Дверь чуть приоткрылась, и из-за нее послышался голос Павла Романова:
– Время истекает.
Молодой человек подошел еще ближе; он уже говорил едва слышным шепотом.
– Это я посылал донесения из Испании. Через специальный канал связи ГРУ, через Амстердам. Все репрессии, аресты, все это организовал я. Это моя информация, которая…
Тут он внезапно замолчал, будто дойдя до той мысли, что тревожила его больше всего.
– Дело не только в этом. Вам известно, что мне еще было поручено? Известно, почему меня послали в Испанию? Из-за золота, Иваныч. Из-за обыкновеннейшего золота.
Левицкий изумленно смотрел на него.
– Они сняли для меня виллу, и однажды ночью туда прибыл грузовик с сотней металлических ящиков. Потом еще один, и еще. Я был в те дни самым богатым человеком в мире. Романов рассказал мне, что они побоялись отправлять золото морем из-за подводных лодок, а поставить охрану тоже побоялись. В конце концов испанцы могли передумать и потребовать свое золото назад. Потому они и решили надежно укрыть его. И спрятали на моей вилле. И все эти месяцы моим настоящим занятием было нянчиться с золотым дитятей, пока не был сооружен этот аэроплан. Теперь они могут добираться отсюда на родину, не делая ни единой остановки.
Левицкий молчал.
– Все точно как на Западе, Иваныч. Все ради наживы, что угодно ради богатства. Я ненавижу их всей душой.
– Тсс! – остановил его Левицкий и схватил за руку.
– Ненавижу! – повторил молодой человек.
И тут Дэвид Гарольд Аллен Сэмпсон разрыдался.
– Ты должен уметь держать себя в руках, – хрипло зашептал Левицкий. – И должен уметь платить назначенную цену. Уметь приносить жертвы. Согласиться на смерть ради своих идей – этого еще недостаточно. Это самопожертвование дурака. Ради своих идей ты должен научиться убивать. Чтобы освободить мир от казачьих погромов, надо быть готовым пролить кровь, понимаешь? Я принес в жертву собственного брата. Пожертвовал любимым человеком. И тем, кто однажды спас мне жизнь. Таков ход истории.
Он обнял юношу обеими руками, притянул к себе его голову и крепко поцеловал.
– Время, – окликнул их еще раз Романов.
– Ты должен добраться до задней линии этой шахматной доски, – продолжал старик, – и принести невинным жертвам достойные их почести.
Они услышали приближающиеся шаги Павла.
Молодой человек быстро зашептал:
– Я больше ни во что не верю, Эммануэль Иванович. Ни в революцию, ни в политику, ни в историю. Это только покровы для убийств и воровства. Но теперь я нашел образ, мысль о котором будет поддерживать меня всю жизнь. Я верю в вас. И я люблю вас.
Он скользнул в темноту.
Романов покатил кресло обратно через ангар к маячившему в темноте ночи аэроплану. Он не прекращал глупой болтовни.
– Надеюсь, это не было для вас уж очень тяжело, товарищ Левицкий? Он так настаивал на этой встрече. К тому же он подлинный герой. Вы умеете выбирать сотрудников, хитрый лис. ГРУ понимает и ценит вас, даже если этого не понимают Коба и НКВД. И мы пожертвуем всем ради этого юноши, даже вашей жизнью, герой. У этого молодого человека есть будущее.
«А у меня – прошлое», – подумал Сатана Собственной Персоной.
Тень гротескно большого колеса легла на его лицо.
В конце концов, жандармерию больше интересовало происхождение револьвера, чем труп какого-то неизвестного. Флорри объяснял – снова и снова, – что покушавшегося на его жизнь человека он никогда прежде не видел и что лишь по чистейшей случайности ему удалось одержать верх в той ужасной схватке. Ему пришлось провести три ночи в Лиможе – следующей станции по ходу следования поезда, пока жандармы решали, что с ним сделать, и пока Сильвия поправлялась в больнице. Скептично настроенная префектура потребовала внести денежный залог и предписала оставить их департамент как можно скорее, что он и так намеревался сделать, как только Сильвия наберется сил для дальнейшего путешествия.
Что же касается тела таинственного налетчика, то его документы оказались фальшивыми, никто не спрашивал о нем, и никто не объявил себя с ним знакомым. Предположения Флорри не простирались далее мысли о том, что это был какой-то полоумный грабитель с тяжелыми психическими отклонениями. Тело было вывезено на кладбище нищих и там без шума похоронено могильщиком и его малолетним подручным. Его багаж, о котором они не подозревали, но содержавший изрядную сумму денег и еще один комплект поддельных документов, бесследно исчез в легкомысленной неповоротливости французского железнодорожного ведомства.
