Микки Спиллейн
Дельта-фактор
Свет, странно расчерченный горизонтальными полосками, был окрашен в розовый тон. В нем было что-то нереальное, будто ты открыл глаза под водой и смотрел вверх, на небо. Свет дрожал и расплывался, словно в размытом фокусе, и от этого казался неестественным — как во сне. Даже приглушенные звуки, которые он принес с собой, были искажены и не достигали моего сознания; пока, наконец, не сложились в знакомое слово, и я услышал: «Морган». Затем я позволил глазам открыться чуть шире и сообразил, что световой узор проникал через раздвижные жалюзи в комнате с белыми стенами, а голоса вели тихий, бесстрастный спор.
После этого я все понял.
Черт побери, они не могли добраться до меня. Полиция, знаменитые сыскные агентства, субсидируемые правительством, частные сыщики, подгоняемые жаждой наживы... Никто из них даже близко не мог подобраться ко мне. И вот какой-то придурок в украденной машине, за которым гнался патруль, припечатывает меня к витрине магазина, а сверхусердный полицейский, который терпеть не может неопознанные жертвы автокатастроф, передает отпечатки моих пальцев в отделение — и я готов.
Теперь они решают, кто должен арестовать Моргана-налетчика, а Морган-налетчик — это я.
Какое-то время я лежал, прислушиваясь к их беседе, и ухмылялся про себя, стараясь не шевелиться. Но было все равно больно. Я разглядывал их из-под ресниц, наслаждаясь тем, как постепенно жизнь снова возвращалась в мое тело. Когда я опять смог чувствовать свои руки, то ощутил металл на запястье и невольно подавил очередную усмешку — они явно боялись упустить такой шанс.
В голосе доктора слышался сдерживаемый гнев. Док говорил:
— Вы и так охраняете эту палату, нет необходимости приковывать его к кровати, мистер Райс. Это пятый этаж, окна заперты, снаружи полицейский, к тому же пациент не в состоянии двигаться. По крайней мере, сейчас.
Скучаюший вид — неотъемлемое достоинство образцового полицейского. Объяснения с гражданскими лицами всегда происходят терпеливо, отечески и благожелательно.
— Это не просто пациент, доктор. Это Морган.
— Я знаю, кто это. Ведь это я нашел его для вас, не так ли?
— Да. Вы получите официальную благодарность от отделения. Мне кажется, вам также полагается значительное вознаграждение.
— К черту вознаграждение, мистер Райс. Я не хочу, чтобы беспокоили моего пациента.
— Мне жаль, доктор.
Фигура в белом халате сделала угрожающий жест:
— Я могу прибегнуть к силе, если придется.
— Не в этот раз.
— Именно в этот, — решительно возразил доктор.
— К чему поднимать шум? — спросил полицейский. — Я тоже могу закусить удила. Послушайте... давайте я еще раз вам объясню. Этот человек опасен. Он не похож на обычного преступника, чье поведение можно вычислить. Приходится принимать это во внимание. Он не принадлежит ни к одной преступной группировке, которую наши люди могут классифицировать и найти логический подход. Его натура, так сказать, относится совершенно к другой эпохе. По сегодняшним меркам мы не можем даже идентифицировать его. Вы знаете, как его называют?
Помолчав, доктор ответил:
— Морган-налетчик.
— Вы знаете почему?
— Нет.
— Вы помните еще какого-нибудь Моргана?
— Только пирата.
Словно родитель, довольный правильным ответом отпрыска, полицейский одобрительно кивнул:
— Совершенно правильно, доктор. Он тоже пират, по-своему. Вы же не можете бороться с пиратами методами современной полиции. Чтобы справиться с ними, требуется флот и армия. Это была особая порода, рожденная для того, чтобы командовать, пользоваться непревзойденным уважением подчиненных, жить по своим собственным правилам, не подчиняться никаким правительствам, завоевывать фантастические богатства и держать в страхе половину мира. — Райс сделал паузу. — Он один из них.
Доктор подошел к окну и немного поднял жалюзи.
— Вы уж слишком углубились в историю, мистер Райс, я думаю, мне следует вам кое-что напомнить.
— Что же?
— Некоторые из тех, кого вы называете пиратами, были каперами. Правительство нанимало их за тем, чтобы они грабили других. У них были правительственные охранные грамоты, и в своих странах эти «пираты» пользовались огромным почетом.
Я понял, что полицейский улыбается. Я не видел его лица, но знал это наверняка.
