— Нет, папа, нельзя.
— Тогда выкладывай побыстрее. Я занят…
— Да, папа, я понимаю. — Выражение печали и покорности не сходило с лица Рори. — Но есть кое–что, о чем я обязан тебе оказать. — Он замолчал в нерешительности, словно собираясь с духом. — Дело касается Джонни Харлоу, папа.
— Все, что ты думаешь о Харлоу, не должно предаваться огласке, — несмотря на строгий тон, каким были сказаны эти слова, в потухшем взгляде Макелпайна промелькнуло любопытство. — Все знают, как ты относишься к Харлоу.
— Да, папа… И я об этом подумал, прежде чем идти к тебе… — Рори снова заколебался. — Ты знаешь, что говорят о Джонни Харлоу, папа? То, что он слишком много пьет.
— Ну и что? — голос Макелпайна прозвучал совершенно спокойно.
Рори ценой огромных усилий удержал на лице самое благочестивейшее выражение. Все складывалось куда как лучше, чем он рассчитывал.
— Это правда… Ну, что… что он пьет… Я сегодня видел его в кабачке.
— Спасибо, Рори. Можешь идти. — Макелпайн помолчал. — И ты тоже там был, в кабачке?
— Я? Ну, что ты, папа! Но я видел через стекло…
— Выходит, шпионил?
— Просто проходил мимо, — обиженным тоном ответил Рори.
Макелпайн махнул рукой, показывая, что сын может идти. Рори повернулся к двери, но потом остановился и вновь посмотрел на отца.
— Может, я и не люблю Джонни Харлоу, но Мэри… Мэри я люблю больше всех на свете…
Макелпайн кивнул, он знал, что это правда.
— Я не хочу, чтобы ей причинили зло. Поэтому и пришел к тебе. Она тоже была в кабачке вместе с Харлоу.
— Что? — Лицо миллионера внезапно потемнело от гнева.
— Даю голову на отсечение!
— Ты уверен?
— Совершенно уверен, папа. Конечно, уверен. Глаза у меня пока что в порядке.
— Надеюсь, — вымолвил Макелпайн, когда гнев немного поутих. — Просто я не желаю об этом слышать. Учти, я не люблю доносчиков! Не люблю шпионов!
— Я вовсе не шпионил, папа. — Иногда сознание своей правоты доходило у Рори до абсурда. — Я просто действовал, как сыщик. Когда на карту поставлено доброе имя фирмы “Коронадо”…
Макелпайн поднял руку, обрывая дальнейший поток громких слов, и тяжело вздохнул.
— Ладно, ладно, добродетельное чудовище! Передай Мэри, чтобы зашла ко мне. Сейчас же. Скажи, что я хочу ее видеть. Только не говори, зачем.
Минут пять спустя Рори сменила Мэри. У нее был одновременно настороженный и покорный вид.
Она спросила:
— Кто тебе об этом сказал?
— Неважно кто. Так верно говорят, или нет?
— Папа, мне двадцать лет. — Она держалась очень спокойно. — И я не обязана тебе отвечать. Могу сама о себе позаботиться.
— Позаботиться? Сама? А если бы я выбросил тебя из команды? У тебя нет денег и, пока я не умру, не будет. Деваться некуда, неужели не ясно! Без матери, по крайней мере, ты не можешь до нее добраться. Без специальности. У кого, скажи на милость, хватит смелости взять на работу калеку?..
— Хотела бы я, чтобы ты повторил эти страшные слова в присутствии Джонни Харлоу.
— Тебе может показаться странным, но я не стану на это реагировать. В твоем возрасте я тоже чувствовал себя независимым, был весьма низкого мнения о родительском авторитете. — Он помолчал, а потом спросил с любопытством: — Ты что, влюблена в этого подонка?
— Он не подонок. Он — Джонни Харлоу.
Макелпайн поднял брови, услышав, с какой страстью в голосе говорила дочь.
— Что касается непосредственно твоего вопроса: как ты думаешь, я могу иметь в своей жизни что–то личное?
— Ну, хорошо, хорошо. — Макелпайн вздохнул. — Давай договоримся так: ты — отвечаешь, а я — я объясню, что к чему… О’кей?
Мэри кивнула.
— Вот и хорошо. Так это верно или нет?
— Если твои шпионы столь вездесущи — излишни вопросы?
— Только прошу тебя, выбирай слова! — Упоминание о шпионах задело Макелпайна за живое.
— Извинись за свое “выбирай слова!”.
— О, Боже ты мой… — Макелпайн внимательно глянул на Мэри. В этом взгляде сквозило и раздражение, и восхищение. — А и в самом деле моя дочь! Прошу прощения… Он пил?
— Да.
— Что?
— Не знаю. Что–то прозрачное. Тонизирующий напиток с водой.
