Он поправил шляпу и галстук.
– Слушай-ка, – сказал он, – я вижу, что влип, и брыкаться теперь ни к чему. Допустим, я буду слушаться. Как насчет того, чтобы забыть про эту вольную борьбу? Мне будет спокойнее, если они поверят, что я сам пришел, без уздечки.
– Идет.
– Спасибо, братец.
Нунана не было, обедал. Нам пришлось подождать полчаса у него в приемной. Вернувшись, шеф приветствовал меня своим обычным «Как поживаете? Ну, замечательно» – и все такое в том же роде. Максуэйну он не сказал ни слова, просто кисло поглядел в его сторону. Мы вошли в кабинет шефа. Нунан придвинул к своему столу стул для меня и сел сам, не обращая внимания на бывшего сыщика.
Я передал шефу документ, подписанный девушкой.
Нунан бросил на него беглый взгляд, сорвался со стула и заехал Максуэйну в лицо кулаком величиной с дыню-канталупу.
Удар отшвырнул Максуэйна в дальний угол комнаты, где его полет задержала стена. Стена затрещала, прогнулась, и застекленная фотография, на которой Нунан и другие отцы города приветствовали кого-то в гетрах, свалилась на пол вместе с побитым сыщиком. Толстый шеф заковылял в угол, подобрал фотографию и расколотил ее вдребезги о голову и плечи Максуэйна. Затем, отдуваясь, вернулся к столу и с радостной улыбкой сообщил:
– Таких поганцев свет не видывал.
Максуэйн, у которого хлестала кровь изо рта, носа и разбитой головы, сел и огляделся.
– Поди сюда, ты! – загремел Нунан.
Максуэйн сказал: «Есть, шеф», поднялся и побежал к столу.
Нунан приказал:
– Выкладывай, а то убью.
– Слушаю, шеф. Все было, как у нее тут написано, только этот камешек не стоил тысячу. Но дать она мне его дала, и две сотни тоже, чтобы я держал язык за зубами. Потому что я подошел аккурат, когда она его спросила: «Кто это сделал, Тим?», а он говорит: «Макс!» Громко так сказал, как будто торопился перед смертью, потому что тут же его и не стало. Вот как было, шеф, только камешек не стоил…
– К черту камешек! – гаркнул Нунан. – И кончай мне ковер кровянить.
Максуэйн выудил из кармана грязный платок, промокнул нос и рот и продолжал лопотать:
– Все так и было, шеф. Все, как я тогда сказал, только в тот раз я насчет Макса держал язык за зубами. Знаю, что надо было…
– Заткнись, – велел Нунан и нажал кнопку на столе.
Вошел блюститель порядка в мундире. Шеф ткнул большим пальцем в Максуэйна и приказал:
– Проводи малютку в подвал, пусть костоломы над ним поработают, а потом посадишь его под замок.
Максуэйн начал отчаянно взывать к шефу, но его увели, не дослушав.
Нунан сунул мне сигару, другой сигарой ткнул в документ и осведомился:
– Где эта баба?
– В городской больнице, при смерти. Пошлите кого-нибудь взять у нее показания. Юридически эта бумажка ничего не стоит – я ее добыл больше для эффекта. И вот еще что. Я слышал, будто Пик Марри расплевался с Шепотом. Это Марри, кажется, обеспечил ему алиби?
– Вот именно, – буркнул шеф и, сняв одну из телефонных трубок, сказал: – Магро? Найди-ка Пика Марри и попроси его сюда заглянуть. И прихвати Тони Агости, а то он слишком ловко стал ножи метать.
Нунан положил трубку, встал, пустил вокруг себя облако сигарного дыма и сообщил сквозь него:
– Я с вами не всегда играл по-честному.
Я подумал, что это мягко сказано, но ничего не ответил.
– Вы человек тертый, – продолжал он. – Сами знаете, какая у нас работа. И к тому надо прислушиваться, и к этому. Если ты шеф полиции, это еще не значит, что ты здесь полный хозяин. А вы стали наступать на хвост тем, кто в ответ может наступить на хвост мне. Я-то считаю вас правильным парнем. Но приходится подыгрывать тем, кто ведет игру, понятно?
Я кивнул головой в знак того, что понятно.
– Так было до сих пор, – сказал он. – Но больше так не будет. Начинается новый курс. Когда наша старуха отдала богу душу, Тим был совсем мальчонка. Она сказала: «Береги его, Джон», и я обещал. А Шепот взял да и прикончил его из-за этой шлюхи. – Он нагнулся и схватил меня за руку. – Понимаете, к чему я клоню? Уже полтора года прошло, и только сейчас вы дали мне шанс с ним поквитаться. Теперь в Отервилле никто больше не сядет вам на голову. С сегодняшнего дня все пойдет по-другому.