Сильвия уговаривала Флорри ехать, обещая присоединиться к нему чуть позже, в Париже, но он настоял на своем. И однажды днем, когда ушибы зажили и отеки спали, ее выписали из больницы. Флорри предложил отправиться погулять в парк. У него есть к ней один вопрос, заявил он, ответ на который его очень интересует.
Дни стояли уже июльские, но не жаркие, а солнечные и ласковые. Ни одна страна на свете не расцветает так под летним солнцем, как это умеет делать Франция. Вдвоем они долго бродили по дорожкам парка, пока не присели, устав, на скамью у пруда, подле росших на берегу тополей. Воздух звенел пением птиц, в солнечных лучах плясали пылинки.
– Боже, до чего здесь красиво, – вздохнула она.
– Сильвия, я должен кое-что спросить у тебя.
Девушка опять вздохнула.
– Я так и знала, что это произойдет, и боюсь, что знаю, о чем ты, Роберт, намерен меня спросить. Ты сейчас скажешь, что ты любишь меня. Что хочешь на мне жениться. И что…
Она обернулась к нему.
– Роберт, ты ужасно симпатичный парень. Ты спас мне жизнь. Собственно, даже дважды, но…
– Да нет же, Сильвия, – перебил он ее, – я хотел спросить у тебя совсем другое – как давно ты работаешь на майора Холли-Браунинга?
У нее на несколько секунд занялось дыхание, но она тут же оправилась и улыбнулась.
– Роберт, я, право, не понимаю, о чем ты.
– Ты же на самом деле продажная сучка, да, Сильвия? Потаскушка, которую майор Холли-Браунинг подослал к недоумку Флорри, чтобы тот не вздумал отвертеться от своего грязного дельца. И тебе не было до меня никакого дела, для тебя я был просто инструментом, который надо привести в действие. Следует отдать должное тому старому засранцу, он правильно определил мое слабое место. Понял, как слаб я окажусь перед смазливой шлюшкой, которая будет заглядывать мне в глаза, твердить, до чего я волнующий парень, и в конце концов даст порезвиться под одеялом. Ты так грамотно себя вела, дорогая моя, особенно удачно ты крутилась перед Джулианом, когда я просто сходил с ума от ревности. И я ринулся делать ту работу, которой все вы так ждали. Ты и впрямь заслуживаешь награды, моя детка.
– Роберт, я…
– Ты, наверное, всласть потешалась надо мной, когда я, распушив перья, признался, что я британский шпион. В тебе говорило, должно быть, профессиональное презрение к злополучному неудачнику-любителю, обуреваемому манией величия. Но и ты прокололась, Сильвия. И знаешь, когда я стал тебя подозревать, голубушка? В той чертовой квартире на калле де-Ориенте. У Сэмпсона была вилла. Я помню, как он мне рассказывал про нее и даже приглашал приехать туда с тобой. А та квартира принадлежала не ему, а тебе. Майор позаботился о том, чтобы ты сумела выбраться из Барселоны. Ты, а не я. Потому-то и оказалась в паспорте твоя школьная фотография. Значит, ты – секретное оружие нашего МИ-шесть?
– Роберт, перестань. Ты совершенно не прав, я докажу тебе это.
– Ах ты деловая маленькая сучка. Должно быть, нелегко тебе пришлось ту неделю в расстреливаемой Барселоне? Но ты ждала не меня. Ты ждала известия о смерти Джулиана, вот что тебе было нужно знать. Заключительный аккорд твоего задания – убедиться в том, что он, несчастный, убит.
Она сидела с каменным лицом, не сводя глаз с поверхности воды. Самое же ужасное было в том, что она и сейчас казалась ему безумно красивой. Ничего он так не желал, как прижать ее к себе и больше не расставаться: они предназначены друг для друга и для жизни в более совершенном мире.
– Как стоически прокладывала ты нам путь из Испании! Как точно все рассчитала! Ты предусмотрела все сложности. Дорогая, должен сказать, что считаю тебя настоящим украшением нашего Пятого отдела!
Она резко обернулась к нему: глаза полыхали злым серо-зеленым огнем, худое лицо было прекрасно. И она так замечательно пахла!
– Не работаю я ни на какого твоего майора, Роберт, – сердито сказала она. – Клянусь Богом, не работаю!
Вдохнула поглубже.
– Это называется МИ-пять. Служба безопасности. Мы охотимся за шпионами и предателями, Роберт. Такова наша работа. Да, я следила за тобой, потому что считала тебя врагом моей родины. Это правда. Я не обманываю тебя и, черт побери, не извиняюсь.
