— За деньги, разумеется.
— Естественно. Нашему Шону нравится жить среди дорогих вещей. Оплачена была и попытка взрыва на Даунинг-стрит. За ней стоял Саддам Хусейн. И все же полтора года спустя на легком самолетике, нагруженном медикаментами для боснийских детей, он летит на Балканы и не берет за это ни гроша.
— Что же случилось, в облаках с ним побеседовал Бог или что-нибудь еще?
— Какая разница? Сербы, мягко говоря, сняли с него розовые очки. Мне удалось убедить их избавить его от услуг расстрельной команды, и в благодарность за это он стал работать на меня, начав все с чистого листа.
— Простите, сэр, но этот лист никогда не будет чистым.
— Дорогой старший инспектор, в нашей работе часто случается, что для поимки одного вора следует воспользоваться помощью другого. Если вы собираетесь работать со мной и дальше, то вам придется привыкнуть к этой мысли.
Он выглянул в окно. Они сворачивали на Графтон-стрит.
— Вы уверены, что он именно здесь?
— Так мне сказали, сэр. Это его любимый ресторан.
— Отлично, — сказал Фергюсон, — я тоже не прочь перекусить.
Шон Диллон сидел в баре на втором этаже ирландского ресторана Маллигана и, глядя в вечернюю газету, разделывался с дюжиной устриц и маленькой бутылкой шампанского. Это был невысокий человек (ростом не больше пяти футов и пяти дюймов), с волосами столь светлыми, что они казались седыми. На нем были темные джинсы, старая черная кожаная летная куртка, а на шее белый шарф. Самым странным в нем были глаза, прозрачные и бесцветные, они напоминали воду над каменным дном, а постоянная ироничная складка в углах рта придавала ему вид человека, который не воспринимает жизнь слишком серьезно.
— Так вот вы где, — проговорил Фергюсон, в ответ на что Диллон поднял глаза и застонал. — Спрятаться вам некуда — во всяком случае, сегодня. Я бы тоже заказал дюжину вот этих и пинту «Гиннесса».
Стоявшая рядом официантка слышала это. Диллон обратился к ней по-ирландски:
— Благородный господин — англичанин, девушка, но его мать, упокой, Господи, ее душу, была ирландкой, поэтому дайте ему то, что он просит.
Девушка улыбнулась ему преданной улыбкой и удалилась. Фергюсон сел за столик, а Диллон поднял глаза на Анну Бернстейн.
— А ты кто будешь, девочка?
— Это старший инспектор-детектив специального подразделения Анна Бернстейн, мой новый помощник, и я не хотел бы, чтобы вы испортили мне ее. Так где же мой «Гиннесс»?
А потом в первый раз произошло то, что потрясло Анну Бернстейн: Диллон встал и улыбнулся, и такой улыбки она раньше не видела. Теплая и очаровывающая, она совершенно меняла его. Анна шла сюда, готовая к тому, что этот человек ей не понравится, но теперь…
Он взял ее за руку.
— И что же такая славная еврейская девушка делает в этой скверной компании? Хотите шампанского?
— Нет — я на службе. — Она слегка смутилась и села.
Диллон отправился к стойке, вернулся с еще одним стаканом и налил в него шампанского.
— Если вы устали от шампанского, вы устали от жизни.
— Ерунда, — проворчала она, но стакан взяла.
Фергюсон расхохотался.
— Поосторожнее с ней, Диллон, в прошлом году она столкнулась с выбегавшим из супермаркета бандитом с обрезом в руках. К несчастью для него, на той неделе она занималась системой охраны американского посольства и в ее сумочке был «смит-вессон».
— Так вам удалось убедить его оставить стезю греха? — спросил Диллон.
— Что-то вроде того, — кивнула она в ответ.
Появились устрицы и пиво для Фергюсона.
— У нас проблема, Диллон, жуткая проблема. Старший инспектор, расскажите ему.
Проблему она изложила в нескольких коротких предложениях. Когда Анна закончила, Диллон вынул из серебряного портсигара сигарету и закурил ее от старомодной зажигалки «зиппо».
— Итак, что вы об этом думаете? — спросила она.
— Ну, что известно точно, так это то, что Билли Квигли мертв.
— Но ему удалось поговорить с бригадиром, — возразила Анна, — а из этого следует, что Ахерн наверняка отменит операцию.
— С какой стати? — сказал Диллон. — У вас нет ничего, кроме утверждения, что он собирается завтра взорвать президента. Где? Когда? У вас нет ни малейшей догадки на этот счет, а я готов побиться об заклад, что список мероприятий у президента очень длинный!