Это мне понравилось, о чем я ему и сообщил. Мы еще помурлыкали, а затем в кабинет впустили долговязого человека со вздернутым носом, торчавшим на круглом веснушчатом лице. Это был Пик Марри.
– Мы тут вспоминаем, как погиб Тим, – сказал шеф, когда Марри дали стул и сигару, – и где тогда был Шепот. Ты ведь был в тот вечер на озере, верно?
– Верно, – согласился Марри, и кончик носа у него заострился.
– Вместе с Шепотом?
– Я с ним был не все время.
– А во время стрельбы?
– Не-а.
Зеленоватые глаза шефа прищурились и вспыхнули. Он мягко осведомился:
– И где же он был в это время, знаешь?
– Не-а.
Шеф вздохнул с глубоким удовлетворением и откинулся да стуле.
– Черт побери, Пик, – сказал он, – раньше ты говорил, что был с ним в баре.
– Говорил, – признал долговязый. – Но это ничего не значит, просто он попросил, ну, я и помог по-дружески.
– А если я упрячу тебя за дачу ложных показаний?
– Не бери на пушку. – Марри энергично сплюнул в плевательницу. – Я ни в каких судах показаний не давал.
– А как насчет Джерри, и Джорджа Келли, и О'Брайена? – спросил шеф. – Они тоже сказали, что были с ним, потому что он попросил?
– О'Брайен – да. Про других не знаю. Я как раз выходил из бара, наткнулся на Шепота, Джерри и Келли и вернулся с ними выпить. Келли сказал, что Тима шлепнули. Тогда Шепот говорит: «Алиби никогда не помешает. Мы были здесь все время, верно?» – и смотрит на О'Брайена за стойкой. О'Брайен говорит: «Точно». Потом Шепот посмотрел на меня, и я сказал то же самое. Но теперь с чего мне его покрывать?
– Келли сказал вам, что Тима шлепнули? Не сказал – нашли мертвого?
– Сказал – шлепнули.
Шеф произнес:
– Спасибо, Пик. Не надо было так поступать, но что было, то прошло. Как ребятишки?
Марри сказал, что хорошо, вот только младший не такой толстый, как хотелось бы. Нунан позвонил в прокуратуру и попросил Дарта и стенографиста записать рассказ Пика.
Затем Нунан, Дарт и стенографист отправились в городскую больницу снимать официальные показания с Мертл Дженнисон. Я не поехал. Я решил, что надо поспать, сказал шефу, что зайду попозже, и вернулся в гостиницу.
13. Двести долларов десять центов
Я уже расстегнул жилет, когда зазвонил телефон.
Это была Дина Бранд. Она пожаловалась, что не может поймать меня с десяти часов.
– Вы уже начали что-нибудь по нашему делу? – спросила она.
– Пока обдумываю. Дело вроде стоящее. Наверное, сегодня начну его проворачивать.
– Подождите, нам надо увидеться. Можете сейчас приехать?
Я посмотрел на раскрытую постель и сказал «да» без особого энтузиазма.
Очередная холодная ванна подействовала мало – я едва в ней не заснул.
В дом Дины меня впустил Дэн Ролф. Он держался так, словно вчера между нами ничего особенного не произошло. Дина Бранд вышла в переднюю и помогла мне снять пальто. На ней было бежевое шерстяное платье с прорехой по шву на плече.
Она провела меня в гостиную и, усевшись рядом на кушетке, спросила:
– Вы ведь ко мне хорошо относитесь?
Я не стал возражать. Она пересчитала костяшки моей правой руки теплым указательным пальцем и сказала:
– У меня к вам просьба. Хочу, чтобы вы бросили то дело, о котором мы вчера толковали. Нет, подождите. Дайте договорить. Дэн прав. Не надо было мне продавать Макса. Это жуткая подлость. Кроме того, вы ведь охотитесь в первую очередь на Нунана, правда? Если будете паинькой и не тронете Макса, я вам столько выложу про Нунана, что он у вас не вывернется. Идет? Вы же ко мне хорошо относитесь, вы не станете меня обманывать, не пустите в ход то, что я сказала, когда злилась на Макса, правда ведь?
– Что у вас есть на шефа? – спросил я.
Она помяла мне бицепс и промурлыкала:
– А вы обещаете?
– Пока нет.
Она надулась и сказала:
– Вот, ей-Богу, никогда больше не пойду против Макса. Не имеете права делать из меня стукачку.
– Так как насчет Нунана?
– Сперва обещайте.
– Нет.
Она впилась пальцами мне в руку и резко спросила:
– Вы уже ходили к Нунану?
– Ага.
Она отпустила меня, нахмурилась, пожала плечами и мрачно спросила:
– Что же теперь делать?
Я встал, и тут чей-то голос сказал:
– Сядь.
Это был хриплый шепот Талера.
Я обернулся и увидел, что он стоит в дверях столовой. В его маленькой руке был зажат большой револьвер. Позади стоял краснолицый человек со шрамом на щеке.
