— Иду! Вот и не пропал чай! — бросил Кленов Крикуну. — Пейте, товарищи, я скоро вернусь.
Разведчики остались ждать, а Кленов отправился обратно в отдел контрразведки. Когда он вошел в избу, там уже находились несколько офицеров. По лицу капитана скользнула тень. Он был недоволен тем, что ему и сейчас не удастся переброситься несколькими словами с Ниной. А он так спешил!
— Полковник просил вас подождать в его кабинете, — сказала Строева как можно суше и открыла дверь соседней комнаты.
— Есть подождать!
В ожидании Родина минуты тянулись очень медленно. Кленов нетерпеливо потоптался у стола, затем снова внимательно просмотрел карту, мысленно определяя путь отряда, который должен был отправиться на поиски парашютистов. Путь ясен, только вот полковник задерживается.
Кленов подошел к этажерке, стоявшей в углу комнаты, и стал перебирать книги Родина. Как много книг! Все они бережно обернуты в газетную бумагу, а на каждой обложке рукой Петра Васильевича тщательно, большими буквами написаны названия книг и фамилии авторов. Кленов, давно оторвавшийся от письменного стола и книг, с чувством волнения и уважения рассматривал походную библиотеку полковника. За этим занятием и застал его Родин.
Вошел он стремительным шагом и, увидав Кленова, заговорил, словно продолжал только что начатый разговор:
— В штабе мне сообщили интересную новость. Дежурные радисты батальона связи поймали и около получаса слушают в эфире работу неизвестной радиостанции. Текст передается шифром.
— Удалось запеленговать? — Кленов невольно шагнул вперед.
— Да. Станция работает примерно в квадрате сорок семь — пятьдесят пять.
— То есть там, где, по всем данным, приземлились парашютисты?
— Да.
— Отлично. Значит, надо идти туда.
— Правильно — идти и брать радиста. Правда, пока мы доберемся туда, он успеет переменить место.
— Ну, далеко ему не уйти.
— Это верно, конечно… Но меня сейчас занимает одна мысль.
— Какая, товарищ полковник?
— Почему немецкий радист начал передачу недалеко от места приземления? Это — нарушение обычных правил конспирации.
— Мало ли какие обстоятельства его заставили. Сначала захватим, а потом разберемся.
— И то верно. Я распорядился. Лейтенант Савченко с автоматчиками уже в пути.
— Уже в пути? — Кленов с недоумением посмотрел на полковника. — Вы же поручили это мне.
— И вам дело найдется. А здесь ничего мудреного нет. Адрес известен.
— Почти известен…
— Ну, почти известен. Савченко справится. А мы с вами подумаем…
В комнату, постучав, вошла лейтенант Строева.
— Товарищ полковник, — доложила она, — патруль привел какого-то человека. Говорит, что колхозник из Черенцов, искал штаб, хочет сообщить что-то важное и срочное.
Полковник взглянул на часы.
— Давайте его, только быстро!
В комнату в сопровождении автоматчика медленной, тяжелой походкой вошел старик лет шестидесяти. Высокий, широкоплечий, с жилистыми сильными руками, он был похож на многолетний, покореженный, чуть согнутый ветрами, но еще крепкий дуб. Большое, с крупными чертами лицо заросло седыми усами и бородой, из-под густых насупленных бровей виднелись пытливые глаза. На сером потрепанном пиджаке висела медаль «За трудовую доблесть».
— Садитесь, товарищ, — пригласил Родин и жестом отпустил автоматчика. — Кто вы и зачем пришли?
— Будник. Кирилл Будник. Колхозник. В Черенцах временно проживаю… был эвакуированный…
— Зачем вы искали штаб?
— Сообщить имею… Спешил очень. Из лесу я…
— Что вы делали в лесу?
— Сейчас, гражданин начальник. Только передохну. Так вот, пошел я, значит, сегодня спозаранку в лес, вместе с внуком моим. Он у меня хворый, глухонемой. Хотел я немного шишек да травки лекарственной собрать, да только внук мой что-то совсем заслабел, побелел, качается, как тростинка. Хворь его одолела. Тогда я вернулся домой, уложил внука, а сам опять пошел. Иду, значит, к лесу, берегом речки нашей, Кусачки, и вдруг вижу — в кустах кто-то хоронится. Человек какой-то. Кусты у нас возле речки густые, там что хочешь спрятать можно. Зачем, думаю, своему прятаться? Значит, там кто-то чужой. Может, немец или кто из ихних… Ну я и побежал что есть духу…
— Этот человек вас видел? — спросил Родин.
— Нет. Он согнувшись шел — и в кусты.
— В чем он одет?
