Рэймонд Чандлер
Испанская кровь
Синий подбородок Большого Джона Мастерса, крупного, толстого мужчины, так и лоснился, на суставах чересчур полных пальцев проступали ямочки. Рыжие волосы зачесаны назад, костюм бордового цвета с накладными карманами, темно-красный галстук и желтовато-коричневая шелковая рубашка. На толстой коричневой сигаре в зубах — широкая красно-золотая лента.
Он сморщил нос, еще раз заглянул в свои карты и попытался сдержать смех.
— Побей меня снова, Дейв, — сказал он. — Только не муниципалитетом.
На стол легли четверка и двойка. Дейв Ааге посмотрел на них, потом глянул на карты у себя на руке. Это был очень высокий и худой мужчина с длинным костлявым лицом и волосами цвета морского песка. Держа колоду прямо на ладони, он неторопливо перевернул верхнюю карту и толкнул через стол. Это оказалась дама пик.
Большой Джон Мастерс широко открыл рот, повел рукой с сигарой, усмехнулся.
— Плати, Дейв. Хоть на этот раз леди оказалась права. — Он с шиком перевернул свою карту. Пятерка.
Даже не пошевельнувшись, Дейв Ааге вежливо улыбнулся. Рядом с ним, за длинными шелковыми занавесками, закрывавшими очень высокие стрельчатые окна, приглушенно зазвонил телефон. Он вытащил изо рта сигарету, аккуратно положил ее на краешек подноса на табурете рядом с карточным столом, потянулся за телефонной трубкой.
Тихо, чуть ли не шепотом, он назвал себя, затем долго слушал. В зеленоватых глазах ничего не отразилось, на узком лице не промелькнуло никаких чувств. Мастерс поежился, сильно прикусил сигару.
После долгой паузы Ааге сказал:
— Ладно, мы с тобой свяжемся.
Он положил трубку и убрал аппарат за занавеску. Потом снова взял сигарету, потянул себя за мочку уха. Мастерс выругался.
— Ну какого ты черта? Гони десятку.
Ааге сухо улыбнулся и откинулся на спинку стула. Потянулся за своим стаканом, пригубил виски, поставил стакан. Все его движения были неторопливыми, чуть ли не рассеянными.
— Как ты думаешь, Джон, мы с тобой парочка умников, да? — сказал он, не вынимая сигареты изо рта.
— Да, мы с тобой хозяева этого городка. Но к нашей игре в карты это не имеет никакого отношения.
— До выборов два месяца, так ведь, Джон?
Мастерс хмуро на него посмотрел, выудил из кармана новую сигару, сунул себе в рот.
— Ну и что?
— Предположим, что-то случилось с нашим заклятым врагом. Только что. Хорошо это или плохо?
— Что?! — Мастерс поднял брови — такие густые, что, казалось, пришлось потрудиться всем мышцам лица, чтобы поднять их. Он немного подумал. — Было бы паршиво — если бы только тут же не нашли этого убийцу. Черт побери, избиратели бы решили, что все это подстроили мы.
— Ты толкуешь об убийстве, Джон, — терпеливо продолжал Ааге. — Я об убийстве еще ничего не сказал.
Мастерс опустил брови и потянул себя за грубый черный волосок, который рос у него из ноздри.
— Ну, выкладывай, что там еще!
Ааге улыбнулся, выпустил кольцо дыма и посмотрел, как оно поплыло к потолку и рассеялось.
— Мне только что сообщили, — очень тихо сказал он. — Донеган Марр мертв.
Мастерс медленно двинулся. Все его тело неторопливо подалось к карточному столу, далеко над ним наклонилось. Когда тело не могло уже двигаться дальше, выпятился подбородок, пока мышцы на челюсти не проступили толстой проволокой.
— Что?! — хрипло сказал он. — Что?!
Ааге кивнул с ледяным спокойствием.
— А вот насчет убийства, Джон, ты оказался прав. Его и впрямь убили. С полчаса назад. У него же в кабинете. Кто это сделал, не знают пока.
Мастерс пожал крупными плечами и откинулся на спинку стула. С глупым выражением лица он огляделся по сторонам, потом, совершенно неожиданно, стал смеяться. Его смех загрохотал в маленькой башенноподобной комнате, где они сидели, перебрался в огромную гостиную и эхом заходил в джунглях тяжелой мебели темного цвета: торшеров там хватило бы, чтобы осветить целый бульвар, а на стенах в массивных золотых рамках висели писанные маслом картины.
Ааге неторопливо раздавил окурок сигареты в пепельнице, потер костяшками пальцев друг о друга. Он сидел и молча ждал.
Мастерс перестал смеяться так же неожиданно, как и начал. В комнате стало очень тихо. Мастерс, казалось, утомился. Он отер свое крупное лицо.
— Надо что-то делать, Дейв, — тихо сказал он. — Я чуть не забыл. Надо немедленно все это поломать. Это же динамит.
