– Хорошо. Итак, вы входите. Он находился в первой комнате или в глубине?
– Мне показалось, он вышел из одной из комнат квартиры.
– Очень хорошо. Ваш визит ему вроде не очень понравился, так?
– Это была игра. Он...
– Это не было игрой. Вы ему помешали. Он был не один, а с кем-то совещался, если можно так сказать. И это совещание взволновало его. Он хотел успокоить свои нервы с вашей помощью. В конце-то концов, он ведь не пошел бы дальше поцелуя. Обстоятельства не позволяли.
– Я не понимаю.
– Вы, может быть, давно знаете Кабироля, но наверняка остаетесь в неведении относительно особого аспекта его деятельности. По крайней мере, я на это надеюсь.
– Особого аспекта? А! да, понимаю. Он давал деньги под заклад. И немного занимался ростовщичеством, конечно. Они все так делают.
– Немного также скупкой краденого. И имел связи среди воров. Полиция обнаружила в его квартире отпечатки одного самого настоящего рецидивиста, находящегося в бегах.
Она прижала ладонь к губам:
– Бог мой! Откуда вам это известно?
– Напрягите свою головку. Я детектив... Итак, Кабироль на совете, а вы ему помешали. Дверь он не запер потому, что плевать хотел на своих обычных клиентов, на то, что они могут увидеть и подумать об увиденном. У клиентов Кабироля одно право: получать ничтожные деньги за ценную вещь, считать себя счастливым по сему поводу и молчать. В основном, они другого и не требуют. Заботы их ослепляют. Подобный клиент не помешал бы Кабиролю. Вы – другое дело. Он почти член семьи...
– Не преувеличивайте, – возмутилась она. – Мы видели его все реже и реже после папиной смерти.
– Я пытаюсь объяснить его поведение. Есть вещи, которые он предпочитал от вас скрывать. И он нервничает, ведь вы застаете его во время доверительной беседы с типом, в котором за километр проглядывает мошенник. Я полагаю, он боялся, что упомянутый мошенник предстанет перед вами и вы обо всем догадаетесь. Все так! Он вовсе не собирался вас насиловать, знаете ли...
– Вам в самом деле необходимо выражаться столь прямолинейно?
– Я называю вещи своими именами. Он наверняка говорил правду, утверждая, что вашего залога нет у него под рукой... Кстати, а драгоценность?
– Господи! У меня с тех пор были дела поважнее. Она конечно все еще там. И я не пойду туда ее искать.
– А если ваша мать заметит пропажу?
– Ну, что ж... К счастью, у нее вечно беспорядок. Но, вероятно, когда-нибудь она заметит. А, может, никогда. Только это было бы слишком прекрасно. Если не смогу поступить иначе, я, само собой, во всем признаюсь. Это мне будет легче, чем признаться в... в другом.
– Вы ничего ей не сказали?
– Нет.
– Хорошо. Я хотел сказать, вернемся к Кабиролю. По всей вероятности, он вас не обманывал, утверждая, что не может немедленно вернуть ваш залог, а целуя вас, он просто хотел пресечь все споры, рискующие затянуться, и быстренько вас спровадить. Он вас преследовал?
– Нет.
– Вот видите, ему не терпелось вас выставить, чтобы вернуться к своему гостю в другую комнату. По-моему, ему не стоило так торопиться, но по-видимому все именно так и произошло.
– И этот... этот человек?..
– Его убил? Да.
Я плеснул себе глоток коньяку. Теперь настал мой черед. Выстраивалась теория, и я охотно ею делился:
– Убил ради выгоды, отчасти из страха и мести, воспользовавшись обстоятельствами. Если верить полиции, ломбардщик-ростовщик-скупщик краденого помимо прочего хранил вещи и деньги некоторых мошенников, сидящих в тюрьме до их выхода из-за решетки. Тот малый, что был с ним позавчера, беглец, преследуемый полицией и, следовательно, нуждающийся в деньгах. Могло случиться, что с его деньгами произошло то же, что с вашим залогом: Кабироль не имел их под рукой, потому что слишком долго ими распоряжался. Подобное всегда опасно. Возникают споры, заканчивающиеся плохо. Друг друга оскорбляют, угрожают... Не думаю, что оклевещу Кабироля, предположив, что при его "многопрофильных" занятиях он заодно был немного осведомителем. Он не только не хотел или не мог вернуть доверенное ему, но еще и угрожал собеседнику выдать его полиции, если тот не отступится. Тогда Латюи использовал ситуацию. Кабироль только что препирался с очаровательной блондинкой (он наблюдал всю сцену, скрытый от вас), прижал ее к себе так, что на его губах остался яркий ароматный след... Немного везения и для начала заподозрят женщину. Это поможет выиграть время. Но его преследовала невезуха, смею сказать. Эта история с губной помадой обернется против нашего молодчика. Он сомнительного поведения, но весьма специфического... Вы не до конца стерли помаду, мадемуазель Ларшо. Осталось достаточно, чтобы доставить удовольствие лаборантам криминальной полиции, тоже грешникам в своем роде. Губная помада плюс отпечатки пальцев беглого извращенца, и вывод напрашивается сам собой.
– Сколько вы всего знаете! – воскликнула она с опасливым уважением в голосе.
– Думаю, много. Это часть моей профессии. Я также думаю, что он убил Кабироля немедленно после вашего ухода и что я заявился раньше, чем он успел убежать. Он прятался где-то в квартире, пока не оглушил меня.
– Но зачем?
– По привычке или что-то вроде этого. Да просто, чтобы смыться. Ключ от замка лежал у меня в кармане. Я понял теперь причину странного чувства, овладевшего мной, когда я покидал это нездоровое место. Смутное ощущение, будто что-то забыто, чего-то не хватает... Оно снова возникло только что, пока я слушал ваш рассказ. Я запер задвижку, чтобы... черт возьми!.. Запер, а уходя, нашел дверь открытой. Это затронуло мое подсознание, но даже подсознанию не идут на пользу удары дубинкой, и дело не пошло дальше смутного впечатления необычности... Латюи был пленником. Ему было необходимо оглушить меня, чтобы взять ключ и бежать. Он меня оглушил. Он не счел необходимым все запереть за собой, да это и не требовалось, и если я, уходя, нашел дорогу свободной, то это же случилось и с вами при возвращении...
– Ну вот, – заключил я. – Теперь мой черед недоумевать, зачем я вам все это рассказываю. Ба! Конечно же, чтобы загладить прошлое. Я вас подозревал в стольких ужасах. Ладно, не будем больше об этом... Удачно, что мы встретились. Меня отнюдь не удручает конец Кабироля, но все же беспокоила мысль, что именно вы явились орудием этого... торжества справедливости. Но поговорим о другом... Я лично интересуюсь Морисом Баду... Вы ведь знаете, кто это, не так ли?
Блондинка нахмурилась:
– Морис Баду?
– Свидетель, обнаруживший – официально – труп Кабироля и сообщивший в полицию. Не говорите, что вы с тех пор не читали газет. В вашем случае это было бы невероятно.
– Я их не просто читаю. Я их проглатываю и запоминаю наизусть. Да, Морис Баду, сту...
Она вдруг замолчала, закусив губу. Ее злосчастная, вечно красящаяся помада оставила след на зубах. Девушка смотрела на меня с вполне определенным выражением: человека, внезапно осознавшего, что его разыграли.
– Газеты! – сказала она и топнула ногой. – Я жуткая идиотка, правда?
– Почему вдруг?
– Потому что поддалась впечатлению от вашей таблички на двери... О! – продолжала она, жестикулируя, – я не жалею, что взяла вас в...
– Исповедники? Она пожала плечами:
– Меня это успокоило. Но признайтесь, вы довольно необычный исповедник, а? Интересно, по какому праву вы вынудили меня говорить? В конце концов, мы стоим друг друга, а, господин Бурма?..
Она улыбнулась, сообщнически взглянув на меня:
– Если я и скрыла свое присутствие там, похоже, вы поступили так же. О вас не упоминают газеты. Вы предоставили другому, этому Морису Баду, предупреждать полицейских.
Я рассмеялся:
– Попали! Действительно, я и сам отказался от всякой рекламы.
– Почему?
– Из-за моего положения.
– Зачем вы приходили к Кабиролю?
– Тц... тц... Кажется, вы меня допрашиваете, малышка?
– Мы на равных.
Я с сомнением покачал головой:
– Не согласен, но не важно... Как вы полагаете, зачем приходят к ростовщикам?
– О! Не хотите же вы сказать, что...
– Да, я пришел заложить кое-какие безделушки.
– Нет!
– Да!
– Это действительно слишком забавно... – у нее вырвался нервный смешок. – Значит, вы на мели?
– Со всяким случается... Хм-м. Относительно Баду... вы не против, чтобы я вернулся к нему... Он вам знаком?
– Нет.
– Не знаете, что за дела у него были с Кабиролем?
– Нет. Разве он не студент... тоже без гроша?
Она говорила медленно, с вежливой скукой:
– ...В газетах пишут...
– Не знаю, что он собственно такое, – вздохнул я. – Не важно.
Посмотрев на часы, я встал:
– Туалет там. Наводите красоту и бегите. Чуть поколебавшись, она тоже поднялась:
– Мне... бежать? Вы хотите сказать, что...
– Вам бы хотелось, чтобы я вас держал здесь до второго пришествия?
– Но, что вы теперь станете делать? Вы... Вы... вы расскажете о нашем разговоре в полиции?
