– Кроме того, – Громов опять привел его в чувство постукиванием по голове, – у тебя вывихнуто несколько пальцев на руках и сильно ушиблена коленная чашечка… Это тоже чистая правда, поверь. В общем, состояние у тебя хреновое. Как будто ты всю ночь искал в горах овцу, отбившуюся от стада, а под конец вообще свалился в пропасть.
– Я никогда не пас овец! – запальчиво возразил Гоги.
– Это безразлично, кого ты там пас у себя на родине, – поморщился Громов. – Главное, что сейчас ты здесь и состояние у тебя тяжелое. Как тебе быть? Ведь на той квартире, где ты убил меня, находилась также небезызвестная вам Светлана Кораблева. Ты захватил ее в плен, отъехал подальше и понял, что сил у тебя совсем не осталось. Тут больно, там больно… – В подтверждение своим словам Громов дернул пленника за один из распухших пальцев и, услышав ответный вопль, удовлетворенно кивнул головой. – Вот видишь, все именно так, как я тебе рассказываю. Машину в таком состоянии ты вести не можешь. Так что пусть хозяин мчится тебе на выручку. Он небось сейчас в ресторане или в казино развлекается? Ну, ничего. Жизнь – не сплошной праздник, ты-то теперь это точно знаешь, верно, абрек?
– Сосо сам не приедет, – буркнул нахмурившийся Гоги. – Людей пошлет.
– А ты ему скажи, что вместе со Светланой прихватил целую кипу каких-то акций. Еще скажи: при ней много драгоценностей и денег. Что со всем этим добром делать? Вряд ли Сосо доверит забрать ценности своим соплеменникам. Это все равно что оставить сыр на сохранение крысиному выводку.
Такое сравнение показалось Гоги крайне обидным, хотя в чем-то русский был прав.
– А если я не стану звонить? – ощерился он.
– И не надо, – легко согласился Громов. – Я сейчас прикурю сигарету, а заодно подожгу запальный шнур. – Он достал зажигалку. – Только не кричи потом, что передумал. Ты гордый, и я тоже гордый.
– Ладно, давай свою трубку, – проворчал Гоги.
– Вот видишь, как просто решаются такие вопросы. Тогда запомни: ты находишься в районе стадиона «Локомотив», – принялся пояснять Громов. – Свою «Вольво» ты загнал в прилегающий парк, чтобы случайно не привлечь внимание милицейского патруля. Центральный вход, пешеходная аллея. Когда Сосо подъедет, ты трижды помигаешь ему фарами из кустов. Ну, все уяснил или повторить?
– Не надо повторять, – мрачно усмехнулся Гоги. – У меня хорошая память.
– Тогда диктуй номер своего хозяина, – предложил Громов. – Поскольку трубку тебе держать нечем, придется тебя обслужить.
– Учти, я по-грузински говорить стану.
– Да хоть по-китайски лопочи. Я, между прочим, много языков знаю.
– И наш? – встревожился Гоги, которому такой оборот очень даже не понравился.
Громов улыбнулся:
– А вот это тебе предстоит угадать, джигит. Смотри, я курю, зажигалка у меня в руке. На твоем месте я бы рискнул предупредить хозяина об опасности. У тебя неплохие шансы. Пятьдесят на пятьдесят.
Обдумав предложение, Гоги решил, что ему предлагаются не такие уж хорошие шансы. Вот если бы проценты распределились 51 на 49, как у Сосо с Зинчуком, тогда еще можно было бы попытать счастья. Но не при существующем раскладе. Не в пустынном парке с шашками тротила под головой.
– А жизнь подаришь? – угрюмо спросил Гоги.
– Ладно, – кивнул Громов. – Живи.
Вид у него при этом был абсолютно непроницаемый.
Прежде чем отпробовать принесенное вино, Сосо поинтересовался, сколько стоит бутылка. Услышав в ответ астрономическую цену, он усмехнулся и сделал глоток. Хорошее вино, просто отличное. Тем более что платить за него не надо. Оно досталось Сосо даром, точно так же, как ночной клуб, в котором он сидел, как фирма, принадлежавшая Зинчуку, как его молодая жена.
Сосо отставил бокал и нахмурился. Светлана Кораблева исчезла, и это мешало ощущать себя полноправным хозяином. А вдруг она продаст свою долю кому-нибудь из столичных авторитетов? Тогда Сосо ожидает судьба прежнего совладельца «Домино». Никто не посмотрит на то, что у него на один процент акций больше. В том мире, где жил Сосо, распределение долей и прибылей происходило по особым законам.
– Как ты называешься, повтори, – сказал он, пристально глядя на почтительно застывшего напротив стола пижона в красном смокинге.
– Сомелье, – отрапортовал тот.
– Поганое у тебя вино, сомелье. Кислятина. Ни сладости, не терпкости. – Выплеснув жидкость в жалко улыбающееся лицо пижона, Сосо протянул ему пустой бокал и сказал: – Пошел вон, сомелье. Не хочу тебя больше видеть.