— Глаза у меня старые, издали плохо видят. Вроде бы как в крестьянской одежде. А в руках — то ли мешок, то ли чемодан какой.
Родин на секунду задумался, внимательно оглядел Будника, его потрепанный пиджачок, медаль, лапти.
— Место, где прятался человек, можете показать?
— А как же. Отчего же нет. — Будник поднялся со стула и добавил тихо и убежденно: — Нашей армии кто же помогать будет, как не мы, колхозники.
В голосе старика, глухом и низком, прозвучало что-то торжественное. Родин, уловив эту торжественность, дружелюбно кивнул и улыбнулся.
— Ну хорошо! Спасибо вам! — Он помолчал и добавил: — Поведете наших людей.
Родин выглянул из комнаты, вызвал одного из своих сотрудников — лейтенанта Голикова — и приказал ему вместе с тремя автоматчиками идти с Будником и обязательно захватить неизвестного живым. Полковник напомнил Голикову, что в пути уже находится группа лейтенанта Савченко, поэтому следует нагнать ее и присоединиться к ней.
— Действуйте с максимальной быстротой и осторожностью, — сказал Родин на прощание.
Когда Будник и Голиков ушли, Родин несколько минут молча ходил по комнате, непрерывно снимая и надевая очки. Кленов следил за движениями полковника, за его лицом и тоже молчал. Ему показалось, что Петр Васильевич чем-то недоволен. Но чем? Все складывается так удачно. Нет. Нет… Полковник, очевидно, обдумывает план поимки остальных парашютистов, ведь не исключено, что их было несколько. Ищет правильное решение.
Родин стремительно подошел к Кленову, остановился перед ним и, вертя в пальцах очки, проговорил:
— Ну вот и адрес более точный получен. Как вам это нравится?
— Любопытное и очень удачное совпадение. На ловца и зверь бежит.
— Зверь, говорите? Да, конечно… Совпадение удачное и любопытное.
Полковник взглянул на часы.
— А время не ждет. Бежит время. Нет, мчится.
— Может быть, и мне отправиться? — неуверенно спросил Кленов.
— Нет. Подождем возвращения Савченко и Голикова. Нам нужно допросить задержанного. Надеюсь, что этот неудачливый радист будет скоро в наших руках.
Глава 5.
Поимка «девятнадцатого»
К девяти часам утра тучи совсем рассеялись, небо казалось светло-голубым, словно вымытым после ночного дождя. День обещал быть безоблачным и жарким.
В широко открытые окна комнаты Родина вливалась утренняя прохлада. Петр Васильевич в эту ночь даже не ложился спать. Но после ледяного колодезного душа он производил впечатление хорошо выспавшегося, отдохнувшего человека.
Сидя за столом, полковник вел допрос пленного парашютиста, недавно захваченного в кустах у реки Кусачки.
Немецкий ефрейтор Курт Грубер сидел на табурете сгорбившись, засунув ладони между крепко сжатыми коленями. На его усталом, заросшем щетиной лице с острыми скулами отражался страх. Показания он давал тихим голосом, медленно, с расстановкой произнося каждое слово. Ответив на очередной вопрос, Грубер поворачивал голову к переводчице, лейтенанту Строевой, и вслушивался в слова перевода.
Строева хмурила тонкие брови и, поминутно убирая спадавшую на лоб темно-золотистую прядь волос, тщательно переводила вопросы полковника Родина и ответы Грубера. По той легкости, с которой работала девушка, чувствовалось, что она отлично знает немецкий язык и ей не представляет никакого труда свободно разговаривать с пленным.
Капитан Кленов сидел возле окна. Он уже не первый раз, по приглашению Петра Васильевича, присутствовал на допросах. Сейчас его одолевала дрема — спать ведь так и не пришлось! — но он заставлял себя слушать, надеясь узнать что-либо такое, что помогло бы в дальнейших розысках.
Кленов владел немецким языком, но не настолько, чтобы свободно объясняться на нем, как Строева. Однако он и без перевода понимал все, что рассказывал о себе Грубер.
Наблюдая за пленным, капитан незаметно поглядывал на Нину. Встречаясь с ее взглядом, он поспешно отводил глаза и начинал изучать давно примелькавшийся пейзаж за окном. Однако через некоторое время глаза его снова обращались к девушке.
Допрос пленного продолжался. Курт Грубер рассказывал:
— Полковник Крузе обрадовал меня. Он обещал после моего возвращения дать мне месячный отпуск и отправить к семье, в Шварцбург. У меня жена, старая мать, двое детей, мальчики. Я не видел их два года. Живы ли — не знаю. Американцы бомбят Шварцбург почти ежедневно.
