Выслушав все это, я заявил, что являюсь сторонником решительных мер, и если все так, как она говорит, то профессора следует убрать!
В ту пору в эмигрантских кругах ходил настойчивый слух, что смерть генерала Врангеля была насильственной—денщик ему в еду подсыпал толченые бриллианты. И, недолго думая, я предложил этот вариант, выразительно поглядев на ее кольцо с бриллиантом.
— Хорошо, но кто и где это будет делать? — усмехнулась Пепескул. И я, прочтя в ее глазах настороженность, выругал себя за глупость. Тут же предложил устроить автокатастрофу, что понравилось ей больше, но она восприняла все сдержанно и вскоре распрощалась и ушла с сопровождавшим ее Черташем.
На следующий день, на основании этих материалов, был подан донос в белградскую полицию, где говорилось, что Пепескул и Черташ, видимо, завербованы советской агентурой, свившей гнездо в Четвертом отделе РОВСа, поскольку готовятся убить генерального секретаря Союза Георгиевского...
А на другое утро меня арестовали и отвезли в Главнячу. Вызвали на допрос лишь на третьи сутки: за столом в большом кабинете восседал начальник полиции Драгомир Йованович. На мой вопрос, почему я арестован, он резонно ответил:
— Согласно данным, расшифрованным стенографисткой и подтвержденным свидетелями, виновата не одна сторона: вы провоцировали Марию Пепескул, когда предложили свою помощь убрать профессора Георгиевского, как это сделал с бароном Врангелем его денщик...
— Мне поручили узнать, на что может пойти эта женщина. Вся операция была проведена ради Георгиевского, который опасается за свою жизнь.
— Тем не менее... роль обвиняемых пассивна...
Меня снова отвели в камеру. Шагая в сопровождении жандарма, я решил, что за Пепескул, вероятно, заступился генерал Барбович.
Однако, как выяснилось впоследствии, все было намного сложней: завербованному немцами Драгомиру Иовановичу выпал удачный повод, воспользовавшись недостаточной убедительностью обвинения, повлиять на руководство НТСНП и заставить работать на себя, верней, на немцев!
До 1937 года в Югославии работал VI отдел РСХА и, разумеется, осведомительная служба министерства Риббентропа; главным уполномоченным нацистской разведки по Югославии был Карл Краус Лот, но он оставался в Берлине, а в Загребе был его представитель—Руди Коб. В непосредственной связи с ним были Макс Борхард, Герхард Хибнер и красавица Лина Габель. Канарис, верный своим принципам, называл РСХА ватагой любителей, считая, что нужно получать «ощутимые данные», а не о том, «кто что болтал и кто с кем спал»...
Ничего этого я в ту пору не знал...
Прошло десять дней. Байдалаков и Георгиевский, понимая опасность назревавшего скандала, грозившего подорвать престиж Союза, обратились за помощью к высокому правительственному чину Джуре Чирковичу.
Отчим, в свою очередь, попросил заступиться за меня бывшего городского голову Белграда, чей загородный дом снимал в аренду. По их ходатайству дело было прекращено: меня выпустили, а Марию Пепескул и Ивана Черташа выслали из Белграда...
Молодежь, особенно энтеэсовцы, встретили меня как героя; старшее поколение — скептически, а у меня самого на сердце лежал камень...
Вскоре руководство Союза (в основном «Маг») связалось с польской, а потом с японской разведками.
Проведя предварительную подготовку с будущими «террористами» из НТСНП, Околович со всей группой уехал в Польшу. Прощаясь, он попросил меня занять его пост. На том же настаивали Байдалаков и Георгиевский, Дивнич и Перфильев.
Победило любопытство: что может быть интересней секретных материалов, собранных по всей Европе, проясняющих интриги, грязные махинации, предательства, кровавые дела, а нередко и героизм, борющихся в глубокой тайне разведок, партий, обществ...
В центре Белграда, напротив знаменитой гостиницы «Москва», шестой этаж большого дома на Балканской занимает НТСНП. Большая прихожая, просторный зал на 80—100 мест, позади него комната для заседаний Исполбюро, напротив нее кабинет председателя, машинописное бюро, отдел пропаганды, гостиная, превращенная во временную спальню для «бездомных» и приезжих новопоколенцев, и, наконец, напротив прихожей большая, видимо, кухня, туалет, ванная и в сторонке, похожий на чулан, кабинет контрразведки. Стены его уставлены полками, на них громоздятся папки под номерами. В углу несгораемый шкаф, где хранятся несколько пистолетов, в другом углу два стула и небольшой стол.
