при виде которых у нормального человека кровь застыла бы в жилах.
Среди диковинок, которые предстали изумлённому взору Дервала, оказались странные орудия и инструменты, предназначенные для убийства или пыток, а также для действий, суть которых, тёмная и загадочная, всё же представлялась более чем отвратительной. Многочисленные банки и склянки старомодного вида, заполненные порошками или жидкостями, нередко – с законсервированными внутри мерзкими созданиями, вызвали живой интерес венгра. Надписи, прочитанные вслух то ли на венгерском, то ли на латыни, то ли ещё на каком-то, давно забытом, языке, впрочем, ничего не говорили Дервалу. Лишь однажды слух его уловил привычные слова и звуки – это случилось, когда в руки Негьеши попала колода карт, которую он брезгливо сунул в карман, сказав что-то, что заканчивалось названием американского города: «…Атлантик-сити».
Судя по всему, многое из обнаруженного здесь, пришлось не по душе венгру – он то и дело потрясённо ругался, хотя и не скрывал зловещего удовлетворения, вероятно, оттого, что ему удалось расстроить чьи-то планы. Такое же, злобно-насмешливое, чувство вызвал у него и собачий или, вероятнее, волчий череп, который Негьеши окрестил единственным необычным словом: «Вырколак» 18.
Наконец, стало заметно, что незваный гость семейства Монтегю собирается вот-вот покинуть подземелье. Дервал, всячески пытаясь избежать любого ненужного шума, потянул за собой едва осознающего, что вокруг происходит, Уолтера к выходу. Вскоре они оказались снаружи и с облегчением вдохнули свежий, отдающий морозцем, воздух. Было темно – хоть глаз выколи. Тут же послышались торопливые шаги Негьеши; на ходу он весело мурлыкал какую-то мелодию.
Бросившись наземь, они затихли. Дервал в течение нескольких, отчаянно долгих мгновений, слушал незнакомую венгерскую песенку; время это показалось ему пыткой. Вскоре звуки, однако, стали тише – Негьеши удалялся. Радостный стон вырвался из груди двух отважных друзей. Опасность миновала!
Сами не помня себя от радости, они быстро покинули землю Монтегю и тем же путём возвратились к шоссе. Его почти невидимая и вместе с тем твёрдая и надёжная, покрытая инеем поверхность вскоре привела мальчиков обратно в Ирландию.
Дервал испытывал законную гордость – им удалось провести успешную «спецоперацию», ещё на один шаг приблизившую расследование к разгадке. Не всё, однако, обстояло так радужно. Когда им настало время расставаться, Уолтер вдруг в самое сердце поразил его неожиданным вопросом:
– Этот проклятый туман – как ты думаешь, кого он убил?
Предчувствие чего-то трагического, неотвратимого, весь следующий день словно висело над Дервалом, подобно чёрной туче. Отец накануне по неизвестным причинам задержался на работе; вернувшись, он вёл себя холодно и зло и пил перед сном. В школе он замечал, как одноклассники время от времени утайкой подглядывают за ним и что-то шёпотом обсуждают. Дервалу было всё равно: у него и так было полно хлопот с невыполненными домашними заданиями и с мыслями о зловещем предположении, сделанном Уолтером.
Многое прояснилось уже вечером, когда пришёл отец. Дервал как раз сидел за уроками и ломал голову над неподатливой математической задачкой, когда послышались звуки открывающейся входной двери и тяжёлые, словно несущие угрозу, шаги. Отец, не разуваясь, прошёл в гостиную – и это можно было с уверенностью считать дурным признаком. Обычно так случалось, когда он был навеселе.
– Дервал, иди сюда! – Отчётливо различив в голосе отца пьяные нотки, Дервал почувствовал, как внутри у него всё сжалось в комок. Предчувствия его не обманули.
Войдя в гостиную, он застал отца в кресле: расстегнув форменный китель, тот сидел, развалившись, в кресле и цедил виски.
– Я уволился из «гарды», Дервал, – сказал он сразу, без какой-либо преамбулы. – Собственноручно написал заявление.
Рой вопросов беспокойно завертелся в голове Дервала при этих словах, но он отлично знал, что в таких случаях благоразумнее молчать. Он просто молча кивнул, придав лицу смиренное и чуть горестное выражение.
– Может, тебе лучше будет ненадолго переехать к тётке Мардж или даже попробовать отыскать мамашу, если это, конечно, лучший выход. – Отец скривился, опорожнив рюмку, и налил себе ещё. – Меня ожидают не лучшие дни, возможно, я даже попаду под следствие.
– Но почему, папа? – вырвалось у Дервала. Всё казалось слишком неожиданным, неправдоподобным. Голову ему будто сдавил железный обруч – окружающий мир вдруг стал несправедливым и ужасающе холодным.
– Вчера был синий туман – не знаю, говорит ли это тебе хоть что-нибудь. – Отец горько рассмеялся и отхлебнул виски. – Умер лейтенант Макфадден – его ты точно знал, – и умер жестокой смертью. Конечно, начальство знает, что я невиновен, но покойник, видимо, успел донести перед смертью, что я знаюсь с Хромым Монтегю. Этого оказалось достаточно: меня попросили не дожидаться служебного расследования, а уволиться самому.
Дервал поджал губы; презрение к отцу и его слабостям боролось в нём с желанием расплакаться. Ещё раз кивнув, он выскочил из гостиной, надеясь, что отец не заметил, как на глаза ему навернулись слёзы.
Мгновенно одевшись, он выскочил на улицу. Что-то душило его, в горле точно застрял ком. На мгновение он остановился у почтового ящика, из которого торчал незамеченный ранее уголок конверта, и проверил его. Письмо, как ни странно, оказалось адресованным ему. Дервал на мгновение заподозрил, что оно от матери, однако отсутствие марки и почтового штемпеля свидетельствовало об обратном. Наверняка, кто-то из соседей вкинул его, может, даже Манган, решивший позабавиться; сейчас его это интересовало меньше всего. Сунув письмо в карман, он пошёл по улице, сам не зная, куда.
Не по-осеннему холодный воздух неприятно почёсывал шею, угрожая простудой. Дервал, нахмурившись, подтянул шарф, чтобы защититься от предательского ветерка. Нужно же было такому случиться как раз за день до его дня рождения! Наверняка, письмо – обычный для такого неординарного дня розыгрыш. Дервал родился тринадцать лет назад, 31 октября, как раз на самый Хэллоуин, и неоднократно становился объектом самых разнообразных шуток.
Он резко остановился и достал конверт; поколебавшись секунду, разорвал плотную, жёлтую бумагу. Содержание, однако, не имело ничего общего с тем, что Дервал ожидал увидеть. Во-первых, авторство – письмо написал человек, с которым он, несмотря на некоторого рода знакомство, никогда не разговаривал. Во-вторых, содержание, принуждавшее усомниться: в здравом ли уме тот, кто вывел эти каллиграфические строки?
Волосы зашевелились на голове Дервала, когда он, стоя посреди улицы, читал письмо. После двух абзацев он был уже не уверен в собственном рассудке; промчавшаяся неожиданно машина, к счастью, предупредила его убийственным рёвом клаксона. Мгновенно отреагировав, Дервал отскочил в сторону. Водитель, чьё искажённое от гнева лицо промелькнуло рядом, потрясал, угрожая, кулаком.
Дервал вернулся к чтению. Процесс этот настолько увлёк его, что он,
