Да, не хватит недели, чтобы очистить этот хлам от пыли! Куча денег, растраченная попусту. А лет тридцать назад в богатом, роток-на-замок провинциальном городишке, каким была тогда Пасадена, этот зал был, наверное, предметом зависти.
Мы прошли через зал, потом вошли в холл, и карга, открыв дверь, махнула рукой: мол, давай, проходи.
— Мистер Марло, — сказала она у меня за спиной отвратным голосом и удалилась, вероятно, скрежеща зубами.
В маленькой, меблированной под офис комнате, с окнами, смотревшими в сад позади дома, с жалким красно-коричневым ковром на полу было все то, что вы нашли бы в любом небольшом офисе. Худенькая хрупкая блондинка в очках с тонкой оправой сидела за письменным столом, на котором стояла пишущая машинка. Ее руки касались клавиш, но бумаги в машинке я не заметил. Мое появление в комнате вызвало на ее лице напряженное, и какое-то жалкое выражение, словно она, смущаясь, позирует перед фотоаппаратом. Нежным, чистым голосом она предложила мне сесть.
— Я — мисс Дэвис, секретарь миссис Мердок. Она просила меня узнать у вас имена тех, кто может вас рекомендовать.
— Имена?
— Совершенно верно, имена. Почему это вас удивляет?
Я положил свою шляпу на стол, а незажженную сигарету — на поля шляпы.
— Вы думаете, что, послав за мной, она ничего обо мне не разузнала?
У нее дрогнула губа и она прикусила ее. Не знаю, был ли то испуг или раздражение, а, быть может, отсутствие выдержки, но только вид у нее был далеко не счастливый.
— Ваше имя стало известно ей от управляющего отделением Калифорния-Секьюрити-банк, но лично он вас не знает, — сказала она.
— Заточите-ка карандаш, — сказал я.
Взяв карандаш, она показала мне, что он уже остро отточен, и приготовилась записывать за мной.
— Во-первых, сказал я, — один из вице-президентов того же самого банка, Джордж С. Лик. Его можно найти в главном офисе. Затем сенатор нашего штата Хастон Оглторп. Он бывает либо в Сакраменто, либо в правительственном здании в Лос-Анджелесе. Еще Сидней Дрейфус-младший из адвокатской фирмы Дрейфус, Тернер и Свейн при главном страховом управлении. Записали?
Она кивнула, продолжая быстро записывать и не отрывая взгляда от бумаги. В ее светлых волосах играло солнце.
— Еще Оливер Фрай из Фрай-Кранц-Корпорейшн, оборудование для нефтяного бурения. Фирма находится в районе Восток—9, Индустриальный округ. Наконец, если позволите, пара полицейских: Бернард Ольс из управления при федеральном прокуроре и Карл Ранделл, следователь при Центральном бюро по уголовным делам. Может быть, этого достаточно?
— Не надо усмехаться, — сказала она, — я ведь только выполняю то, что мне поручено.
— Двум последним лучше не звонить до тех пор, пока не станет известно, в чем заключается работа, — сказал я. — А смеяться над вами я и не думал. Жарковато сегодня?
— Для Пасадены не очень, — сказала она, доставая телефонную книгу и приступая к работе.
Я рассматривал ее, пока она отыскивала телефонные номера и звонила. Белокожая, как все блондинки, она выглядела вполне здоровой. У нее были жесткие волосы, сами по себе довольно красивые, но так туго обтягивающие ее узкую головку, что казались приклеенными. Тонкие брови каштанового цвета, удивительно прямые, чуть темнее волос. Бледный цвет ноздрей говорил о том, что она, возможно, страдает малокровием. Подбородок — маленький, узкий, какой-то неустойчивый. Следов косметики я не заметил, впрочем, губы были чуть-чуть подкрашены оранжево-красной губной помадой. Выражение больших, цвета кобальта глаз, казавшихся за стеклами очков еще больше, было рассеянным и неопределенным. Лицо было напряжено, уголки глаз приподняты, от этого казалось, что в ее лице было что-то восточное. Было в нем какое-то своеобразное очарование, которым обладают нервные люди. При искусной косметике оно стало бы неотразимым.
На ней было простое льняное платье с короткими рукавами и никаких украшений. Голые руки в веснушках.
Я не прислушивался к тому, что она говорила по телефону. Все, что ей сообщали, она стенографировала легким, уверенным росчерком карандаша. Закончив, разговор, и повесив на крюк телефонную книгу, она встала и, расправив платье на бедрах, сказала:
— Вам придется подождать несколько минут, — и направилась к двери.
