Он в ней не нуждался. Когда я подъехал, все было кончено.
Дулами револьверов он выгонял из дома еще одного мексиканца и Жука Рейни.
– Весь улов, – сообщил он. – Больше никого не нашлось.
– А ты что тут делаешь? – спросил я Рейни.
Но кокаинист лишь потупился угрюмо и ничего не ответил.
– Мы их свяжем, – решил я, – а потом поглядим, что еще тут есть.
Вязал главным образом Милк-Ривер, как более опытный в обращении с веревкой. Он уложил парочку на землю, примотал спиной к спине, и мы занялись осмотром.
Кроме разнообразного оружия и более чем достаточного запаса патронов, ничего увлекательного мы не могли обнаружить, пока не набрели на массивную дверь в цоколе главного здания, запертую перекладиной с висячим замком.
Я нашел ржавый обломок кирки и сбил замок. Потом мы сняли перекладину и распахнули дверь.
Из душного темного подвала к нам устремились люди. Семеро мужчин – и лопотали на разных языках.
Мы остановили их револьверами. Они затараторили громче, возбужденнее.
– Тихо! – рявкнул я.
Они сообразили, что от них требуется, даже если не знали слова. Галдеж смолк; мы оглядели их. Все семеро были похожи на иностранцев, и притом не мирных – вполне разбойничья компания.
Мы с Милк-Ривером сперва попробовали с ними по-английски, потом по-испански – сколько сумели наскрести вдвоем. Обе попытки снова вызвали галдеж, но не английский и не испанский.
– Еще что-нибудь знаешь? – спросил я у Милк-Ривера.
– Чинук[16] только остается – больше ничего.
Это вряд ли могло помочь. Я попытался вспомнить несколько слов из тех, что сходили у нас в экспедиционном корпусе за французские.
«Que desirez-vous»[17] вызвало радостную улыбку на толстом синеглазом лице.
Я уловил: «Nous allons aux Etats-Unis»[18], а дальше он затрещал так, что вникнуть не было никакой возможности.
Интересно. Игнасио не сказал гостям, что они уже в Соединенных Штатах. По-видимому, с ними легче было управляться, пока они думали, что находятся в Мексике.
– Montrez-moi votre passeport[19].
Синий глаз залопотал протестующе. Ясно: им сказали, что паспорта не потребуются. Потому они и платили за переход через границу, что им было отказано в паспортах.
– Quand etes-vous veni ici?[20]
Hier означало «вчера» – вне зависимости от того, чем это слово сопровождалось. Выходит, Большой Игнасио перевез их через границу, засунул в подвал и прямиком отправился в Штопор.
Мы снова заперли иммигрантов в подвале, присовокупив к ним мексиканца и Жука Рейни. Рейни ревел белугой, когда я отнимал у него кокаин и шприц.
– Огляди потихоньку местность, – сказал я Милк-Риверу, – а я пока что усажу твоего покойника.
К возвращению Милк-Ривера мертвый мексиканец устроился у меня удобно: развалясь на стуле недалеко от фасадной двери главного здания, спиной к стене, в надвинутом на глаза сомбреро.
– Вдалеке кто-то пыль поднимает, – доложил Милк-Ривер.
– Не удивлюсь, если до темноты у нас появится общество. Темнота, и густая, держалась уже час, когда они прибыли. Мы успели поесть, отдохнуть и были готовы к встрече.
В доме горел свет. Там сидел Милк-Ривер и тренькал на мандолине. Свет из открытой двери неясно очерчивал мертвого мексиканца – статую спящего. Позади него, за углом, вплотную к стене лежал я, высунув только голову.
Мы услышали гостей задолго до того, как смогли их разглядеть. Две лошади, топоча за десятерых, приближались резвой рысью.
Игнасио с такой силой осадил свою, что она поднялась на дыбы, и не успели опуститься на землю ее передние копыта, как мексиканец, соскочив с седла, уже занес ногу над порогом. Второй всадник не отставал от него.
Бородатый Игнасио увидел мертвеца. Он кинулся к нему, взмахнул хлыстом и гаркнул:
– Arriba, piojo![21] Мандолина в доме смолкла. Я вскочил.
Бородатый удивленно раскрыл рот.
Его хлыст задел пуговицу покойника, зацепился, и петля на рукояти задержала запястье. К поясу потянулась другая рука.
Я уже час держал револьвер. Я был близок. Я мог не торопясь выбрать цель. Когда рука мексиканца дотронулась до револьвера, я прострелил ему и руку и бедро.
Пока он падал, я увидел, как Милк-Ривер ударил второго револьверным стволом по затылку.
– А мы вроде неплохо сработались, – сказал мой загорелый помощник, нагнувшись, чтобы подобрать неприятельское оружие.
Громогласные проклятия бородатого затрудняли нашу беседу.
