— А потом вы узнали, что она встречается с Виктором?
— Нет. Она после меня встречалась еще с несколькими известными людьми. Даже с сыном одного нашего политика. Я могу назвать его фамилию, и вы мне не поверите. Но с Виктором она начала встречаться только в прошлом году.
— И вы полетели на Рождество к своей подруге, зная, что там будет Злата, которую привезет туда брат вашей знакомый. Это вас не смутило?
— Если вы окажетесь моралистом, то я сразу сойду с ума, — рассмеялся Халдаров, — мы живем в цивилизованном обществе. А одна из граней нашей цивилизации — это свобода. Свобода в выборе партнера и в выборе отношений. Конечно, я туда полетел, зная, что там будет и Злата. Ну и что? Почему я не должен был туда лететь? Только потому, что я ее знаю? Но это глупо. Я знаю и много других молодых женщин. Вы же эксперт и должны чувствовать, понимать людей. Я уж не говорю о вашем опыте. Разве вы ничего не знаете? На любой свадьбе, на любой даже семейной вечеринке всегда есть свои секреты. Если проверить по-настоящему, то легко выяснится, что кто-то с кем-то спал. Просто это не принято афишировать. Сколько жен своих друзей мы соблазняем, сколько мужей своих знакомых, сколько родственниц в наших списках, сколько жен коллег, подчиненных, начальников и так далее. Это жизнь… Ничего не поделаешь. Так устроен человек. Неужели вы никогда не встречались с женщинами, мужья которых были вашими близкими знакомыми?
— Насколько я себе представлял подобные отношения, это всегда называлось подлостью, — холодно ответил Дронго, — я никогда не спал с женами своих друзей.
— Почему подлостью? — улыбнулся Халдаров. — Так устроен наш мир. Мне рассказывали про одного известного российского музыканта. Он несколько раз женился только на женах своих друзей. Вот такая непонятная страсть именно к «запретному плоду». Приходил к своим друзьям и соблазнял их жен. Потом, правда, женился. И никто не считал это особой подлостью. Все нормально. У человека должно быть право выбора. И поэтому я не видел ничего криминального в том, что полечу на Рождество к Валентине, чтобы встретить его в компании, где будет Злата. Если ее не волнует эта проблема, почему она должна волновать меня?
— И Валентина знала о ваших прежних отношениях со Златой?
— Вот здесь мы переходим к самому интересному, — поднял указательный палец Халдаров. — Об этом и нужно было спрашивать с самого начала. Ведь формально я действительно был единственным посторонним мужчиной в доме. Садовник говорил, что он был на улице, когда раздался выстрел, хотя я его там не видел. Я даже выглянул в окно, думал, что там стреляют. Но если мы копнем глубже, то поймем, что подозревать нужно не меня и не этого туповатого садовника, а кого-то из женщин. Конечно, я не говорил Валентине о своих прежних отношениях со Златой. И Виктору не говорил. Я человек циничный, но не глупый. Зачем беспокоить людей такими ненужными откровениями?
Но у Златы была уже, как лучше выразиться, «устоявшаяся репутация». Многим был известен список ее знакомых, с которыми она появлялась в обществе. Знали об этом и женщины в семье Дегтяревых. Я бы на месте Виктора не стал приглашать такую женщину к себе домой и знакомить ее с матерью. Она у меня казачка, и разговор был бы недолгим. Она бы просто выставила Злату за дверь. И два дня, пока Виктор и его подруга были в доме, я все время ощущал эту напряженность. Можете себе представить, как реагировали на нее мать, жена Игоря и его сестра! По-моему, они все трое тихо ненавидели Злату. Особенно Валентина. Возможно, она узнала о наших с ней прежних отношениях. Сейчас в Интернете можно найти любую информацию. Люди совсем сошли с ума, они даже выставляют свои семейные фотографии на сайтах, печатают свои интимные дневники. Очевидно, это новая форма мазохизма. Может, они от этого получают удовольствие, я не знаю. Но допускаю, что Валентина могла что-то узнать. Или Злата могла ей что-то сказать. Валю буквально трясло, когда она видела свою гостью. Здесь, видимо, отчасти срабатывало и подсознание. Получалось, что Валентина ничем не лучше Златы. Понимаете, в чем дело? Конечно, разница огромная. Валентина состоятельная женщина, у нее два таких брата, ее муж был не самым бедным человеком. И она никогда не потребует у меня машину или квартиру. Но сам факт того, что она встречалась со мной после Златы, мог вывести ее из себя настолько, что, я боюсь, она была бы готова совершить это убийство.
— Вам не кажется, что это не совсем этично — подставлять свою знакомую таким образом?
