в сорока ярдах от них причалила выкрашенная красной и золотистой краской барка. На мужчине, стоявшем на крыше ее будки, ничего, кроме плавок, не было. Как только Фергюсон с Шавассом подошли к краю берега, он тут же нырнул в воду.
Поскольку Фергюсону было трудно перебраться на борт барки, Шавасс первым вступил на трап и подал ему руку. Деревянная палуба судна блистала чистотой. Впрочем, и вся барка, которая служила Керенскому домом, находилась в отличном состоянии.
– Хорошее судно, – заметил Шавасс.
– Да, первый класс! – воскликнул Фергюсон. – Многие проводят свои отпуска вот на таких посудинах.
Они сели в стоявшие под тентом рядом с мачтой плетеные кресла и стали ждать Керенского, который, не замечая их, продолжал плавать. Наконец заметив гостей, пилот развернулся и не спеша поплыл к барке. Взявшись за поручень обеими руками, Керенский подтянулся и забрался на борт. Вода ручьями потекла с его мускулистого тела.
– А-а, мистер Фергюсон. Человек с большими деньгами, – улыбаясь, произнес он. – Что так поздно? А я уже думал, что вы не придете.
– Пришлось немного задержаться, – ответил Фергюсон. – Мой приятель в Дели не успел на пересадку.
У Яна Керенского было удивительно некрасивое лицо и коротко стриженные серо-седые волосы. Когда он улыбался, кожа на его лице собиралась в тысячи морщинок.
– Надеюсь, что у вашего приятеля крепкие нервы, – сказал пилот и посмотрел на Шавасса. – Они вам потребуются при перелете.
После таких слов Шавасс сразу проникся к нему доверием.
– Фергюсон утверждает, что с вами я в полной безопасности.
Керенский осклабился в широкой улыбке.
– Ему можно верить, но я бы предпочел, чтобы вы сами убедились в моих способностях пилота, – сказал он. – Минутку, пожалуйста.
Летчик прошлепал босыми ногами по палубе и исчез в кубрике.
– Сразу видно, он не из робких, – заметил Шавасс.
– Это уж точно, – согласился Фергюсон. – Если кто и может переправить тебя по ту сторону границы, так это он.
Вскоре из кубрика с подносом в руках, на котором были напитки и большая сложенная карта, появился Керенский. Он поставил поднос на столик и уселся.
– Водка со льдом, друзья мои, лучший в мире напиток, – торжественно провозгласил хозяин барки.
Шавасс сделал большой глоток и спросил:
– Польская, не так ли?
– Естественно. Самая лучшая водка у Керенского. Она для поддержания формы в таком климате просто необходима, – сказал пилот и, похлопав себя по загорелой груди, улыбнулся. – Мистер Шавасс, по-моему, для моих сорока пяти совсем неплохо?
– Да, такая мускулатура впечатляет, – ответил Шавасс.
Керенский отодвинул поднос и разложил на столике карту.
– Ну а теперь перейдем к делу, – сказал он. – Фергюсон говорит, что вы в Тибете уже бывали.
– Только в его юго-восточном районе.
– Западная его часть совсем другая, – продолжил Керенский. – Почти вся его территория расположена на высоте шестнадцати тысяч футов над уровнем моря. Дикая горная местность.
– Мы сможем туда добраться?
Керенский пожал плечами.
– Попытаемся, – ответил он. – В Лехе есть запасная взлетно-посадочная полоса, которой я иногда пользуюсь. Городок этот расположен в горах на высоте одиннадцати тысяч футов. Это Верхний Инд. Оттуда до Рутога всего сто двадцать миль.
– А там есть, где приземлиться?
Керенский кивнул.
– У тибетца, с которым вы летите, я уже об этом спрашивал. Он говорит, что в восьми милях восточнее Рутога есть отличное место для посадки. Там сразу за озером тянется что-то вроде песчаного пляжа.
– Это радует, – сказал Шавасс. – А что у вас за самолет?
– "Гавиллэнд-бивер". Лавировать между высокими горными вершинами можно только на небольшом самолете, – заметил Керенский. – В Тибет мы полетим через перевал Пангонг-Цо. Его высота приблизительно пятнадцать тысяч футов. Так что нашему самолетику придется поскрежетать брюхом. Хочу сразу вас предупредить, что там, если что, садиться негде. Там кругом только льды и снега. Если вы боитесь, то откажитесь сразу.
– Лишить вас удовольствия? Да никогда. Итак, когда мы вылетаем?
– Знаете, друг мой, вы мне нравитесь, – улыбаясь, сказал Керенский. – Я всегда считал, что летаю для удовольствия, но теперь отправлюсь в полет из чисто миссионерских побуждений. Хорошо. В Лех мы вылетаем сегодня после полудня. Если небо будет чистым, то полетим в Рутог напрямую. Но если небо затянет облаками, то через горы нам не прорваться.
