Пока отмеченный желтым. Но скоро его можно будет перекрасить, превратив из желтого пунктира в непрерывную красную линию, соединяющую несколько красных кружков.
Сколько это обещает?..
_ Трубопровод обещал много, очень много. И даже не сам по себе, а тем, что связывал воедино несколько работающих на газе предприятий. Их предприятий!
На карте выстроилась первая, пока еще небольшая, но единая красная линия, так похожая на линию фронта.
А что, может быть, и фронт! Который, если подкинуть живой силы и средств, двинется на восток, на запад и на юг, отжимая, дробя и уничтожая противника.
Потому что этот противник — не противник. Не немцы, не Наполеон, не татаро-монгольская орда, даже не белополяки. Так — партизанщина, разрозненные, не способные друг с другом договориться, не умеющие воевать, потому что не готовые умирать нувориши. Гражданская шваль. Максимум, на что они способны, — организовать очаговое сопротивление, да и то до первой серьезной атаки. А потом задерут вверх руки.
Как всегда задирали.
Генерал с видимым удовольствием свернул карту «боевых действий».
Это сейчас она черно-синяя. Но дайте срок… Яблоки тоже не сразу краснеют, но краснеют всегда!
Дайте только срок!..
Потом генерал занялся гораздо менее любимой им, потому что рутинной, работой — деньгами.
Здесь ни к чему было разворачивать карту и планировать активные мероприятия, здесь нужно было только считать. Только складывать цифры.
Первый московский — семнадцать миллионов пятьсот двадцать пять тысяч семьсот десять. Долларов естественно.
Сбербанк — двадцать семь миллионов триста… И пятьдесят на процентных счетах.
Промбанк — тридцать шесть…
Индустриальный…
Сибирский кредит…
Итого…
Итого получилось очень неплохо. До бюджета Америки, конечно, далеко, да и Родины тоже, но все равно неплохо.
Генерал отодвинул в сторону калькулятор и окончательную цифру вписал в свой блокнот.
Скоро можно будет вкладывать деньги в перспективные проекты. Например, в модернизацию ручного зенитно-ракетного комплекса «Игла». Такой товар всегда в цене и здесь, и за рубежом. А специалисты стоят копейки. Потому что фанаты, потому что готовы работать не за деньги, а за право работать. Над тем, над чем хочется работать.
Пожалуй, так. Начнем с «Иглы», а там, глядишь, и до проектов стратегических бомбардировщиков дело дойдет…
Генерал закрыл и сложил папки в сейф.
Еще минут пять он сидел в своем кресле, отдыхая от цифр. Потом вызвал из приемной майора.
— Я здесь. Можешь соединять…
Проследив взгляд майора, заметил случайно оставленный на столе калькулятор. Подумал — надо его убрать в стол. И еще, параллельно подумал — это же надо, с чего все начиналось и к чему привело…
С ума сойти!..
Заместитель министра МО тоже рассматривал карту. Свою карту. На которой тоже были разбросаны значки, и тоже от Смоленска до Владивостока. На его карте значков было больше, что и понятно, так как он, по отношению к генералу Крашенинникову, был вышестоящим начальником.
Ленинград, Нижний Новгород, Самара, Уфа, Красноярск… Полтора десятка заводов, которые с трудом, уже в который раз за последнее десятилетие, начали перестраивать производство. На этот раз переходя с конверсионных рельсов на военные. Теперь швейные иголки, наструганные из металла «Бурана», титановые зубочистки, садовые баки, созданные на базе снятых с производства спутников-шпионов, им предстояло превращать в бээмпэшки, танки и ракетно-зенитные комплексы. Что будет нелегко, потому что пустить под пресс новейшую подводную лодку, из которой нашлепать полмиллиона столовых приборов, проще, чем превратить вилки и ложки в многоцелевую атомную субмарину.
Полтора десятка заводов. Всего лишь полтора десятка…
Но ничего, это только начало, только самое, самое начало. Главное, что сработал сам принцип, что удалось вернуть часть производств в лоно армии. Удалось заставить новых хозяев десятков заводов, ранее снабжавших оборонку сырьем и комплектующими, вспомнить о нуждах Вооруженных Сил. А раз так, то можно будет заставить вспомнить и остальных.
Так что это не «всего лишь» полтора десятка, это… это целых полтора десятка!..
Целых полтора десятка предприятий разоренного, а теперь возрождающегося оборонного комплекса!..