— Нет, не кажется. Я с вами абсолютно откровенен. И хорошо знаю вашу репутацию. Вы сами найдете преступника. А из моего рассказа сделаете нужные выводы. Вполне вероятно, что в Злату стрелял кто-то из женщин. И не только эти три. Там была еще сиделка. Лилия. Я бы на вашем месте обратил на нее особое внимание. Особое.
— Почему?
— Не знаю, какой гонорар вам обещал Игорь, но половину вы должны отдать мне. Так будет справедливо, — рассмеялся Халдаров.
Дронго не поддержал его смеха, и тот умолк.
— Лилия — сиделка, которая приехала смотреть за матерью Дегтяревых, — пояснил он, — она молдаванка. Насколько я знаю, восемь или девять лет назад ее дочь выехала на заработки в Югославию, и с тех пор о ней ничего не известно. Теперь представьте, как может Лилия относиться к таким женщинам, как Злата. Она, наверно, ее откровенно ненавидела, считая, что подобные подруги сбили с истинного пути и ее дочь.
— У меня возникает такое ощущение, что вы сами хотели провести свое расследование, — предположил Дронго.
— Конечно. Мне было интересно. И я долго над этим размышлял. Если убийца не Виктор, то кто тогда мог выстрелить в Злату? Он клянется, что не убивал, хотя я на девяносто процентов уверен, что стрелял именно он. Но я пытался размышлять, вычисляя другого преступника.
— Почему такой высокий процент уверенности?
— Я верю в английское правосудие, следователи Скотленд-Ярда не могут ошибаться, — подмигнул собеседнику Халдаров и снова рассмеялся, — один—один, — предложил он. — Дело в том, что накануне они серьезно поругались. Злата даже спрашивала меня, как можно уехать из замка. А у Виктора, как я вам говорил, был сложный характер. Наверняка вечером она опять наговорила ему гадостей. Тогда он и схватил этот пистолет. А потом выбросил его в окно. Если учесть, что на нем нашли только его отпечатки, то все сходится.
— На стволе, — напомнил Дронго. — Но их не было на рукоятке.
— Какая разница? — спросил Халдаров. — Пистолет упал в снег, было холодно, может, там не осталось других отпечатков. Хотя, наверно, они и не могли исчезнуть. Не знаю. Но точно знаю, что отпечатки подделать невозможно, и если там нашли пальцы Виктора, значит, он и держал этот пистолет в руках.
— И больше нет никаких версий?
— Я думаю, нужно объяснить адвокату, что Виктор часто бывал, как говорят юристы, в состояние аффекта. Возможно, он в тот день сильно понервничал, перепил. Нужно сделать скидку на Рождество. Он выпил и был не в себе. Это многое объясняет.
— Если он был в состоянии алкогольного опьянения, то в Великобритании это не смягчающее, а отягчающее вину обстоятельство. Поэтому об этом лучше не вспоминать. И его плохой характер тоже может повлиять на вердикт присяжных.
— Я размышлял, как ему помочь. Жалко Дегтяревых, такой парень окажется в тюрьме.
— А Злату не жалко?
— Жалко, — кивнул Халдаров, — но она входит в «группу риска». Рано или поздно такие дамочки либо остаются одни, что бывает чаще всего, либо гибнут в глупых автомобильных авариях или в результате какой-то дикой выходки их спутников, что бывает довольно часто, либо выходят замуж и успокаиваются, чего почти никогда не бывает, если они не находят альфонсов, которых нужно содержать. Такова жизнь, и за все нужно платить. Это не я придумал, так придумал кто-то на небесах.
— Только не считайте бога таким же циником, как вы.
— Гораздо худшим. Он все знает наперед, согласно логике наших религиозных деятелей. И допускает все эти несправедливости и преступления.
— Вы еще и богохульник.
— Я обычный атеист. Бога нет, это научный факт. А вот наше родство с обезьянами слишком очевидно. Животные инстинкты, которыми мы наделены. И с этим ничего не поделаешь. Вы же известный эксперт. Или вы тоже выступаете против учения Дарвина?
Дронго усмехнулся.
— Не ожидал встретить в этом кабинете такого рьяного защитника дарвинизма, — признался он.
Халдаров ударил себя ладонями по ногам и улыбнулся.
— Два—один, — убежденно сказал он, — в мою пользу. Вы все равно не сможете ответить. Если бог есть, почему я его не вижу? И почему он допускает столько несправедливостей? Почему он позволяет существовать сатане, своему падшему ангелу? А если его нет, то тогда прав старик Дарвин, и мы все немного животные. Вот такие здравые рассуждения.