По вечерам прихожу в клуб и, снедаемый любопытством, знакомлюсь с самыми нашумевшими событиями последних лет, происшедшими в русском зарубежье. Встречается разное: кое-когда материал построен на домыслах, но чаще зиждется на данных, полученных или выцарапанных из анналов многих разведок—чаще французской «Сюрте-2». Они интересуются, а порой и сотрудничают с русскими молодыми людьми, готовыми вести борьбу с весьма опасной Россией. ОГПУ засылает своих людей за границу в больших количествах, работают они неплохо и, умело используя тех же эмигрантов, достигают своих целей. Самые интересные данные посылали из Парижа Владимир Поремский, близко связанный с «Сюрте-2», и Столыпин (сын великого Столыпина), потом Вюрглер из Варшавы—источник «Двуйки»; Завжалов из Софии, работавший в дружном контакте со шпионом международного класса Буревым: Субботин, черпавший сведения из Берлина; Лукницкий, связанный с Сигуранцей, из Бухареста; Ольгский — будущий глава разведки НТС, из Бельгии. Все эти люди приезжали в Белград, знакомились со мной, чтобы вести дальнейшую переписку, поскольку получаемые мной со всех концов сведения порой были весьма ценными. К тому же со мной делился секретной информацией шеф русского отдела тайной полиции Николай Николаевич Губарев. Встречам я обязан его жене-сербке, которой нравилось со мной танцевать...
Постепенно я набирался знаний и приобретал опыт в секретной службе..
В 1936 году в Испании началась гражданская война. Генерал Франко, поддерживаемый нацистской Германией и фашистской Италией, начал боевые действия против Народного фронта. Советский Союз тут же организовал помощь, посылая «добровольцев» и военную технику. Поплыли караваны судов по Средиземному морю. Франция и Англия держали фиктивный нейтралитет, побаиваясь «красной заразы». Заволновалась русская эмиграция, а с ней и НТСНП. Первым отличился Поремский, который с двумя энтеэсовцами пробрался в Испанию и взорвал два советских самолета!
Вскоре после этого меня пригласил Губарев:
—Разговор у нас будет конфиденциальный, Владимир Дмитриевич! — начал он, указывая мне на кресло. — Прошу!
— Я вас слушаю, Николай Николаевич!
— Хочу попросить вас подыскать мне толкового парня, желательно не очень связанного с Белградом, чтобы направить его в Улцин.
— В Черногорию? — удивился я.
— Порт, как известно, расположен неподалеку от Албании, куца заходят советские суда, направляющиеся в Испанию.
— Зачем им делать такой крюк? А что будет делать человек в Улцине?
— Может быть, для камуфляжа?.. Мало того, суда нередко становятся на рейд, под разными предлогами, в Улцинском порту. Вот это надо прежде всего выяснить. Заплывом в наши воды советских судов заинтересовалась УДБ (Управа државной безбедности).
— Каким образом?
— Сами понимаете, я этого не знаю... Главное—нам нужен надежный, неглупый русский человек. А как ему действовать, будем решать с ним...
Я подумал о Бржестовском, которому, после неудачной попытки перейти польско-советскую границу, удалось, в отличие от Бережного, отстреливаясь от пограничников, вместе с тремя проводниками вернуться в Польшу, а оттуда в Белград. Я предложил его кандидатуру. Губарев нашел ее подходящей.
Невмешательство Англии и Франции дошло до того, что Италия и Германия беспрепятственно снабжали войска Франко боеприпасами и военными частями; закрывали таза на то, что итальянские подводные лодки все чаще торпедировали советские корабли. Очевидно, ОГПУ принимало меры, чтобы точно знать, куца, когда и откуда выходят подводные лодки на «охоту». Значит, в портах сидели их осведомители.
Губарев предполагал, кто является советским агентом в Улцине... И Бржестовскому надо будет выявить его... и найти к нему подход.
22 сентября 1937 года был похищен большевистской разведкой генерал Миллер. Печать сообщала, что исчез и командир Корниловского полка, участник похищения, генерал Скоблин и арестована его жена — известная певица Надежда Плевицкая. Сообщения газет были противоречивы...
Пост начальника РОВСа занял генерал Абрамов, издав приказ: «...В Париже исчез 22 сентября 1937 года начальник Русского Общевоинского Союза генерал Миллер.
Допуская возможность предательского покушения со стороны врагов, я как первый заместитель, вступаю в исполнение должности начальника РОВСа с сегодняшнего дня. Одновременно оставляю за собой пост начальника III отдела в Болгарии и Турции, с резиденцией в Софии».
