Я ответил (и это была правда), что собирался позвонить ей буквально на следующий день. Потом спросил, как ей нравится представление.
— Чудовищная вещь! — воскликнула она, улыбаясь своим кавалерам. — Никогда раньше не бывала в этой дыре. Но мистер Периго настаивал, а эти двое молодых людей поддержали его. Они утверждают, что здесь выступает какая-то великолепная акробатка.
— Потрясающая, — подтвердили “военно-воздушные силы”.
— Я слыхал о Фифин и раньше, — сказал мистер Периго с напускной серьёзностью. — И может быть, даже видел её в театре Медрано в Париже. — Трюк заключается в том, что надо хором считать её сальто.
— Нет, хорошее, хорошее представление! — сказала “армия”.
— Значит, опять придётся жаться в этих отвратительных креслах, — миссис Джесмонд улыбнулась своей обворожительной улыбкой. — Мистер Ниланд, сегодня я даю вечер, сама толком не пойму в честь чего. Мы собираемся отобедать в “Трефовой даме”. Не хотите ли присоединиться?
Я сказал, что с удовольствием присоединюсь, мы вернулись в партер, и скоро я был втиснут между Шилой и мистером Периго.
Толстый иностранец всё так же стоял, прислонившись к стене, но сейчас он не обращал на миссис Джесмонд ни малейшего внимания. В поезде я не смог хорошо разглядеть её. Сейчас я имел возможность убедиться, что она уже не молода, приблизительно моего возраста, что у неё отличная фигура и чистое и гладкое, как персик, лицо.
— Будьте осторожны, — прошептала Шила прямо мне в ухо, — это опасная женщина. Не знаю чем, но она опасна.
Я кивнул и сделал вид, что ужасно увлечён происходящим на сцене, где Леонард и Лори продолжали демонстрировать свои убийственные трюки. Я бы с удовольствием узнал от Шилы побольше о миссис Джесмонд, но рядом сидел мистер Периго и ничего не пропускал мимо ушей.
Он наблюдал за Леонардом и Лори, покачивая головой и восклицая: “Трогательно!” Я едва не сказал ему, что один из этих шутов очень напоминает его самого. Шила толкнула меня локтем, и я понял, что ей пришла в голову та же мысль.
Гэс, “наш любимый комик”, с удвоенным усердием снова принялся за работу, к большому удовольствию публики, включая офицеров и Шилу, которая смеялась над его плоскими шутками как сумасшедшая. Она смеялась тем же шуткам и в той же манере, что и фабричные девчонки на балконе. Мне многое стало понятным. Я поймал изучающий и холодный взгляд мистера Периго, обращённый на Шилу.
Мне не видно было миссис Джесмонд, она сидела через три кресла от меня, но по тому, что я ни разу не слышал её голоса, можно было судить, что она изрядно скучает. А я не скучал.
И уж совсем мне стало не до скуки, когда на сцене появилась Фифин. Она работала на кольцах и трапеции. Мощная, как молодая кобылица, она в то же время была чрезвычайно гибкой и проделывала со своим телом удивительнейшие вещи. Потом она предложила публике считать, сколько раз она повторит какой-нибудь сногсшибательный трюк, так что было слышно, как в зале бормочут: “Раз, два, три” и т.д. Один трюк она повторила семь раз, другой — одиннадцать, третий — шесть, следующий — пятнадцать и всякий раз сама повторяла общий результат. Она была неразговорчива, но мне почему-то подумалось, что она из Эльзаса.
— Взгляните на мистера Периго, — прошептала Шила, — теперь понятно, что ему нравится.
Он услыхал её слова, тут же повернулся, демонстрируя свою дежурную улыбку, впрочем, это не могло ввести меня в заблуждение, ведь мне уже случалось видеть совершенно другого мистера Периго. Не успела Фифин пробыть на сцене и двух минут, как я почувствовал, что мистер Периго вдруг застыл в напряжённом внимании. Не поворачивая головы, я покосился на него и увидел, что он не сводит сузившихся от напряжения глаз от извивающейся в свете рампы фигуры. И я услыхал, что он совершенно серьёзно, как если бы был её импресарио, ведёт счёт сальто.
— Вы очарованы, сознайтесь? — крикнула ему Шила, в то время как Фифин без особого восторга принимала наши бурные аплодисменты.
Но мистер Периго уже вернулся к своей обычной роли.
— Ещё бы, дорогая, — ответил он своим визгливым голосом, — глядя на неё, чувствуешь себя таким маленьким и слабым. Какие руки! Какие бёдра! И потом, видите ли, я забавлялся тем, что заключал сам с собою маленькие пари относительно числа сальто и сам у себя выиграл тридцать с половиной шиллингов. Понимаете? — добавил он, обращаясь ко мне.
— Да, конечно, — ответил я.
