— Должен вас огорчить, Игорь Сергеевич, — встретил профессора майор, — сегодня я вам не смогу еще сказать ничего определенного. Не буду скрывать, что преступника мы нашли. Но принято решение временно оставить его на свободе, установить за ним наблюдение и выяснить, с кем он связан. Короче говоря, один враг должен навести нас на след остальных. Ваш заместитель, разумеется, ни в чем не виноват. Кстати, вы знаете, вчера вечером к нему вернулось сознание…
— Что же вы молчали до сих пор? — просиял Вяльцев, — Я сейчас же поеду к нему.
— Пожалуйста, я с удовольствием выпишу вам пропуск…
— Простите, майор, какой пропуск? Разве в больницу нельзя пройти без пропуска?
— Рочев переведен в военный госпиталь, Игорь Сергеевич.
— Почему? — удивился профессор.
— Постараюсь вам объяснить. Дело в том, что о невиновности Рочева пока известно только, нам с вами и офицерам моей группы. Остальные уверены в обратном. Необходимо укрепить их в этом мнении. Таким образом, враг будет рассчитывать, что мы пошли по ложному следу. Надеемся на вашу помощь, профессор.
— Что же я должен делать?
— Вести себя так, будто вы уверены, что Рочев виновен в пропаже сейсмограммы. Это первое. И второе: скажите при случае двум — трем вашим сотрудникам, что Николай Федорович до сих пор без сознания и на выздоровление врачи не надеются. Я понимаю, что это нелегко, Игорь Сергеевич, но это нужно. Обещаю, что такое положение продлится недолго.
— Хорошо, Алексей Иванович, я сделаю так, как вы говорите, но не просчитаетесь ли вы, оставив на свободе опасного преступника?
— Не беспокойтесь, — улыбнулся майор Страхов, — нам будет известен каждый его шаг. Профессор ушел…
В этот вечер Страхов говорил по телефону с большим приморским городом. Придерживая Трубку плечом, майор торопливо записывал слова своего далекого собеседника, изредка переспрашивал его и продолжал писать. — Следовательно, Солдатов в вашем городе прописан не был? Хорошо. И на нефтебазе не работал? Никогда не было Солдатовых на нефтебазе? Очень хорошо. Спасибо. Позже Страхов говорил еще с двумя городами. Все новые и новые листки исписанной бумаги ложились перед уставшим майором. Теперь уже не только группа Страхова принимала участие в расследовании «Дела „Ураган“». К ней присоединились десятки людей в разных концах страны, людей, никогда прежде не видевших и не знавших Страхова, но для которых разоблачение шпиона было таким же кровным делом, как и для него.
Наконец, Страхов вызвал капитана Тимофеева и лейтенантов Марченко и Мамедалиева.
— Итак, товарищи, — начал майор, когда офицеры собрались, — как вам уже известно, мы напали, наконец, на след врага. Борьба предстоит тяжелая, может быть, и длительная. Обнаруженный нами похититель сейсмограммы — лишь первое звено шпионской цепочки, нам нужно выявить ее всю. И я хочу со во подробностями ввести вас в курс событий, имевших место в последние дни. Это пригодится в будущем. Каждый из нас должен отчетливо представлять, с кем мы имеем дело. Для нас вами, — продолжал рассказ майор Страхов, — «Дело „Ураган“» началось весной, когда была перехвачена шифрованная радиограмма, в которой сообщалось о приезде «морского орла» и о необходимости провести особую операцию. В чем заключалась эта операция, мы теперь знаем. Шпионской группе, которая недавно активизировалась в нашем городе, было поручено выкрасть сейсмограмму с записью колебаний земной коры, возникших в результате серии надводных взрывов, произведенных в районе одного из небольших островков океана. По всей вероятности, хозяева «морского орла» производили на море испытания тактического атомного оружия в условиях, приближенных к боевым. Зачем же понадобилась им сейсмограмма? Объясняю. Ударная волна, хоть смягченная толщей воды, вызывает колебания океанского дна. Колебания эти не так сильны. Зарегистрировать их, как еще недавно считалось, могут лишь сейсмостанции, расположенные в радиусе нескольких тысяч километров. Наша станция расположена именно в этом радиусе. Таким образом, те, кто дал указание похитить сейсмограмму, считают, что они смогут скрыть это испытание от народов; отсюда и задание «морскому орлу». Врагам удалось похитить сейсмограмму — это минус в нашей работе. Однако и похититель, и его хозяева просчитались. Дело в том, что наши сейсмостанции способны зарегистрировать атомный взрыв и на гораздо большем расстоянии.
Офицеры, для которых значение и ценность похищенной сейсмограммы были до этого не совсем ясны, понимающе переглянулись.