Ааге снова потянулся за занавеску, вытащил телефон, подтолкнул его через стол по разбросанным картам.
— Ну… мы ведь знаем, как, разве нет? — спокойно сказал он.
Хитрый огонек засветился в грязновато-карих глазах Большого Джона Мастерса. Он облизал губы и протянул лапище к аппарату.
— Да, Дейв, знаем, — промурлыкал он. — Знаем, черт побери! — И толстым пальцем, который едва входил в отверстие, принялся набирать номер.
Даже сейчас лицо Донегана Марра казалось холодным. На Донегане был мягкий серый фланелевый костюм — под цвет волос, зачесанных назад над румяным моложавым лицом. На лбу, куда упадут волосы, когда он встанет, кожа была белой, в других местах — загорелой.
Он сидел, откинувшись на спинку мягкого синего конторского кресла. В пепельнице с бронзовой борзой на ободке погасла сигара. Левая его рука повисла рядом с креслом, а правая, лежавшая на столешнице, слабо прижимала пистолет. Начищенные ногти поблескивали в солнечном свете, прорывавшемся сквозь закрытое окно у него за спиной.
Кровь пропитала левую сторону жилетки, превратив серую фланель чуть ли не в черную. Он был мертв, мертв уже какое-то время.
Очень смуглый высокий мужчина, стройный и молчаливый, прислонившись к коричневому картотечному шкафу, неотрывно смотрел на мертвеца. Руки в карманах аккуратного костюма из синего сержа, соломенная шляпа сдвинута на затылок. Зато в его глазах и в прямой линии крепко сжатых губ не чувствовалось никаких небрежности.
Крупный мужчина с волосами песочного цвета ползал на коленях по синему ковру.
— Гильз нет, сам, — хрипло сказал он, наклоняясь.
Смуглый мужчина не пошевельнулся и ничего не ответил. Другой встал, зевнул, посмотрел на мужчину в кресле.
— Черт! Вот шуму-то будет! До выборов два месяца. Бог мой, вот кому-то съездили по роже, а?
Темнокожий мужчина неторопливо сказал:
— Мы вместе ходили в школу, когда-то дружили. Оба были без ума от одной и той же девушки. Девушка досталась ему, но мы остались хорошими друзьями, все трое. Он всегда был славный парень… Разве что чересчур умный.
Песочноволосый ходил по комнате, ничего не трогая. Он склонился над пистолетом и понюхал его, покачал головой, сказал:
— Стреляли не из этого.
Он сморщил нос.
— Кондиционеры. На трех верхних этажах. К тому же звукоизоляция. Высокий класс. Говорят, все это здание цельносварное. Нигде ни единой щелочки. Ты когда-нибудь слышал об этом, Сэм?
Темнокожий медленно покачал головой.
— Интересно, где находилась прислуга, — продолжал песочноволосый. — У такой шишки, как он, наверняка была не только секретарша.
Смуглолицый и на этот раз покачал головой.
— Наверное, больше никого не было. Она вышла на ланч. Он был волк-одиночка, Пит. Пролаза, каких мало. Года через два-три он бы прибрал наш городок к рукам.
Песочноволосый стоял уже за письменным столом, чуть ли не склоняясь над плечом покойника. Он смотрел на ежедневник в кожаном переплете с желтовато-коричневыми листками.
— Некто Имлей, — неторопливо сказал он, — должен был быть здесь в двенадцать пятнадцать. Больше никому назначено не было. — Он бросил взгляд на дешевые часы у себя на руке. — Час тридцать. Давно уже ушел. Кто такой Имлей?.. Ага, одну минуточку! Есть же помощник окружного прокурора по фамилии Имлей. Он баллотируется в судьи по списку Мастерса — Ааге. Как ты думаешь…
В дверь резко постучали. Кабинет был такой длинный, что мужчинам пришлось подумать, прежде чем они догадались, в какую из трех дверей стучат. Затем песочноволосый прошел к самой дальней из них, бросив через плечо:
— Вероятно, судебно-медицинский эксперт. Только поделись чем-нибудь со своим любимым репортером — тут же вылетишь с работы. Я не прав?
Смуглолицый не ответил. Он не спеша пододвинулся к столу, слегка наклонился и тихо обратился к покойнику:
— Прощай, Донни, куда деваться. Я займусь этим делом. И о Белл позабочусь.
Дверь в дальнем конце кабинета отворилась, вошел придворный человек с сумкой, протопал по синему ковру и поставил сумку на стол. Песочноволосый закрыл дверь перед носом у собравшихся и вернулся к столу.
Проворный мужчина склонил голову набок, осматривая труп.
— Две штуки, — пробормотал он. — Похоже, тридцать второго калибра — жестокие пули. Близко к сердцу, но сердце не задето. Умер, наверное, почти тут же. Через минуту-другую.
