Михаил спросил у чиновника, где можно найти эксперта, подписавшего это свидетельство, и чиновник сказал, что он работает патологоанатомом в городской больнице. Через полчаса, выпив по дороге чашку кофе в маленьком прохладном кафетерии, Михаил пришел в больницу, но там ему сказали, что интересующий его доктор Астье сидит дома, так как работы для него нет — уже неделю в городе никто не умирал, да к тому же у мсье Астье разыгралась аллергия из-за буйного цветения табака. «Видите, сколько у нас цветов», — прибавила дежурная сестра приемного покоя, протянув руку к окну.
По указанному адресу Михаил без труда нашел квартиру доктора Астье. Патологоанатом открыл ему дверь, держа в левой руке носовой платок — у него был насморк, глаза слезились, и даже в полутьме прихожей Михаил заметил, какие красные у доктора веки.
Начинать издалека не имело смысла, ибо кому же более чужды всякие покровы, чем патологоанатому, чья специальность — хладнокровно вскрывать человеческое тело и беспристрастно подтверждать или опровергать прижизненный диагноз, поставленный лечившим пациента врачом. Михаил сказал, что он сын покойного Тульева, и начал задавать вопросы.
Да, ответил доктор Астье осторожно, он помнит то вскрытие. Сердце? Око было у мсье Тульева как у сорокалетнего. Мозг? Со стороны сосудистой системы и кровоснабжения все обстояло благополучно. Мог ли мсье Тульев упасть оттого, что вдруг закружилась голова? Гм, гм, это уже из области предположений, в которой весьма уверенно чувствуют себя только лечащие врачи, например, терапевты или психиатры, но для патологической анатомии в этой сфере подвизаться категорически запрещено…
Они сидели в кабинете доктора — хозяин за столом, Михаил в кресле, — и после этого иронического ответа у обоих одновременно возникла потребность встать и либо закончить разговор, либо сделать его еще более откровенным.
— Скажите, доктор, — поднявшись, спросил Михаил, — мог человек получить такую рану, просто упав виском на ступеньку?
— Ваш отец был высокого роста, — уклончиво ответил доктор. — Он выше вас…
Михаил рискнул: вынул из кармана портмоне и положил его на стол.
— Вы можете рассчитывать на мое молчание, — сказал он, глядя прямо в слезящиеся глаза доктора. — И на мой кошелек тоже.
Астье усмехнулся.
— Немедленно уберите это. Или, прошу прощения, уходите сейчас же.
Михаил поспешно спрятал портмоне.
— Извините, дурная привычка.
— Что вас привело ко мне? — отрывисто произнес доктор. — Конкретно!
— Умоляю, скажите: он действительно упал?
— Я не могу этого знать.
— Но характер раны…
— Люди падают, поскользнувшись на банановой кожуре, и расшибаются насмерть…
— Я внимательно прочел свидетельство о смерти, — сказал Михаил, опуская взгляд. — Рана описана очень подробно…
— Вы врач?
— Нет. Но мне сдается, что отец мог упасть и не сам. Он не поскользнулся на банановой кожуре…
Доктор отвернулся к окну и спросил тихо:
— Мой адрес вам дали в больнице?
Михаил почувствовал, что лед сломан.
— Да. Но я повторяю: вы можете быть уверены в моем молчании.
— Ну, все равно… В общем, вашего отца, возможно, кто-то ударил в висок тяжелым предметом. Если удар был нанесен не сзади, то бил левша. Однако насчет конфигурации раны в черепе и конфигурации ступеньки в акте все верно. Большего от меня не ждите.
— Спасибо, доктор!
— Не стоит благодарности. Будьте здоровы, и вы меня не видели.
…Михаил так и не понял, какими мотивами руководствовался доктор Астье, сделав ему это осторожное, но немаловажное признание. Может, просто заговорила совесть? Как бы там ни было, спасибо патологоанатому…
Михаил решил поспрашивать обывателей, и в первую очередь тех, кто жил неподалеку от дома отца. Ничего существенного выудить не удавалось, пока он не поговорил с агентом компании по продаже недвижимости, который жил почти напротив, чуть наискосок. Агент этот вспомнил, что незадолго до смерти старика видел возле его дома какого-то человека лет тридцати — тридцати пяти, одетого в рабочий комбинезон, с чемоданчиком в руке. Мсье Тульев был тогда в отъезде, агент это знал и потому позволил себе войти в усадьбу и поинтересоваться, что нужно пришельцу. Тот ответил, что промышляет ремонтом частного жилья и ищет подходящую клиентуру вот таким простейшим образом — обходит виллы и смотрит, нет ли кандидатов на капитальный или профилактический ремонт. Агент по продаже недвижимости вполне удовлетворился этим объяснением, но посоветовал не искать работу в городе: уж он-то знал, что дома богатых владельцев в ремонте пока не нуждаются, а у владельцев бедных нет на ремонт лишних денег. С тем они и разошлись.