Настроение слегка улучшилось. Бросая орлиные взгляды на притихшую публику, Сосо впился зубами в горячую лопатку барашка и принялся чавкать, как делал его отец, когда желал показать окружающим, кто в доме хозяин.
Прежде чем ответить на телефонный звонок, он вытер жирные руки о скатерть, хотя прекрасно знал, для чего стоит на столе серебряная чаша, наполненная подогретой водой с плавающими в ней розовыми лепестками. Авторитет вправе вести себя так, как ему вздумается. Остальные тоже должны поступать так, как заблагорассудится авторитету. При этом Сосо абсолютно не волновало, как это отразится на посещаемости его заведения. Денег ему пока хватало. Власти всегда было мало.
Закончив телефонный разговор с Гоги, он обвел зал таким торжествующим взглядом, что многим захотелось продолжить ужин в каком-нибудь другом месте, пусть и не таком шикарном, как ночной клуб.
Пошуровав во рту зубочисткой, Сосо воткнул ее в недоеденного барашка и пошел к выходу. Ночь заканчивалась, жизнь продолжалась. Такая же веселая и привольная, как мечталось за колючкой. Все эти шакалы, бросившие Сосо в трудную минуту, уже завтра приползут к нему на коленях. С таким состоянием, обладателем которого он станет, можно вертеть людьми как угодно. Вчера у него было лишь имя и недисциплинированное воинство соплеменников, а завтра он купит мэрию, прокуратуру, милицию, прессу. Но в первую очередь – местную телекомпанию и футбольный клуб. Все авторитеты обзавелись такими, и теперь они уважаемые люди. Неплохая перспектива для вчерашнего урки и зэка Сосо Медашвили.
Захваченный приятными размышлениями, он не заметил, как домчался до центрального входа в парк возле стадиона. Белый джип медленно покатил по пешеходной аллее, притормозив в двадцати метрах от автомобиля Гоги. Фары затемненной «Вольво» трижды мигнули, но Сосо не спешил выходить. Береженого бог бережет.
Тогда из «Вольво», работающей на холостых оборотах, неуклюже выбралась девушка, в которой можно было без труда опознать Светлану. Руки сведены за спиной, рот заклеен скотчем.
– Подойди, – велел Сосо, высунувшись наружу. Он поманил девушку не пальцем, а пистолетом.
Она помотала головой и протестующе замычала.
– Я сказал: иди сюда! – повысил голос Сосо.
Светлана несколько раз подпрыгнула на месте. Ноги у нее оказались спеленутыми. Ничего. Через несколько минут она разведет их так широко, что любая гимнастка позавидует. Зловеще усмехаясь, Сосо выбрался из джипа и спросил:
– Где Гоги? Пусть покажется.
Светлана заглянула в машину. Распрямилась. И… неожиданно поскакала прочь, как испуганная лягушка.
– Стой, сука! – завопил Сосо, двигаясь за ней.
По-видимому, Гоги действительно был очень плох после схватки с Громовым. Скорее всего потерял сознание, и пленница решила воспользоваться этим. Ну ничего, далеко не упрыгает, сказал себе Сосо и сделал несколько решительных шагов вперед.
Фары «Вольво» вспыхнули в ночи, ослепив его на середине пути между машинами. Он инстинктивно вскинул руку, заслоняя глаза, и успел негодующе крикнуть, когда понял, что иномарка несется прямо на него. Этого оказалось недостаточно, чтобы избегнуть столкновения. Ноги Сосо подкосило врезавшимся в них бампером, и он увидел стремительно летящий в лицо капот, после чего рот его наполнился кровью и выбитыми зубами…
Он попытался выплюнуть эту мешанину, но не сумел. Тогда он решил помочь себе руками и обнаружил, что их невозможно вытащить из-за спины, куда они были заломлены. Чуть позже выяснилось, что ноги Сосо тоже связаны, а рядом с ним лежит спеленутый скотчем Гоги и что-то быстро говорит, жутковато взвизгивая при этом.
– Кто это нас, блянах-х?.. – спросил Сосо, тяжело ворочая языком кровавую кашу во рту. – Что за сумка дурацкая у меня под боком? Что здесь вообще происходит, нах-хбля?..
Гоги пронзительно хохотнул совершенно безумной гиеной и затараторил, глотая слоги и слова:
– Громов… Сказал, подарит жизнь… Потом поджег… Сказал: «У тебя было целых полчаса честной жизни… Не моя вина, что этого мало…»
– Что он поджег?! – запаниковал Сосо, голос которого сделался таким же визгливым, как у его товарища по несчастью. – Ты можешь говорить по человечески, нах-хбля, блянах-х?!!
– Шипит, – зарыдал Гоги. – Слышишь, шипит!
– Что шипит? – заорал Сосо, похолодев так, словно находился не в осеннем парке, а в морозильной камере.
