Никита Воронов - Последняя ночь

Это очень больно, когда в тебя попадают… Даже если осколок лишь коснется плеча, оставив после себя рваную, набухающую кровью борозду.

— Ох, бли-ин…! — Денис ухватился здоровой рукой за рану, пальцы сразу же стали горячими, липкими и чужими.

Опять громыхнуло.

На этот раз глуше и с расстояния относительно безопасного: то, что некогда было припаркованным у самой трамвайной остановки «опелем», теперь представляло собой темный, бесформенный силуэт в клубах дыма и грязного пламени. Запоздало посылались стекла в соседних квартирах и офисах…

Закричали — сначала женщина, потом ребенок. Кто-то пытался командовать, кто-то плакал, сбившиеся в кучу машины перегородили проезд, рыча захлебывающимися от страха двигателями.

Меньше всего это походило на привычный шум городских улиц. Вскоре, однако, все второстепенные звуки перекрыл истеричный вой милицейской сирены.

— Младший лейтенант Нечаев! Уголовный розыск.

— Спасибо. Тоже, гляжу, зацепило? — пареньку в форме и со значком ГАИ поручили переписать свидетелей, и теперь он возвращал Денису служебное удостоверение.

— Да, слегка. — Нечаев поморщился и показал глазами на внутренний карман своего пиджака:

— Пожалуйста, засунь вот сюда! А то мне, видишь, никак…

Действительно, рану уже обработали и перевязали, но ладонь по-прежнему чернела высыхающей кровавой коркой: руки отмыть никто не предложил, а сам как-то постеснялся…

— Нет проблем! — улыбнулся коллега.

— Спасибо.

Удостоверение было новенькое, выданное только на прошлой неделе, и пачкать его не хотелось.

— Далеко живешь? Можем подбросить, когда закончим.

— Да нет! Мне здесь, чувствую, придется еще…

— А что такое? — удивился собеседник.

— Я же местный… Как раз эту территорию и обслуживаю — вон, от памятника и до границы района. Так что — моя «земля»!

— Повезло-о… — понимающе пока чал головой коллега. — Но, в общем, смотри, Имеешь праве послать их всех.

— Имею, — согласился Денис. Но было ясно, что предложением он не воспользуется. — Спасибо.

— Будь здоров! Желаю удачи.

К сотрудникам уголовного розыска в других милицейских службах относятся с определенной долей снисходительной зависти, поэтому гаишник кивнул Нечаеву и отправился возвращать документы уже переписанным свидетелям.

Пахнуло догорающей автомобильной резиной… Пламя сбили довольно легко, но из-под слоя химической пены продолжали цедиться в небо дымные язычки.

Вообще ребята из Госавтоинспекции сработали на удивление толково — поток машин, притормаживая, направился по встречной полосе, а на повороте уже один за другим дребезжали скопившиеся за четверть часа трамваи.

Главной проблемой оказались зеваки — специальных ограждений, как обычно, не хватило, и задерганные, злые милиционеры с трудом оберегали место происшествия. Толпа, впрочем, вела себя не слишком агрессивно, да и глазеть с точки зрения избалованных острыми ощущениями соотечественников стало вскоре практически не на что: раненых вывезли, и только у края проезжей части одиноко белело прикрытое простыней тело.

Судя по всему, женское.

Снова пошел дождь… Аккуратно, стараясь не наступать на многочисленные пятна крови, стеклянную крошку и вспоротые взрывом куски асфальта, Денис вернулся на тротуар.

— Кто такой? — Навстречу шагнул здоровяк с физиономией отставного десантника. Вид у него был грозный, автомат на плече, галстук ручной работы и распахнутые полы двубортного пиджака.

— Нечаев, уголовный розыск. А вы, прошу прощения?..

Парень был явно не свой, не милицейский — подобным образом обычно одевают службы безопасности крупных коммерческих фирм или привилегированные силовые структуры.

Так и оказалось.

— Мы прикомандированные… Из Главного управления охраны! — Автоматчик сделал неопределенный жест за спину, в сторону того, что совсем недавно было парадным входом в шикарный офис. Рвануло, видимо, как раз между дверью и «опелем» — и слава Богу, что из-за оцепления этот участок тротуара не просматривался.

Глубокой воронки не было. Кровь, перемешанная с грязными ручейками пены, казалась неестественно густой, но чуть дальше она уже почти не угадывалась на мокрой от дождя поверхности асфальта. Пять, нет, шесть неподвижных тел, укрытых потежелевшей от влаги материей: взрослые, дети… Денис знал, что еще один убитый чернеет обугленным силуэтом в салоне потушенного автомобиля.