— Так оно и есть, — согласился Фергюсон. — Утром на Даунинг-стрит встреча с премьер-министром и израильским премьером. Вечером увеселительная прогулка на катере по Темзе, а между ними целая куча разных мероприятий.
— И ни одно из них он не захочет отменить?
— Боюсь, что нет. — Фергюсон покачал головой. — Мне уже звонили с Даунинг-стрит. Президент против малейших изменений программы.
Анна Бернстейн спросила:
— Вам известно, что за человек Ахерн?
— О да, — отозвался Диллон, — пару раз он пытался убить меня, а потом мы встречались с глазу на глаз в Дерри на мирных переговорах.
— А его подружка?
Диллон покачал головой.
— Какой бы ни была Нора Белл, это для нее не главное. Секс для нее не главное. Она была простой девчонкой из обычной семьи, пока бомба ИРА не вычеркнула эту семью из жизни. А сегодня она своими руками задушила бы папу римского.
— А Ахерн?
— Он странный тип. Для него это всегда было чем-то вроде игры. Он блестящий комбинатор. Не забуду его любимую поговорку: «Я не хочу, чтобы моя левая рука знала, что делает правая».
— И что это должно значить? — спросил Фергюсон.
— Только то, что Ахерн никогда не является тем, чем хочет казаться.
Немного помолчав, Фергюсон проговорил:
— На это дело брошены все до последнего агенты, и мы рассчитываем, что нам достанут хотя бы не очень хороший снимок этого человека.
— И даже еще более скверный снимок девушки, — добавила Анна Бернстейн.
Фергюсон проглотил устрицу.
— Есть идеи, как найти его?
— Пожалуй, что да, — сказал Диллон. — В Килберне есть протестантский паб «Вильгельм Оранский». Я мог бы навести там справки.
— Так чего же мы ждем? — Фергюсон проглотил последнюю устрицу и встал. — Поехали.
Пивная «Вильгельм Оранский» в Килберне с фреской, изображавшей только что победившего в битве при Бойне короля Вильгельма, удивительным образом воссоздавала атмосферу Белфаста. Таким мог бы быть любой оранжистский паб в Шанкилле.
— Вы двое не очень-то впишетесь в обстановку бара, — заметил Диллон. Втроем они сидели на заднем сиденье «деймлера», остановившегося у паба. — А мне нужно поговорить с человеком по имени Пэдди Дрисколл.
— И кто он — большая шишка? — спросил Фергюсон.
— Ну, скажем, сборщик взносов. Подождите меня здесь. Я пойду через задний вход.
— Ступайте с ним, старший инспектор, — распорядился Фергюсон.
Диллон вздохнул:
— Ладно, бригадир, но за старшего я.
Фергюсон кивнул.
— Делайте, что он скажет.
Диллон выбрался из машины и направился к пабу.
— Оружие у вас с собой? — спросил он.
— Разумеется.
— Отлично! Никогда не знаешь, что случится через минуту в этом злобном мире.
У входа во двор он задержался, чтобы достать из-за пояса сзади «вальтер», надеть на него глушитель и спрятать его в кармане летной куртки. Под дождем они пересекли мощенный булыжником двор, прислушиваясь к доносившейся из бара музыке: какой-то лоялистский оркестр наяривал там «Шарф, который носил мой папаша». Через окна была видна большая кухня, на которой за столом невысокий седоволосый мужчина занимался бумагами.
— Это Дрисколл, — прошептал Диллон, — заходим.
Сквозняк из открытой двери пошевелил бумаги на столе Дрисколла, он поднял от них глаза и увидел входящих в комнату Диллона и Анну Бернстейн.
— Мир дому сему, — начал Диллон, — но самая интересная часть нынешнего вечера еще впереди, Пэдди, сынок.
— Боже мой, Шон Диллон!.. — На лице Дрисколла был написан откровенный ужас.
— И еще твой личный старший инспектор-детектив. Сегодня с тобой обойдутся вежливо.
— Чего вы хотите?
Анна прислонилась к двери, а Диллон пододвинул стул и сел за стол напротив Дрисколла. Он вынул сигарету и закурил.
— Майкл Ахерн. Где он может быть?
— Господи, Шон, я не видел его уже несколько лет.
— А Билли Квигли? Не говори мне, что его ты тоже не видел, потому что мне известно, что он регулярно тут выпивает.
Дрисколл попытался выкрутиться:
— Конечно, Билли бывает все время, но вот Ахерн… — Он передернул плечами. — Он скверный человек, Шон.
— Да, но я еще хуже.
Быстрым движением Диллон извлек из своей куртки «вальтер», прицелился и выстрелил. Раздался глухой хлопок, и мочки левого уха Дрисколла не стало. Дрисколл со стоном поднес руку к уху, из которого лилась кровь.