Где-то в ближнем Подмосковье, под Хабаровском, в Новороссийске, на побережье Финского залива, где кучкуются дачи известных людей города Санкт-Петербурга, и в нескольких тысячах километров от Москвы, Санкт-Петербурга и в полутора десятках тысяч километров от Хабаровска, на Гавайских островах, в наскоро отрытых в земле и прибрежных дюнах окопчиках, на верхушках деревьев, в нишах скал, в припаркованных к обочине автомобилях, возле окон роскошных апартаментов стояли, лежали, сидели, висели в гамаках люди. Они смотрели в бинокли, стереотрубы, окуляры видеокамер и приборы ночного видения. Или просто смотрели. Или дремали в шезлонгах, но все равно смотрели. И отмечали в памяти и в специальных блокнотах.
«8.35 — „объект“ направился в сторону пляжа…»
«С… до… „объект“ обедал в ресторане, за шестым от входа столиком…»
«В… появился на веранде дачи…»
«В… сел в машину…»
«…Вышел от любовницы…»
В свободное от наблюдений время они вычерчивали планы местности и маршруты движений. Отмечали точки, удобные для снайперских засад. Прикидывали, где бы было удобней закопать фугас или куда установить мину направленного действия МОН-50 или МОН-100. Соображали, как еще можно безопасно, гарантированно и без лишнего шума зачистить «объект».
Потом они с почты или из какого-нибудь Интернет-кафе отправляли факс или электронное письмо, вызывая на похороны безвременно почившей тети племянников. Или приглашали других родственников для совместного отдыха. Или просто писали — здесь очень хорошая погода, температура не опускается ниже 22 градусов. Что обозначало 22-е число.
И тогда где-то возле Санкт-Петербурга, Хабаровска или Новороссийска на военный аэродром садился транспортник, из которого выходили несколько военнослужащих в камуфляже, с большими спортивными сумками в руках. И где-то в районе Канарских островов под перископ всплывала атомная подводная лодка.
— Все в порядке, — говорил капитан. — Горизонт чист.
И через десантный люк в море выходила группа боевых пловцов. Один за другим пристегивались к тросу, тянущемуся за подводным, напоминающим торпеду скутером, и на средней скорости, чтобы не создавать акустических помех, устремлялись к пляжу. Где именно в это время, потому что всегда в это время, в ночном море в окружении трех любовниц бултыхался «объект». А рядом с ним, чуть в стороне, плескались невзрачного вида молодые люди.
Метров за двести от берега аквалангисты притапливали скутер и над самым дном, уже своим ходом, друг за другом, ориентируясь по компасу и береговым огням, плыли к пляжу. Плыли бесшумно, в специальных, под цвет донной растительности гидрокостюмах. И даже выдыхаемый ими воздух не поднимался к поверхности сотнями серебристых, демаскирующих пловцов пузырьков, а закачивался в пустые вакуумные баллоны.
Два плавающих вокруг «объекта» молодых человека смотрели на часы, вытаскивали из карманов плавок небольшие фонарики и, направив их под водой в море, несколько раз мигали.
Точка — два тире — точка.
Аквалангисты чуть меняли направление. Подплывали к месту, где радовался жизни «объект». В отблесках буйствующего на берегу света выбирали нужные ноги. Безошибочно выбирали, потому что единственные маленькие, кривые и волосатые среди трех пар невероятно стройных и бесконечно длинных.
Свет фонариков мигал еще раз. Одобрительно мигал.
Аквалангисты дожидались удобного момента и, когда «объект» отплывал чуть в сторону, цепко хватали его за щиколотки мягкими, не оставляющими синяков и кровоподтеков перчатками, и рывком утягивали вниз. Тот даже не успевал крикнуть. Вода смыкалась над его лицом. «Объект» утягивали на самое дно, где вода выдавливала из легких остатки воздуха.
Наверху о чем-то кричали длинноногие блондинки, потерявшие своего хозяина. И довольно быстро, но не так быстро, как в пляжных сериалах, на место происшествия устремлялись спасатели.
Аквалангисты опускали «объект» на дно, стараясь придать ему естественную для утопленника позу. И, привсплыв, чтобы не обозначить мутью, поднятой со дна, свой маршрут, быстро отступали к оставленному скутеру.
Через пятнадцать минут они вплывали в десантный люк лежащей на грунте атомной субмарины. Капитан не интересовался, зачем его пассажиры просили «притормозить» на траверзе Канар и куда они отлучались. Разведгруппам подобные вопросы задавать не принято. И никакие не принято. Равно как не принято заносить их фамилии в судовые документы…