— Граната?

Здоровяк пожал плечами и смачно выругался.

— Нечаев! Иди сюда… Ты как? — По отделу сегодня дежурил капитан Красовский, он и командовал пока на месте происшествия — без ошибок, хотя и несколько нервно.

Денис прекрасно понимал приятеля — конечно, это был шанс отличиться, — к приезду высокого начальства требовалось не ударить в грязь лицом. С другой стороны, коллеги из оперативно-следственной бригады Главка с удовольствием спишут все свои будущие ошибки на нерасторопность местных сыщиков и на их неумение работать «по горячим следам».

— Так ты как — поможешь?

— Если надо…

В жизни всегда есть место подвигу. Иногда это место даже старательно расчищается для нас любителями въехать в рай на чужом горбу.

— Тогда сбегай, будь другом, во-он в тот магазин напротив. Поговори с продавцами — может, кто-то что-нибудь видел. Потом оформишь рапортом… Только быстро, усек? Еще дел тут куча, мать их!

— Знаешь что…

Захотелось ответить достойно, но помешал звероватого вида мужик:

— Мы приехали, слышь!

— Кто это — вы?

Больше всего подошедший напоминал грузчика с овощной базы, и разило от него отвратительно дешевой баночной водкой.

— Как это — «кто»?.. Слышь? Труповозка!

Следом за старшим подтянулось еще несколько санитаров из морга судебно-медицинской экспертизы — некоторые с носилками, некоторые налегке.

— Вызывал?

— Вызывал, но… Подождите, мужики! Пока еще не разобрались.

— Ладно, — старший с трудом удержал равновесие. — Только не валандайся тут, слышь? У нас смена кончается.

— Во дают! — бросил вслед удаляющимся пролетариям охранник с автоматом. В голосе этого откормленного, довольного собой и жизнью служивого человека явственно слышались нотки зависти — как у цепного пса-«кавказца», увидевшего через забор стайку бродячих дворняжек.

По рации сообщили, что через ограждение пытаются просочиться первые телевизионщики — то ли съемочная бригада «НТВ», то ли «Пятый канал».

— Гони их..! — отреагировал капитан и открытым текстом присовокупил, куда лучше всего направлять незваных гостей. Скоро спасу от представителей прессы не будет никакого, но до подхода начальства следовало продержаться — слишком много милицейских карьер поломалось из-за неосторожно брошенной реплики или язвительного комментария волосатых парней с микрофонами.

— Знаешь что… — Дежурный задумчиво посмотрел на оперативника и жестом отменил отданное минуту назад распоряжение: — Возьми-ка лучше пока данные на покойников — и быстренько оформлять начинай.

— Понял, командир! — Денис безропотно принял из рук старшего товарища документы.

Паспорта, пенсионное удостоверение, какой-то пропуск. Ученический билет…

— А где тут чье?

Вопрос явно получился лишним, поэтому капитан Красовский только пожал плечами:

— Посмотри, разберись!

С фотографии на верхнем в стопке, выданном еще при СССР, паспорте смотрел немолодой мужчина в пиджаке. Чисто выбритое лицо, морщины у глаз… Галстук, согласно провинциальной моде середины семидесятых, завязан огромным, тугим узлом.

— Это вон тот, — прокомментировал охранник. Он присутствовал при том, как тела накрывали простынями, и сейчас оказался как нельзя кстати. Денис не то, чтобы боялся покойников, просто вовсе не горел желанием без нужды беспокоить сличающим взглядом искаженные смертью лица.

Особенно — детские…

— Какой? Этот?

— Да, вон! — собеседник указал стволом автомата на безногий обрубок у самой стены. Очевидно, тело отбросило взрывом, и теперь оно, неестественно выгнувшись, мокло под окровавленной простыней.

Документ же, в отличие от владельца, нисколечко не пострадал.

— Ну-ка, ну-ка? — Денис прочитал фамилию, имя и отчество: — Лукашенко Иван Тарасович…

Потом еще раз взглянул на фотографию, пытаясь что-то припомнить, и быстро пролистал страницы до той, где положено вписывать детей.

Так и есть! Страница одиннадцать.

Почерк у паспортистки был крупный, аккуратный:

«Лукашенко Олеся Ивановна… Двадцать шестое мая тысяча девятьсот семьдесят восьмого года».