— Как же, знаем мы, что это за вода! Сторонись его, Мэри. А не будешь сторониться, отправлю тебя домой, в Марсель.
— Но почему? Почему, папа? Почему?
— Видит Бог, у меня и так достаточно неприятностей, а тут еще единственная дочь связалась с алкоголиком, который скатывается все ниже и ниже.
— Джонни? Алкоголик? Послушай, папа, я знаю, что он пьет совсем немного…
Макелпайн заставил ее замолчать, резко сняв телефонную трубку.
— Говорит Макелпайн. Попросите, пожалуйста, мистера Даннета подняться ко мне. Да, сейчас. — Положил трубку и опять повернулся к Мэри. — Я обещал объяснить, почему задаю такие вопросы. Не хотелось этого делось, но, видимо, придется.
Вошел Даннет. Предчувствие явно подсказывало ему, что ближайшие несколько минут не сулят ничего хорошего.
Шеф предложил присесть.
— Расскажите ей обо всем, Алексис. Пожалуйста!
Даннет совсем растерялся.
— А нужно ли, Джеймс?
— Боюсь, что нужно. Она никогда не поверит мне, если вы не подтвердите, что именно мы нашли в номере Джонни.
Мэри с недоверчивым недоумением смотрела то на отца, то на журналиста. Наконец она выдавила:
— Вы посмели обыскать комнату Джанни?
Даннет глубоко вздохнул.
— У нас были на то основания, Мэри. И слава Богу, что мы это сделали. Самому как–то не верится… Нашли пять бутылок виски. В его номере. И одна из них была уже полупустая.
Мэри растерянно молчала. Видно было, что она верит словам Даннета. Снова заговорил Макелпайн, голос его звучал мягко, почти нежно.
— Мне очень жаль. Всем известно, как ты его любишь. Между прочим, мы забрали бутылки с собой.
— Вы забрали бутылки… — повторила она медленно, глухим голосом, словно не в силах уловить значение услышанного — Но он же узнает! И сообщит о краже. Явится полиция. Найдут отпечатки пальцев. Ваших пальцев… И потом…
Макелпайн перебил:
— Неужели ты считаешь, что Джонни Харлоу признается хоть одной живой душе, что держал у себя в номере пять бутылок виски? — Помолчав, добавил уже другим тоном: — Иди, девочка, переоденься. Через двадцать минут предстоит явиться на прием. И, очевидно, без твоего драгоценного Джонни.
Мэри продолжала сидеть с неподвижным лицом, не сводя с отца округлившихся глаз.
— Прости, — сказал он, — я не хотел тебя обидеть.
Даннет придержал дверь, пока Мэри, хромая, не вышла из номера.
Оба проводили ее взглядом, полным жалости.
Для гонщиков, как и для всех заядлых путешественников, отель остается отелем, и не более того. То есть местом, где можно выспаться, поесть, отдохнуть с дороги. Таковым он является и для массы других проезжающих. Однако недавно построенный вилла–отель “Чессни” на окраине Монцы мог с полным правом претендовать на исключение из этого правила. Превосходный архитектурный замысел нашел превосходное воплощение. Великолепное сочетание архитектуры и пейзажа, огромные номера с высокими потолками, безупречный комфорт, роскошные ванные комнаты, прекрасные, словно парящие в воздухе, балконы, обильный и вкусный стол с первоклассным приветливым обслуживанием. Глядя на все это, любой бы подумал: вот оно, непревзойденное пристанище миллионера, жизненный путь которого усыпан розами…
Однако таким отелю только предстояло стать. А пока что “Чессни” обзаводился своей клиентурой, отрабатывал свой особый стиль приема гостей, завоевывая репутацию его владельцам и покровителям. Для достижения этих бесконечно желанных целей требовалась хорошая л честная реклама.
Поскольку ни один вид спорта на земле не привлекает столько внимания, как Большие гонки Гран—При, администрация гостиницы сочла благоразумным предоставить свой дворец за чрезвычайно низкую плату самым прославленным командам — на весь период международных гонок. Едва ли кто из жильцов раздумывал о философских и психологических мотивах подобного жеста администрации. Вполне возможно, что в будущем году им не позволят устроиться даже в подвальном помещении. Но это будет через год А пока…
Макелпайн и Даннет сидели в огромных обтянутых бархатом креслах, изредка вяло, безо всякого воодушевления, обмениваясь двумя–тремя словами. Казалось, ничто не может вдохновить приятелей.
Наконец Даннет обеспокоенно шевельнулся.
— Наш бродяга–мальчик до сих пор не вернулся с трека.
— У него есть оправдание, — ответил Макелпайн. — По крайней мере, надеюсь, что есть, черт бы меня побрал! Чего–чего, а добросовестности, когда речь идет о работе, у него не отнять. Он собирался проделать несколько кругов, чтобы проверить подвески и переключатели скоростей на новой машине.