У Михаила после этой встречи возникло предположение, что так называемый ремонтник приходил неспроста: он мог сделать слепок с закраины мраморной ступеньки. Если так, то тут работали наверняка профессионалы высокой марки. Центр своими руками не стал бы убирать отца — это не в их стиле. Им проще нанять убийцу в одном из тайных синдикатов, занимающихся по заказу ликвидацией людей.
Вернувшись в Париж, Михаил вновь обратился за помощью к Дону, рассказав ему обо всем, что удалось узнать. Тот обещал помочь, и Михаилу ничего не оставалось делать, как поселиться в тихом маленьком отеле и заняться чтением книжных новинок.
К концу второй недели нетерпеливого ожидания Дон позвонил ему по телефону и сообщил, что есть новости, но в баре встречаться нежелательно. Михаил пригласил его к себе в отель.
— Я так и думал, — сказал Дон с порога не то чтобы мрачно, но довольно угрюмо.
— Что именно? — Михаил показал рукой на кресло у столика. Дон сел. — Что ты узнал?
— Ты слыхал о Франсисе Боненане?
Михаил сдвинул брови, припоминая.
— Это что-то связанное с Чомбе?
— Да. Он украл Чомбе и привез его в Алжир.
— И он убил моего отца?
Дон поднял руки и воскликнул:
— Нет! Нет!
— Так при чем здесь Боненан?
— Я встречался с одним типом из его компании, и этот тип рассказал любопытные вещи.
— Например? — Михаила начинала слегка раздражать эта манера ходить вокруг да около.
— Он водил дружбу с человеком по имени Карл Брокман, тоже из их банды, а этот Брокман проболтался ему, что сумел за год заработать семьдесят тысяч долларов чистыми. Помимо работы на Боненана.
— Короче — отца убил Брокман?
— Скорей всего.
— Но при чем здесь Боненан?
— А при том, что это такая гнусная публика — тебе придется очень трудно.
— Значит, Карл Брокман…
— Ну, ты же понимаешь, имена у них у всех весьма условные. Как и у нас.
Михаил закурил сигарету, прошелся от столика к двери и обратно, спросил:
— Как он выглядит?
— Этого мне не рассказывали. Из разговора я только понял, что ему лет тридцать с небольшим.
— Где он сейчас?
— Тот тип сказал, что его дружок месяца три назад отправился в Лиссабон.
— А что там, в Лиссабоне?
— Там есть одно агентство по распространению печати, которое ничего не распространяет, а вербует людей для войны в колониях.
Михаил посмотрел на Дона с восхищением. Большего за такой короткий срок не могла бы разведать даже Интеллидженс сервис. Работа — высший класс, а подать, расписать ее эффектно Дон не может. Такие, к сожалению, в жизни не преуспеют. Вот когда, наоборот, работы на грош, а краснобайства много, тогда карьера обеспечена…
— Чем мне тебя отблагодарить? — спросил Михаил задумчиво.
— Подожди, еще ругать будешь, когда встретишься с Брокманом на узенькой дорожке.
Михаил улыбнулся.
— Ничего. Как зовут твоего осведомителя?
— Марк Гейзельс. Он бельгиец.
— Прошу тебя. Дон: постарайся уточнить, где Брокман. Сейчас мне до него не добраться, но как-нибудь выкроится время.
— Буду стараться. Вообще-то раз уж человек подался наемником в колонии, это надолго, если не подстрелят, конечно. Так что мне не очень трудно будет его разыскать. У меня, сам знаешь, контактов с этими людишками хватает…
Дон скоро ушел, а Михаил начал собирать чемодан.
Нет, он не забыл, он всегда помнил слова генерала Сергеева: «Месть будет вам плохим попутчиком». Но ничего не мог с собой поделать: он должен найти убийцу отца. Однако его каникулы кончились. Михаил вернулся в Центр.
ГЛАВА 5
Положение в разведцентре
За прошедшие годы в разведцентре многое изменилось. Кто-то ушел на пенсию, появились вместо старичков молодые работники, и это вполне естественно. Но были перемены, которые говорили о ненормальности обстановки.
Дело в том, что между шефом и его главным советником шла необъявленная война. Шеф, которого сотрудники за глаза звали Монахом, был оскорблен тем непреложным фактом, что его советник Себастьян исполнял при нем обязанности контролера или ревизора и пользовался, так сказать, правом экстерриториальности. Формально он подчинялся шефу, но фактически как бы стоял над ним, ибо отчитывался за свои действия только перед высшим начальством. Монах, конечно, догадывался, что в своих отчетах Себастьян чернил его, но платить той же монетой считал ниже своего достоинства, а в отместку старался при каждом подходящем случае чинить Себастьяну препятствия. В основном это касалось кадровой политики. Если, например, Себастьян намеревался продвинуть кого-то, можно было ставить без риска сто против одного, что Монах не даст хода креатуре своего советника. И наоборот, сотрудник, снискавший чем-нибудь антипатию Себастьяна, автоматически обретал покровительство Монаха. Но бывали исключения, где и Монах вынужден был отступать перед Себастьяном.