Покинув театр, наша компания разместилась в двух машинах. Я ехал вместе с Шилой, мистером Периго и армейским офицером, который был за рулём. Пока машина громыхала сквозь мрак и слякоть Гретли, мистер Периго хранил странное молчание. Я тоже молчал, но Шила и офицер без умолку болтали о пустяках. Я заскучал, что со мною часто случается после подобных спектаклей. К тому же я был голоден и не прочь выпить. Так я и заявил.
— Не волнуйтесь, дорогой, — крикнула мне Шила через плечо — мы получим чудный обед и выпивку! Сами увидите. Не знаю, где только миссис Джесмонд умудряется всё это доставать!
Машина остановилась у “Трефовой дамы”. Первое, что следовало сделать гостю, — это отправиться прямиком к бару. Бар пользовался популярностью не только потому, что там подавались коктейли, но и потому, что находился в руках Джо. В течение следующих десяти минут этот Джо был с единственной темой разговора. Он, по-видимому, считался главной фигурой в “Трефовой даме”. Драгоценная столичная штучка, эвакуированная в Гретли. В Лондоне он смешивал коктейли в ресторане “Борани”, и предполагалось, что жители Гретли должны быть бесконечно благодарны Джо за его появление в их провинциальном городишке. Надо ему отдать должное: он действительно понимал толк в спиртном и знал, где его раздобыть. Давно мне не приходилось пить такие отличные “мартини”, как те два, что он мне приготовил. Это был холёный, здоровый парень, выглядевший чисто и опрятно в своей белой куртке. Быстрый и обходительный, Джо забавлял компанию анекдотами, которые рассказывал с сильным американским акцентом. Чем-то он напоминал моряка, и было приятно смотреть, как он работает.
На обеде нас присутствовало восемь человек, мы сидели в столовой, служившей одновременно танцевальным залом и обставленной с гораздо большим вкусом, чем этого можно было ожидать от провинциального ресторана. Шила не ошиблась: миссис Джесмонд угощала нас на славу. Я никак не мог понять, почему миссис Джесмонд уделяет так много внимания моей персоне. Ведь я был отнюдь не в её вкусе, и к тому же прежде она приударяла за “военно-воздушными силами”, которые, кстати, были несколько озадачены таким поворотом дела.
Меня ожидал сюрприз. В глубине зала я увидел свою недавнюю знакомую из магазина безделушек — мисс Акстон. Она танцевала с командиром авиаэскадрилии. Она была восхитительна. Я вспомнил, как в разговоре с ней упомянул “Трефовую даму”, и она ни словом не обмолвилась о том, что собирается туда сегодня же вечером. Конечно, тогда она могла и не знать, что окажется здесь.
Шила заметила, что я наблюдаю за мисс Акстон.
— Да ведь это та женщина, что торгует всякими ужасными безделушками.
— Неужели?! — поинтересовался я. — А я как раз хотел спросить, кто она такая.
— Так оно и есть, — сказала Шила, прищурившись. — И она намного старше, чем кажется издали. Уж вы мне поверьте! Не нравится она мне.
Я рассмеялся.
— А что же в ней плохого?
— Ну, во-первых, она слишком много о себе воображает, а во-вторых, она всё врёт.
Я знал, что она “всё врёт”. А что касается её “воображания”, то меня это нисколько не интересовало. Половина населения Англии упрекает вторую половину в снобизме.
— И это всё? — спросил я, стараясь казаться равнодушным.
— Нет, — Шила подумала с минуту, — есть в ней что-то недоброе. Вы только поглядите вблизи на её глазаа. Тут Шила повернулась и посмотрела мне в лицо. — Не принимайте меня за дурочку. Иной раз меня действительно принимают за дуру, по это не так. Я знаю жизнь, и знаю её лучше, чем все эти люди.
— Да, это мне известно, — сказал я и, в свою очередь, посмотрел ей в лицо. Когда я сделал это замечание, наигранная весёлая дерзость исчезла с лица Шилы и она побледнела.
Залпом допив своё вино, она сказала:
— Пойдёмте танцевать.
— Итак, — начал я, как только мы вошли в ритм танца.
— Вы хотите меня выдать? — прошептала она, и я почувствовал, как задрожали её пальцы, зажатые в моей ладони.
Я сделал удивлённое лицо, но на самом деле её вопрос меня ничуть не удивил.
— А что же, интересно, я могу выдать?
Очень многое, и вы прекрасно это знаете. Я ещё вчера вечером догадалась, что вы всё знаете. Я уверена, мы с вами где-то раньше встречались, но не могу припомнить где. Вот это и мучило меня всю ночь.
— А какое это имеет значение? — спросил я. — Что же касается вашего беспокойства, то хочу сообщить вам: мне и в голову не приходит, что именно я могу вас выдать. Да и кому? Лучше оставим этот разговор.