– Это какое-то помешательство, Бен. Так же нельзя, опасно, черт бы все побрал! – Понемногу она успокаивалась. – Послушай, мне всерьез было противно смотреть, как ты приставил пистолет к башке того парня. Мне противно было смотреть, что с ним сделалось. Это так гнусно.
Мы шли по Баренгассе, я приглядывался к прохожим на обеих сторонах улицы, но пока никого заслуживающего внимания не обнаружил.
– Пистолет? – переспросил я. – Да пистолеты не раз спасали мне жизнь.
Она лишь тяжко вздохнула:
– Папа тоже говорил об этом. Он научил и меня стрелять из оружия.
– Из дробовика, что ли? Или из чего-то вроде этого?
– Из пистолетов и револьверов крупного калибра. 0,38 и 0,44 дюйма. Не хвастаясь, скажу, что стреляла я просто здорово. Была снайпером, чтоб ты знал. Как-то раз я даже попала со ста футов в глаз буйвола на мишени в полицейском тире, а после этого положила папин пистолет и больше никогда не стреляла и попросила его не хранить оружие дома.
– А вот если бы тебе довелось как-нибудь применить оружие для самозащиты или чтобы защитить меня?..
– Да, разумеется, я бы применила его не задумываясь. Но никогда не заставляй меня стрелять.
– Не буду. Обещаю тебе.
– Спасибо. А что, с Эйслером было необходимо поступать именно так?
– Да, боюсь, по-другому нельзя было. Теперь я знаю имя. Имя и номер счета, которые, быть может, подскажут нам, куда исчезло золото.
– А как насчет «Банка де Распай» в Париже?
Я лишь мотнул головой и признался:
– Не знаю до сих пор, что означает эта записка. Кому еще она предназначается.
– Ну а для чего же тогда отец оставил ее там?
– Не знаю.
– Но если существует номер секретного абонементного ящика, то к нему, стало быть, и шифр должен быть, правда ведь?
– Да, обычно бывает.
– Ну а где же этот шифр?
Я снова отрицательно мотнул головой:
– Пока у нас его нет. Но к ящику должны быть подходы, лежать пути, и в первую очередь – это Мюнхен. Если бы можно было как-то перехватить Траслоу, пока с ним не случилось несчастья, я нашел бы эти подходы.
Ускользнули ли мы от «топтунов»?
Вряд ли.
– Ну а как насчет Тоби? – спросила Молли. – Почему бы не позвонить ему?
– С ним опасно связываться. Да и вообще с любым из ЦРУ.
– Но мы воспользовались бы его помощью.
– В его помощь я не верю.
– А что, если все же попытаться связаться с Траслоу сейчас же?
– Хорошо, – согласился я. – Он, наверное, уже летит в Германию. Но если я смогу остановить его…
– Ты куда?
Прервавшись на полуслове, я круто повернулся и заспешил к уличной телефонной будке. Разумеется, звонить напрямую в офис Траслоу в ЦРУ было уж слишком рискованно. Но тем не менее, имелись и другие пути. К примеру, можно выдать очень короткий звонок и поступать по обстановке. Словом, запасные пути были.
Остановившись около будки (Молли стояла рядом), я внимательно огляделся: пока ничего подозрительного не видно.
Телефонистка на международной телефонной станции соединила меня с частным переговорным пунктом в Брюсселе, номер которого я помнил наизусть. Соединившись с Брюсселем, я мог набирать через их пункт другие номера с помощью сложной телефонной системы, при этом если на конечном телефоне кто-то заинтересуется, откуда я звоню, и захочет проследить всю линию от начала до конца, то замкнется на переговорном пункте в Брюсселе.
Итак, трубку в офисе Траслоу поднял его исполнительный помощник. Я назвался именем, по которому Траслоу сразу бы догадался, кто ему звонит, и попросил доложить директору.
– Извините, сэр, – ответил секретарь. – Но директор в данный момент находится на борту военного самолета и летит где-то над Европой.
– Но с ним же можно связаться через спутниковую связь, – настаивал я.
– Сэр, мне не разрешено…
– Дело чрезвычайно важное! – почти кричал я в трубку.
С Траслоу нужно связаться во что бы то ни стало и предупредить, чтобы он не появлялся в Германии.
– Извините, сэр… – отвечал он.
И я повесил трубку. Все – я опоздал.
И тут я вдруг услышал свое имя.
Я рывком повернулся к Молли – она рта не раскрывала. Тогда я подумал, что мне это послышалось. Довольно странное восприятие.
Но чу – опять определенно слышится мое имя. Я огляделся вокруг.
Снова слышится мое имя, но оно, без сомнения, не произносится вслух – это голос мысли.