Пройдя полпути, девушка вернулась, потому что забыла захлопнуть боковой верхний ящик письменного стола. Потом вышла. В наступившей тишине стало слышно жужжание пчел за окнами и вой пылесоса где-то внутри дома. Я взял сигарету и сунул ее в рот. Обойдя письменный стол, я приоткрыл тот самый ящик, который она закрыла.
Простое любопытство, не больше. Собственно говоря, какое мне было дело до того, что у нее в ящике лежит маленький кольт. Я закрыл ящик и вернулся на свое место.
Минуты через четыре дверь открылась, и она, появившись на пороге, сказала:
— Миссис Мердок ожидает вас.
Мы прошли еще один холл, и девушка, отворив двойную стеклянную дверь, отошла в сторону и пропустила меня вперед. Я вошел, и дверь за мной закрылась.
В комнате было так темно, что сначала мне ничего не было видно кроме лучей солнца, едва проникавших сюда сквозь густые ветви и занавеси на окнах. Это была веранда, под окнами которой рос густой и высокий кустарник. Комната была обставлена мебелью из тростника, на полу лежал травяной ковер. У окна стояло кресло-шезлонг. В нем, утопая в подушках (ими, наверное, можно было бы набить слона), сидела женщина со стаканом вина в руке. Сильный запах алкоголя я почуял еще до того, как ее увидел. Наконец, когда мои глаза привыкли к полумраку, я смог разглядеть ее.
Я увидел очень полное лицо, жирный подбородок, немилосердно завитые серебристо-белого цвета волосы, нос-клюв и большие влажные глаза, которым живое человеческое чувство было свойственно ничуть не больше, чем покрытым росой камням. Кружева закрывали ее шею, но, по-моему, ей бы больше подошла футболка. Полные руки в крапинках веснушек выглядывали из черного с серебристым отливом шелкового платья. В ушах были клипсы из черного янтаря. Рядом, на покрытом стеклом низком столике стояла бутылка портвейна. Маленькими глотками женщина потягивала вино из стакана, пристально глядя на меня и не говоря ни слова.
Так и не предложив мне сесть, она допила все, что было в стакане, поставила стакан на столик и вновь наполнила его.
Промокнув платком губы, она заговорила. Голос у нее был грубый, низкий, почти баритон, и по тону, каким были сказаны ее первые слова, я понял, что эта дама шутить с собой не позволит.
— Садитесь, мистер Марло. Пожалуйста, не курите — у меня астма.
Я сел в тростниковое кресло и сунул сигарету в нагрудный карман пиджака.
— Мистер Марло, мне еще не приходилось иметь дело с частными детективами, и я ничего о них не знаю. Сведения о вас, которыми я располагаю, меня пока удовлетворяют. Каковы ваши условия?
— А что я должен делать, миссис Мердок?
— Дело настолько конфиденциальное, что о полиции не может быть и речи. Я бы вызвала ее, если б это было возможно.
— Я зарабатываю 25 долларов в день, миссис Мердок, не считая, конечно, издержек.
— Это очень много. У вас, наверное, куча денег. — Она опять отпила из стакана. Я не пью портвейн в такую жару, но страшно приятно было бы отказаться, когда такие, как она вам что-нибудь предлагают.
— Вовсе нет, — сказал я. — Конечно, детектива, как и дантиста, всегда можно нанять за подходящую цену. Дело здесь обстоит точно так же, как с любой другой разрешенной законом работой. Только я ведь не связан ни с какой организацией. Работая в одиночку, я расследую время от времени то или другое преступление. Я постоянно рискую, иногда риск весьма велик. Поэтому я не думаю, что 25 долларов в день это много.
— Хорошо. Что представляют собой издержки?
— Разные мелкие расходы. Разве угадаешь заранее.
— Мне бы хотелось все-таки знать, — сказала она с иронией.
— И вы, конечно, узнаете, — сказал я, — все будет расписано черным по белому. Кроме того, за вами полное право возражать, если что-то вам не понравится.
— Какова сумма задатка?
— Сотня долларов, я думаю, меня бы устроила.
— Надеюсь, — сказала она и, осушив стакан, наполнила его снова, позабыв вытереть губы.
— Однако, имея дело с людьми вашего круга, миссис Мердок, я могу обойтись и без задатка.
— Мистер Марло, — сказала она, — я умная женщина и не будут вас пугать. Боюсь, тогда мне от вас не было бы никакой пользы.
Я кивнул и переждал очередную порцию портвейна. Она вдруг засмеялась и рыгнула. Легкая, приятная отрыжка, — ничего показного, — выполненная с привычным изяществом.
— Моя астма, — сказала она небрежно. — Я ведь пью вино как лекарство, вот почему я вам и не предлагаю.
Я подумал: не повредят ли эти возлияния астме.