— Именно это я и имел в виду, доктор. Этого мы и боимся. Обычный преступник не может спланировать и осуществить такое ограбление. Сорок миллионов долларов! Да ему просто не вынести всю ту сумятицу, которая поднялась после предъявления обвинения в хищении столь крупной суммы. Невозможно ускользнуть из одиночной камеры в тюрьме самого строгого режима — и потом оставаться на свободе целых три года!
— Я не совсем улавливаю, к чему вы клоните, — напомнил о себе доктор.
Полицейский откинулся на стуле и заявил:
— Мы можем предположить, что он действовал как капер, доктор. Только позвольте вражескому правительству запустить их в нашу страну. Несколько человек — и ущерб, который они нанесут нам, будет огромен.
Мои губы беззвучно проговорили: «Ну и тупица». Очень медленно доктор повернулся и подошел к моей кровати. Я крепко сжал веки. Он спросил:
— Но ведь это только предположение, не так ли?
— В наши дни нам очень часто приходится основываться лишь на предположениях. Ведь вы знакомы с подробностями дела, не так ли?
— Я знаю только то, что было в газетах. Речь шла об отправке денег с монетного двора Вашингтона в Нью-Йорк, кажется.
— Сорок миллионов долларов, ни много ни мало. Полный грузовик денег.
— Вам, полицейским, нужно было получше следить за такой операцией.
— Охрана была самая надежная.
В голосе доктора послышался смех.
— Неужели?
Райс немного помедлил с ответом, а когда заговорил, в его голосе звучала сталь.
— У нападающего всегда преимущество.
— Не оправдывайтесь, мистер Райс. Вы допустили ошибку. Вам ведь уже удавалось схватить его.
— На его счете было всего двенадцать тысяч. Он не мог потратить такие деньги.
— Если я правильно помню, тогда это тоже был случай.
Райс негромко рассмеялся:
— Вы даже не представляете, как часто случаи, как вы выразились, играют нам на руку. Дом, где он снимал комнату, прочесывали полицейские в поисках наркотиков, которые хранил другой жилец. Тут-то они и наткнулись на него. Мы убили двух птичек одним камнем.
— Похвально. Как же вы не удержали его?
— Может, теперь мы научимся обращаться с ним. Если он мог сбежать тогда, то сделать это отсюда ему будет совсем просто. Так что наручники останутся на нем, доктор.
— Если только это не помешает лечению, мистер Райс. Не забудьте об этом.
Я открыл глаза и посмотрел на врача. Он разглядывал меня с особенным любопытством, видя во мне и пациента, и редкий человеческий экземпляр, но на его лице было выражение такой решимости, которую не поколебать никаким полицейским.
Я проговорил:
— Скажите ему, док.
Стул Райса тут же скрипнул, и расплывчатая крупная фигура в сером костюме появилась в поле моего зрения, но только на мгновение. Все это было слишком утомительно для меня, и я вновь медленно погрузился в приятную дремоту, где не существовало боли — только прекрасные женщины со сливочной кожей.
* * *
Ад — это всего лишь отдых от повседневности. Он никогда не длится долго. Просыпаться было неприятно, каждая деталь реальности становилась все отчетливее. Боли почти не было, только ныли мышцы и кожа горела под хирургическими швами; но я так часто испытывал это ощущение, что оно меня не очень беспокоило. Моя левая рука была все еще прикована к кровати, достаточно свободно, чтобы совершать мелкие движения, но подняться я не мог.
Теперь в комнате находились трое. Всех отличало особое хладнокровие, уже ставшее клеймом профессиональных полицейских. Здесь был Райс, представитель Вашингтона, работающий под прикрытием ЦРУ; Картер — специальный уполномоченный министерства финансов; и крупный представительный мужчина в мятом костюме, под которым топорщился пистолет, — этот явно из полицейского управления Нью-Йорка. Всем своим видом он давал понять, что не потерпит сомнений в своей компетенции: кто-то отдает ему приказы, он следует им, но не обязан притворяться, что ему это нравится. Когда вошел доктор, полицейского кратко представили как инспектора Джека Доерти, и я решил, что это какая-то шишка из офиса окружного прокурора, которого мэр направляет расследовать особые случаи.
О боже, они действительно принимают меня по высшему разряду.
Доктор первым заметил, что я полностью проснулся. Его губы скривились в забавную ухмылку, и он сказал:
— Простите, джентльмены, — после чего подошел ко мне и стал автоматически щупать пульс, затем приподнял мне веки, заглянул в глаза и спросил: — Как вы себя чувствуете?