– Которого ты оглушил, я суну в погреб, – сказал я. – Следи за Игнасио – вернусь, мы его перевяжем.
Оглушенный очнулся только тогда, когда я проволок его полдороги до подвала. Остальную часть дороги я подгонял его револьвером, потом пинком отправил внутрь, пинками отогнал остальных арестантов от двери, закрыл ее и запер перекладиной.
Когда я вернулся, бородатый перестал шуметь.
– За тобой кто-нибудь едет? – спросил я, опустившись возле него на колени, и перочинным ножом принялся разрезать на нем штанину.
Вместо ответа я услышал разные сведения о себе, о моих родителях и моих повадках. Все оказались неверными, зато колоритными.
– Язык ему, что ли, к ноге примотать? – предложил Милк-Ривер.
– Пускай покричит!
Я снова обратился к бородатому:
– На твоем месте я бы ответил на этот вопрос. Если наездники X. А. Р.'а прискачут за тобой сюда и застанут нас врасплох, руку даю, что тебя линчуют.
Он об этом не подумал.
– Si, si... Пири и его люди. Они sequir – mucha rapidez![22]
– Кроме тебя и этого второго, у вас кто-нибудь остался?
– Нет! Ningiin![23]
– Милк-Ривер, попробуй разведи перед домом костер побольше, а я тут кровь остановлю этому гусю.
Парень посмотрел на меня разочарованно:
– Что же, мы им и засады никакой не сделаем?
– Нет, если не возникнет необходимость.
Пока я накладывал мексиканцу жгуты, Милк-Ривер развел исполинский костер, который освещал и дома, и почти вей впадину вокруг них. Я собирался отправить Игнасио с Милк-Ривером в дом – на случай, если не смогу сговориться с Пири. Но не успел. Едва я начал объяснять мой план Милк-Риверу, как из темноты донесся бас Пири:
– Руки вверх, эй, вы!
– Спокойно! – предостерег я Милк-Ривера и встал. Но рук не поднял.
– Представление окончено, – крикнул я в темноту. – Подъезжайте.
Прошло десять минут. На свету появился Пири. Его квадратное лицо было угрюмо и покрыто разводами грязи. Лошадь – вся в бурой пене. В обеих руках он держал револьверы.
За ним следовал Данн – такой же грязный и угрюмый, и тоже с оружием наготове.
За Данном никто не выехал. Значит, остальные рассредоточились вокруг нас в темноте.
Пири нагнулся над головой лошади, чтобы рассмотреть Большого Игнасио, который замер на земле, затаил дух.
– Мертвый?
– Нет... ранен в руку и в ногу. Кое-кто из его друзей у меня под замком, в доме.
При свете костра бешено сверкнули белки его глаз.
– Других можешь оставить себе, – грубым голосом сказал он. – Нам хватит этого.
Я понял его правильно.
– Все у меня остаются.
– Я тебе ни на грош не верю, – прорычал мне сверху Пири. – Я позабочусь сам, чтобы налеты Игнасио кончились раз и навсегда. Я с ним разберусь.
– Ничего похожего.
– Как же, интересно, ты мне его не отдашь? – Он злобно рассмеялся. – Или думаешь, что нас с ирландцем двое? Если не веришь, что ты окружен – рыпнись!
Я верил ему, но:
– Это не имеет значения. Если бы я был бродяга или старатель, или вообще какой-нибудь одиночка без связей, ты бы со мной долго не церемонился. Но я не такой, и ты понимаешь, что я не такой. Я на это рассчитываю. Игнасио ты получишь, только если меня убьешь. Никак иначе! Вряд ли он тебе так нужен.
С минуту он глядел на меня. Потом коленями подал лошадь к мексиканцу. Игнасио сел и начал умолять меня, чтобы я его спас.
Я медленно поднял правую руку к револьверу, который был у меня под мышкой.
– Брось! – рявкнул Пири, направив оба револьвера мне в голову.
Я улыбнулся ему, медленно вытащил револьвер, медленно повернул его – так, что он оказался между револьверами Пири.
Эту позицию мы сохраняли довольно долго: времени, чтобы вспотеть, хватило на обоих. Неуютное положение!
В его воспаленных глазах мелькнула непонятная искра. Я слишком поздно понял, что за ней последует. Револьвер в его левой руке отвернулся от меня – выстрелил. В темени Игнасио появилась дыра. Он свалился набок.
Милк-Ривер, ухмыляясь, снял Пири с лошади одной пулей.
Револьвер в правой руке Пири выстрелил уже над моей головой: я удирал из-под копыт его лошади, взвившейся на дыбы. Грохнули револьверы Данна.
– В дом! – крикнул я Милк-Риверу и дважды выстрелил в лошадь Данна.
Над нами, под нами, вокруг нас и только что не внутри запели винтовочные пули.