Однако вблизи нет никакого мужчины, который мог бы…
Ба! Да это вовсе не мужчина, а женщина! Что же, мои преследователи, оказывается, из шеренги работодателей, которые выступают за предоставление женщинам равных возможностей с мужчинами. Политически тут не подкопаешься.
В нескольких шагах от нас у газетного стенда стояла одинокая женщина и, казалось, с увлечением читала французскую сатирическую газету «Канар аншене». На вид ей можно было дать лет тридцать пять, рыжеватые волосы у нее коротко подстрижены, на ней строгий деловой костюм оливкового цвета. Выглядела она физически хорошо развитой и была, как я догадывался, довольно сильна. Без всякого сомнения, свою работу она выполняла преотлично и, думается, могла справиться и с более сложными обязанностями, нежели просто «пасти» жертвы.
Но ежели она «топтун», то следит за мной уже столько времени, что я и представить себе не могу. А кто ее нанял на эту работу? Уж не пресловутые ли «Чародеи» из ЦРУ, о чем предупреждал Траслоу? Или, может, люди, связанные с Владимиром Орловым, которым стало известно о существовании золота и что я иду по его следам?
Они – работодатели – точно знают, что я заходил в «Банк Цюриха» и вышел оттуда с пустыми руками…
С пустыми руками – да, вышел, но зато теперь с достоверными сведениями. С именем мюнхенского банкира, который получил на хранение пять миллиардов долларов золотом.
Ну а теперь настал мой черед.
– Мол, – постарался сказать я как можно спокойнее, – тебе надо убираться отсюда.
– Что…
– Говори потише. Действуй так, будто ничего не случилось, – прошептал я ей. – Мы не одни. Тебе нужно уходить.
– Но где они? – испуганно спросила она.
– Уходи и быстро забирай багаж из камеры хранения около Главного железнодорожного вокзала, – шепнул я и, немного подумав, продолжал: – Затем поезжай в гостиницу «Бор-о-Лак» на Тальштрассе. Любой таксист в Швейцарии знает, где она расположена. В ней есть ресторан, который называется «Гриль-рум». Там я тебя и встречу. – И, протянув кожаный портфель, сказал: – А его возьми с собой.
– А что, если…
– Шевелись!
В ответ Молли зашептала, как бешеная:
– Ты же в таком положении, что не сможешь справиться с угрозой, Бен. Твои руки, твое физическое состояние…
– Иди!
Она свирепо посмотрела на меня и, ничего не сказав, повернулась и быстро зашагала по улице. Сцена получилась разыгранной мастерски и по-умному: наблюдатель подумал бы, что мы поцапались – столь естественной получилась у Молли реакция.
Рыжеволосая сразу же оторвалась от газеты, посмотрела вслед Молли, потом на меня и опять принялась читать газету. Совершенно очевидно, что она решила остаться караулить меня, главного выслеживаемого зверя.
Ну что ж, хорошо, сейчас она увидит, на что я горазд.
Внезапно и резко развернувшись, я быстро помчался вдоль улицы. Уголком глаза заметил, что рыжеволосая оторвалась от газеты и, забыв про всякую осторожность и маскировку, припустила за мной.
Как раз неподалеку находился узенький переулок, в него-то я повернул. Сзади, с Баренгассе, слышались какие-то выкрики и доносился стук каблуков той женщины. Я плотно прижался к кирпичной стене и увидел рыжеволосую в оливковом костюме, спешащую вслед за мной, заметил, как она вытащила пистолет, и, поняв, что теперь моя безопасность целиком зависит от «глока», выстрелил в нее.
Послышался глухой стон. Лицо у женщины перекосилось, она неловко подалась вперед и зашаталась. Я ранил ее в ногу, видимо, в ляжку. Без раздумий я прыгнул и побежал навстречу ей, ведя на ходу огонь, но стараясь, чтобы пули не попали в нее, а ложились бы рядом. Мотая головой и дергая плечами, она опять чуть не упала, но изогнулась и удержалась на ногах. Затем, подняв руку с пистолетом, она стала целиться в меня – секунда показалась мне вечностью, но тут моя пуля попала ей в запястье, ладонь у нее невольно разжалась, и пистолет с лязгом упал на тротуар, а я одним махом подскочил к ней, сбил с ног и прижал к земле, локтем правой руки упираясь ей в горло, а левой рукой удерживая туловище.
Какое-то время она лежала, не шевелясь.
Она была ранена в ногу и руку, темные кровяные пятна проступали через оливковую шелковую одежду в нескольких местах. Но, несмотря на ранения, сил в ней оставалось предостаточно, к тому же она была гибкая и хорошо натренированная. Извернувшись и вскочив внезапно на ноги, она со всей яростью обрушилась на меня, чуть не свалив на землю. Я вынужден был хрястнуть ее локтем по хрящику на горле, чтобы она утихомирилась.
