— Вы не будете возражать, если мы перейдем к делу?
— Я не собираюсь без надобности растягивать нашу дружескую беседу, но мне так редко выпадает возможность поговорить с разумным человеком.
— Понимаю — уже имел счастье познакомиться с вашим мистером Поупом.
— Он очень преданный и исполнительный.
— А что ему еще остается?
Дракон немного помолчал.
— Итак, к делу. Мы подали заявку на покупку одной готической церкви на Лонг-Айленде. Вам известно, о какой церкви идет речь. Мы намерены взорвать ее и переоборудовать территорию под центр подготовки нашего личного состава. Ваши чувства по этому поводу, Хэмлок?
— Продолжайте.
— Если вы нам поможете, Хэмлок, мы эту заявку отзовем, а вы получите значительный аванс и сможете сразу же расплатиться за здание наличными. Но прежде чем я продолжу свою мысль, ответьте мне на один вопрос — какова была ваша реакция на смерть того француза, который разбил статуэтку?
Честно говоря, Джонатан в последний раз думал об этом событии на другое утро после того, как оно произошло. Он так и сказал Дракону.
— Великолепно! Просто великолепно. Психологический портрет, составленный «Сфинксом», полностью подтверждается! Никакого чувства вины! Вам можно только позавидовать.
— Откуда вы узнали о статуэтке?
— Мы вели съемку телекамерой с крыши соседнего здания.
— И ваш оператор оказался там совершенно случайно.
Дракон издал свое троекратное «ха».
— Уж не думаете ли вы, что и француз вас застукал случайно?
— Но меня могли убить.
— Да, это так. И это было бы весьма прискорбно. Но нам необходимо было знать, как вы поведете себя в критической ситуации, прежде чем считать себя вправе сделать вам заманчивое предложение.
— Чего же именно вы от меня хотите?
— У нас это называют санкциями.
— А как это называют не у вас?
— Убийством.
Дракон был явно разочарован, увидев, что это слово не произвело никаких перемен в выражении лица Джонатана.
— На самом деле, Джонатан, это не такое уж большое злодейство, как представляется непосвященным. Мы убиваем только тех, кто уничтожил наших агентов при исполнении ими служебных обязанностей. Наше возмездие — единственная гарантия, которую имеют эти бедняги. Позвольте коротко ознакомить вас с деятельностью нашей организации, а вы тем временем определитесь — будете с нами сотрудничать или нет. Спецрозыск и Санкции…
ЦИР появился после второй мировой войны как объединенная организация, вобравшая в себя многочисленные бюро, агентства, подразделения и команды, занимавшиеся во время войны разведывательной деятельностью. О том, каков был вклад всех этих формирований в исход войны, сведений нет, однако утверждалось, что они наломали куда меньше дров, нежели их немецкие коллеги, преимущественно по причине своей малой эффективности — их промахи были далеко не так заметны.
После войны правительство осознало крайнюю нежелательность единовременного выброса в гражданское общество всех тех моральных уродов и психологических мутантов, которых в годы войны вобрало в себя полувоенное болото шпионажа и контршпионажа. Но ведь что-то же надо было делать с организациями, расплодившимися за годы войны подобно грибку — число их уже перевалило за сотню. При этом учитывалось, что коммунистические режимы и после войны с энтузиазмом продолжили игру «Укради бумаги и хоть что-нибудь сфотографируй». А потому и наши народные избранники под честолюбивый клич «А чем мы хуже?» поспешили произвести на свет гигантское административное чудище — ЦИР.
Общеизвестно, что ЦИР — это Центральный институт разведки. Однако этот факт следует считать плодом творческого вымысла журналистов. Никакого такого института не было, как, строго говоря, не было и никакого ЦИРа. Обозначение «СII», которое непосвященные расшифровывали как Central Intelligence Institute, в действительности было не буквенной аббревиатурой, а числом «102», написанным римскими цифрами — именно столько малых организаций влилось в это ведомство, за которым и закрепилось бессмысленное название «ЦИР», при его создании.