— Что же предпринял враг? — продолжал майор. — В апреле на станции начал работать новый вахтер Иван Семенович Солдатов, иди дядя Ваня, как стали называть его там. В ночь с тридцатого июня на первое июля дежурить на станции должен был другой вахтер, но накануне он внезапно заболел. Его заменил Солдатов. Кстати, забегу вперед. Дядя Ваня живет в нашем городе давно, до перехода на станцию работал на хорошо оплачиваемой работе, а вот справки о его работе в других городах подделаны… Что же делал этот вахтер во время ночного дежурства? Он видел, что Рочев обратил внимание на странную сейсмограмму и вызвал на станцию профессора Вяльцева. Он подслушал из коридора разговор, во время которого Рочев просил профессора дать ему сейсмограмму для изучения. Наконец, он видел в замочную скважину, — а это очень легко сделать, я проверял, — что Рочев спускался с папкой в подвал и ушел оттуда со свертком, по формату очень похожим на скрученную в трубку сейсмограмму. Солдатов решил пойти вслед за Рочевым и, воспользовавшись темнотой и шумом бури, — помните, какая была ночь, — убить молодого ученого и таким образом выполнить задание своих хозяев. А теперь представьте себе разочарование шпиона, когда тот нашел в кармане Рочева не сейсмограмму, а листы его диссертации. Видимо, в этот момент Солдатову и пришла в голову мысль навести подозрение на сейсмолога. Он возвратился на станцию, проник через коридор в «чуланчик», спустился в подвал, взял из папки, оставленной там Рочевым, сейсмограмму и вложил в нее листы диссертации. Далее шпион попытался замести следы, причем замести буквально. «Чуланчик» больше месяца не убирался, и возле запертой двери, ведущей в коридор, безусловно, остались следы Солдатова. Поэтому ранним утром он предпринял генеральную уборку всего помещения станции, в том числе до блеска натер пол в «чуланчике». Однако преступник не учел двух обстоятельств. Во-первых, показания сейсмографов, приборов весьма чувствительных, неопровержимо свидетельствуют о том, что после Рочева в подвал станции кто-то спускался. Установлено, что дежурный по станции там не был, никто из посторонних проникнуть, в дом также не мог; решетки на окнах в порядке, дверь была на засове. Следовательно, вывод может быть только один: в подвал спускался вахтер. И второе: лестница, ведущая вниз, новая, сделана недавно и не совсем аккуратно. В ступеньках много заусениц и заноз. Там-то я и нашел, — помните, Тимофеев, — несколько крохотных комочков серовато-черной шерсти. Лабораторный анализ показал, что это шерсть от валенок. Солдатов — единственный из сотрудников станции, который даже летом ходит в валенках, видимо, у него ревматизм. Таким образом, можно считать абсолютно доказанным, что похититель сейсмограммы не кто иной, как Иван Семенович Солдатов. Вот и все, что я хотел сказать вам, товарищи. Решение таково: Солдатова временно оставить на свободе и установить за ним наблюдение. Он и его сообщники должны навести нас на след «морского орла». Вам, лейтенант, — обратился Страхов к Мамедалиеву, — было поручено выяснить, с кем встречался Солдатов за последние два дня. Доложите о результатах.
— Слушаюсь, — Мамедалиев встал. — Солдатов, товарищ майор, эти дни сидел дома, ему ведь полагается отгул за два ночных дежурства подряд. А гости у него были — шесть человек, скорее даже не гости это, а по делу люди заходили. Солдатов в свободное время сапожничает, чинит старые ботинки, туфли, сапоги, и к нему приходили заказчики. Пять посетителей удалось установить. Среди них шофер такси Маневич. Он представляет для нас интерес.
По воскресеньям Юрочка позволял себе небольшую роскошь — обедать в ресторане «Золотой берег». В этой ежевоскресной процедуре все импонировало ему: и «добрый день» солидного швейцара, и приветливые улыбки официанток, и прохлада полупустого зала, и ослепительная белизна скатертей, салфеток, приборов, а главное — ощущение самоуважения и солидности, которое неизменно возникало у него, когда он становился центром бесшумной ресторанной суеты.
Можно было вообразить себя собственным корреспондентом центральной газеты и даже писателем, а не самым молодым сотрудником заводской многотиражки, заметки и корреспонденции которого большей частью идут в корзину. Правда, редактор частенько повторял ему, что путь к мастерству газетчика тернист и лежит через горы выправленных авторских материалов, что с умением писать люди не рождаются. Интересно, что он скажет о последнем очерке «Токарь-виртуоз» с двумя великолепными фотоснимками? Юрочка вынул второй экземпляр и еще раз со смаком прочел наиболее выигрышные места:
