Вторая пуля, выпущенная Беляевым, раздробила ключицу охранника. Пистолет отлетел под конторку. Беляев подошел ближе. Николай лежал на боку, из его груди вырывались булькающие звуки, из носа и рта шла кровь. Зубочистка приклеилась к нижней губе охранника, да так и осталась висеть. Беляев добил его двумя выстрелами в голову.
Колчин спустился с лестницы, осмотрелся, сунул руку под халат.
– Иди на кухню, – сказал он Беляеву. – Узнай, готова ли пицца. А я туда.
Он показал пальцем на коридор, ведущий к каминному залу. По бане разносилась музыка, мощные голоса певцов выводили: «Нужно бы нам встретиться было за полчаса до весны». Колчин засунул руку под халат, вытащил пистолет, сделал два шага вперед и остановился.
Широкий длинный коридор, по стенкам которого стояло несколько мягких стульев, был освещен яркими светильниками и хорошо просматривался от начала до конца. Последняя дверь, двустворчатая, с блестящими латунными ручками, облицованная дубовым шпоном, вела в каминный зал. Но по дороге были еще две двери, простые, фанерные с желтыми ручками. Одна в мужской туалет, другая в женский. Музыка неожиданно закончилась. Колчин остановился, застыл в неудобной позе посередине коридора прямо перед дверью в мужской туалет. Сейчас он боялся пошевелиться. И ждал, когда снова грянет музыка. Но пауза почему-то затягивалась. Тишина наступила такая гулкая, напряженная, что, казалось, стало слышно, как дождь барабанит по железному навесу над подъездом бани, а в кабинке мужского туалета, в неисправном бачке унитаза тихо шумит вода. Колчин сглотнул слюну, комком застрявшую в горле. Черт, почему не играет музыка?
Он сделал неуверенный шаг вперед. Под башмаком скрипнул рассохшийся паркет. Скрип оказался таким громким, что Колчин поморщился, инстинктивно шагнул назад. Паркет заскрипел еще громче. Колчин замер.
– Это ты, Николай?
Незнакомый мужской голос раздавался из-за туалетной двери. Колчин лихорадочно соображал, что предпринять. Ответить? Но что ответить? Какие найти слова? Или промолчать? Это не выход. Когда же заиграет проклятая музыка? Сейчас Колчин жалел, что не навинтил глушитель на ствол пистолета.
– Кто там? Николай, ты?
Свободной рукой Колчин вытер со лба капли пота. За дверью послышался шорох бумаги, какая-то возня.
– Николай, ты? Ты чего там?
Молчать дальше нельзя.
– Я, – придушенным, не своим голосом ответил Колчин. – Я это.
Сжав зубы, Колчин медленно опустил ствол пистолета до уровня живота. Беззвучно шевеля губами, досчитал до трех. Тишина. И тут из-за двери каминного зала выкатился мощный фортепьянный аккорд, музыку подхватили духовые инструменты. Певица запела приятным грудным голосом: «Не пойму, почему так грустна сегодня я».
Колчин дважды нажал на спусковой крючок. И сам едва услышал выстрелы, такими тихими они оказались. Пули прошили дверь насквозь. Колчин сжал желтую пластмассовую ручку, с силой дернул ее на себя. Гнутый гвоздик, державший дверь с обратной стороны, распрямился.
На унитазе, расстегнув куртку и спустив штаны, сидел средних лет упитанный мужчина. Он широко расставил молочно белые безволосые ноги, опустил голову на грудь и уронил руки вдоль тела. На коленях лежал рулон туалетной бумаги. Изо рта на светлую рубашку бежал кровавый ручеек. Одна пуля вошла мужчине в лоб над левым глазом, вторая – проделала дырку в правой щеке. На лбу застыли кровавые брызги, похожие на свеже выдавленные прыщи. Рулон туалетный бумаги упал с голых колен, раскручиваясь, прокатился по полу к противоположной стене.
Колчин закрыл дверь, сделал несколько шагов вперед.
Беляев пережидал музыкальную паузу перед дверью на кухню. В тишине было слышно, как Людмила гремит кастрюлями и сковородками, переставляя их из мойки в шкаф. Три раза пискнула микроволновка, значит, пицца разогрелась. Тут заиграли музыка, Беляев вздохнул с облегчением, переступил порог.
Под кухню приспособили двадцатиметровую комнату с высоким потолком. Если постоянные клиенты желали устроить в бане торжественное мероприятие, что случалось регулярно, сюда приглашали повара и официантов из местного ресторана, которые трудились вечер и ночь напролет. Для работы в каминном зале набирали девочек, проверенных гинекологом. Вдоль задней стены кухни стояли три газовые плиты, огромный духовой шкаф и две посудных мойки. Боковые стены были увешаны полками и заставлены шкафами с посудой, столовыми приборами и кастрюлями. Посередине кухни стоял большой разделочный стол, покрытый листом нержавеющей стали.
Людмила повернулась спиной к двери. Надев поверх шелковой блузки фартук, она протирала полотенцем только что вымытые тарелки. Беляев сделал несколько шагов в сторону женщины, остановился у разделочного стола. Громко играла музыка, Беляев, передвигаясь по кухне, не издал ни единого звука. Но Людмила вдруг оглянулась за спину, словно затылком почувствовала взгляд чужака.
Она чуть не открыла от изумления рот, увидав пистолет в руке мужчины. Но замешательство продолжалось одну короткую секунду. Дежурная схватила ручку тяжелой чугунной сковородки и, размахнувшись, запустила ее в голову Беляева.
– Помогите, – закричала женщина. – Помогите кто-нибудь. Убивают.
Беляев едва успел наклонить корпус в сторону. Сковородка врезалась в застекленный шкаф, вдребезги разнесла дверцу, на пол посыпались фарфоровые тарелки.
– Заткнись, – заорал Беляев. – Я ничего тебе не сделаю.
Он шагнул вперед, женщина метнулась в противоположную сторону, за угол разделочного стола. На ходу она схватила длинный тесак с массивным остро заточенным лезвием и запустила его в нападавшего. Беляев успел увернуться в последнее мгновение, нож едва не отхватил его правое ухо.
– Стой или пристрелю, – заорал Беляев.
Угроза не возымела действия.
– Пошел к черту, козел, – еще громче закричала дежурная. – По-мо-ги-те.
Беляев распахнул халат, чтобы сунуть пистолет в кобуру. Но снабженный глушителем «ТТ» мог поместиться разве что в мешок или в чемодан. Беляев бросил оружие в посудную мойку. Оттолкнувшись ногами, подпрыгнул, взлетел над разделочным столом, проехался по нему животом. Беляев выставил вперед руки, норовя вцепиться в женскую блузку. Но Людмила отскочила назад, ударилась спиной о газовую колонку. Метнулась к двери.
Тут Беляев слетел с гладкого стола на пол, встал на колени, выставив руки вперед. Успел ухватить убегающую женщину за юбку. Дернул юбку на себя. Людмила обернулась, ударила Беляева коленом в лицо. Боль была острой, а удар таким неожиданным и сильным, что Беляев пережил секундный нокаут. Однако юбку не выпустил, удержал отчаянным усилием, еще сильнее дернул на себя. Женщина не устояла, ноги поехали по плитке, Людмила задом шлепнулась на пол.
Беляев навалился на женщину, подмял ее под себя.
– Помогите, люди, – страшным голосом закричала дежурная. – Спаси…
Беляев развернулся и влепил ей открытой ладонью пару пощечин. Людмила открыла рот, набрала побольше воздуха в легкие, чтобы снова заорать во весь голос. Но Беляев болевым приемом выкрутил ей запястье, крик застрял в горле, вместо него вышел гортанный кашель. Беляев навалился на женщину грудью, прижал ее руки к полу, прошипел в ухо: – Заткнись, скотина. Еще раз крикнешь, я тебя… Сверну в кулек и сгрызу, как семечки. Поняла?
– Поняла.
Женщина оскалила зубы и плюнула в лицо Беляева. Вырвала правую руку из руки Беляева, выдернула железную шпильку из высокой прически и воткнула ее в мягкий голый бок своего противника.
Беляев закричал от боли.
Во время первого, как бы разминочного, захода в парилку Селиванов следил за тем, чтобы не проторчать там дольше семи-восьми минут. Он не молодой человек с железным здоровьем, пора учиться жалеть сердце, не давать ему лишней нагрузки. Организм должен привыкнуть к высокой температуре. Уже после бассейна и душа, во время второго захода в парилку, можно задержаться здесь минут на десять, а то и на четверть часа. Это по самочувствию. Тогда Моисеенко поработает веничком, поддаст пару, пропарит кости любимого начальника. Но это позже.
– Пока хватит, – сказал Селиванов.
Он поднялся со скамьи прошел в дверь, ведущую не в каминный зал, а в бассейн. Моисеенко тоже поднялся, вслед за боссом покинул парную, плотно прикрыв дверь. Тридцати пяти метровый бассейн находился на задах бани, это было отдельно стоящее отапливаемое помещение с кирпичными стенами и стеклянным потолком, соединенное с баней коридором.
Дно и стенки бассейна выложили темно голубым кафелем, поэтому обычная водопроводная вода имела здесь синий морской цвет. Селиванов скинул с головы шапочку, держась рукой за поручни, медленно спустился в воду по металлической лестнице. Постоял несколько секунд, лег на спину и поплыл к противоположному краю бассейна, равномерно выбрасывая над водой руки.
Моисеенко рыбкой нырнул в воду с бортика, достал ладонями дно, всплыл на поверхность и аж закричал от удовольствия.