В течение двух лет ЦИР вырос в политическую проблему угрожающих масштабов. Паутина этого ведомства опутала всю страну и распространилась далеко за ее пределы. Накопленная же ЦИРом информация касательно сексуальных чудачеств и финансовых махинаций ведущих политических деятелей страны сделала эту организацию совершенно неподконтрольной и автономной. У руководства ЦИРа даже вошло в привычку информировать президента о чем-либо лишь после того, как это «что-либо» уже произошло.
За четыре года ЦИРу удалось сделать разведку посмешищем для всей Европы, резко ухудшить мнение об американцах за рубежом, трижды поставить страну на грань войны и набрать такое количество общеизвестных или никому не нужных сведений, что в подземном штабе этого ведомства в Вашингтоне пришлось установить две мощные компьютерные системы: одну для поиска данных, а вторую — для приведения в действие первой.
Эта ничем не сдерживаемая злокачественная бюрократическая опухоль продолжала набирать силу и поглощать людские ресурсы. Затем экспансия неожиданно замедлилась и остановилась вовсе. Цировские компьютеры информировали начальство о весьма примечательном факте: потери личного состава за рубежом как раз уравновешивали все кампании по найму, с размахом и помпой проводимые внутри страны. Для изучения столь обескураживающих потерь была собрана группа экспертов из службы информации. Эксперты установили, что тридцать шесть процентов потерь составляют перебежчики, а двадцать семь — результат ошибок при обработке компьютерных перфокарт. Эксперты рекомендовали ЦИРу смириться с последней цифрой — ведь несравненно легче просто списать со счета несколько тысяч человек, чем провести реорганизацию отдела кадров и бухгалтерии. Четыре процента потерь — результат просчетов при подготовке к работе со взрывчатыми веществами.
Два же процента оказались попросту «утеряны» — скорей всего, пали жертвами нестыковок в расписаниях работы европейского железнодорожного транспорта.
Оставшийся тридцать один процент составляли убитые. Потери в результате убийства порождали совершенно особые проблемы. Поскольку «циркачи» работали в иностранных государствах без приглашения, а зачастую и во вред законным правительствам, прибегнуть к защите официальных властей они не могли. Руководство ЦИРа — бюрократы до мозга костей — постановило, что для решения этой проблемы необходимо создать еще один отдел. Поиск идеальной кандидатуры на должность начальника нового отдела был целиком предоставлен компьютерам фирмы. Многоступенчатый отбор прошла только одна карточка, на которой стояло имя Юрасиуса Дракона. Для переправки господина Дракона в Соединенные Штаты пришлось потрудиться над снятием с него обвинений, выдвинутых Трибуналом по военным преступлениям. Обвинения касались некоторых грешков геноцидного свойства.
Новый отдел назывался «Спецрозыск и Санкции», сокращенно «СС». Его сотрудников «циркачи» из других отделов называли по-дружески эсэсовцами. Отделению Спецрозыска вменялось в обязанность устанавливать и обнаруживать лиц, повинных в убийстве агента ЦИРа. Отделение Санкций карало преступников смертью.
Своеобразное эстетическое чувство мистера Дракона проявилось в том, что весь персонал отделения Санкций получил служебные псевдонимы по названиям ядов. Так, «Стрихнин» был курьером Санкции. Была еще красавица-евразийка, которая перед устранением объекта всегда вступала с ним в половую, связь, вне зависимости от пола объекта. Ее псевдоним был «Белладонна». Хэмлоку Дракон так и не дал псевдонима. Он посчитал, что за него эту задачу идеально решило провидение: какой псевдоним мог бы лучше подойти профессору — внештатному сотруднику Санкций, чем его собственная фамилия. Хэмлок — это ведь цикута, яд Сократа.
Такие вот факты, в сильно приукрашенном и романтизированном виде, изложил Дракон Джонатану.
