Глава 2
Было время прилива, и я опасался, что с ним принесет нефть. К завтрашнему дню она уже выплеснется на сушу. Я решил напоследок еще раз пройтись по берегу. Я двинулся в том же направлении, что и женщина с птицей.
Закат пылал на небе и проливался в море. Небо меняло окраску словно хамелеон и наконец стало темно-серым. Мне казалось, что я в огромной пещере, где пылают потаенные костры.
Береговая линия делала крутой изгиб, за которым выступали скалы. Запоздалые серфисты покачивались на воде в ожидании последней большой волны.
Я прошел по берегу еще с полмили. Берег делался все уже и уже, с одной стороны бился прибой, с другой подступали скалы. В этом месте они были высотой в пятьдесят-шестьдесят футов. То здесь то там в них были проделаны крутые тропинки или шаткие лестничные марши, что вели к домам, расположенным наверху.
Я сказал себе, что прилив мне нипочем. Но ночь опускалась, а волны поднимались ей навстречу. Впереди, примерно в сотне шагов, проход загораживали валуны. Я решил дойти до них и повернуть назад. Это местечко действовало мне на нервы. В сумерках валуны и скалы выглядели как последний ландшафт, который ты видишь перед смертью.
Высоко в камнях я заметил что-то белеющее. Приблизившись, я увидел, что это женщина. Сквозь шум прибоя было слышно, что она плачет. Она быстро отвернулась, но я успел ее узнать.
Я подошел, она застыла, как бы прикидываясь случайно попавшим в расселину предметом.
— Что случилось?
Она перестала плакать, издав такой звук, словно разом проглотила все слезы.
— Ничего не случилось, — проговорила она, глядя в сторону.
— Птица умерла?
— Да, умерла, — голос ее звенел как струна. — Вы удовлетворены?
— Меня не так легко удовлетворить. Вам не кажется, что здесь сидеть опасно?
Сначала она промолчала. Затем медленно повернула голову в мою сторону. Влажные глаза сверкнули в потемках.
— Мне здесь нравится. Может, я хочу, чтобы прилив подхватил меня с собой.
— Из-за того, что умерла поганка? Сегодня погибнет много морских птиц...
— Пожалуйста, не говорите о смерти. — Она выбралась из расселины. — А кто вы, собственно, будете? Вас послали разыскать меня?
— Я пришел сам по себе.
— Вы следили за мной?
— Да нет, я просто решил прогуляться. — Удар волны, разбившейся о валуны, окропил мне лицо холодными брызгами. — Может, нам лучше уйти отсюда?
Она быстро и с отчаянием оглянулась по сторонам, потом посмотрела вверх, где к скале прилепился дом. Он навис над нашими головами, словно угроза.
— Я не знаю, куда...
— Вы разве не живете где-то здесь?
— Нет. — Немного помолчав, она спросила: — А вы где живете?
— В Лос-Анджелесе. В западном Лос-Анджелесе.
В ее глазах мелькнуло что-то похожее на решимость.
— Я тоже.
Я не очень поверил в такое совпадение, но решил не противоречить и посмотреть, что выйдет дальше.
— У вас есть машина?
— Нет.
— Тогда я отвезу вас домой.
Она послушно двинулась за мной. По дороге она сказала, что ее зовут Лорел Рассо. Миссис Томас Рассо. Я сказал, что меня зовут Лу Арчер, но скрыл, что я частный детектив. В данной ситуации мне это показалось явно лишним.
Не успели мы дойти до конца скал, где берег круто поворачивал, как большая волна разбилась у наших ног. Она доставила на берег последнего серфиста. Он присоединился к своим товарищам, расположившимся на корточках вокруг костра из плавника. Их измазанные нефтью тела и лица сверкали в отблесках пламени. У них был вид людей, махнувших рукой на цивилизацию и готовых ко всему.
Были на берегу и другие люди. Они молчали или переговаривались вполголоса. Некоторое время мы постояли в сгущающихся сумерках. В океане и на берегу никогда не бывает абсолютной темноты. Вода вбирает свет, словно зеркало телескопа.
Женщина стояла так близко, что я кожей чувствовал ее дыхание. И в то же время она была где-то далеко-далеко и от меня и от всех остальных — хоть гляди на нее в телескоп. Она, похоже, поняла это и взяла меня за руку. Рука была холодной как лед.
Широкоплечий молодой человек в черном свитере, которого я видел в ресторанчике Бланш, снова появился на причале. Он спрыгнул на песок и пошел в нашу сторону. Двигался он как-то неуклюже, словно автомат, приводимый в действие кнопкой.
Он остановился и поглядел на женщину с какой-то грозной заинтересованностью. Не отпуская моей руки, она повернулась и пошла, увлекая меня за собой. Она сжимала мне руку с судорожностью перепуганного ребенка. Молодой человек стоял и смотрел нам вслед.
При свете фонарей я смог как следует ее рассмотреть. Лицо окаменело, во взгляде страх. Когда мы сели в машину, мне показалось, что от нее пахнет страхом.
— Кто он?
— Не знаю. Честное слово.
— Тогда почему вы его испугались?
— Я просто испугалась. И точка.
— Это не Том Рассо? Не ваш муж?
— Нет, конечно.
Она дрожала, как осиновый лист. Я взял из багажника старый плащ и накинул ей на плечи. Она не сказала спасибо и даже не взглянула в мою сторону.
Я выехал на автостраду. Мы двинулись на север. В ту сторону движение не отличалось интенсивностью. Но навстречу нам, из Лос-Анджелеса, машины двигались сплошной вереницей, и их зажженные фары создавали впечатление, что кто-то проткнул дырку в светлом пятне города и теперь из прокола в темноту сочится свет.
Женщина погрузилась в такое тягостное молчание, что я не решался его нарушить. Время от времени я посматривал на ее лицо. Выражение на нем сменялось от страха к беспокойству, а затем перешло в холодное безразличие. Я пытался понять, что вызвало эту перемену, а может, я просто сам все навыдумывал?
Мы съехали с автострады у поворота на Западный Лос-Анджелес. Она заговорила тонким, неуверенным голосом:
— Где вы живете, мистер... — Она забыла, как меня зовут.
— Арчер, — подсказал я. — Моя квартира в нескольких кварталах отсюда.
— Вы не будете возражать, если я от вас позвоню мужу? Он меня не ждет. Я гощу у родственников...
Мне бы следовало спросить, где живет ее муж, и доставить ее туда. Вместо этого я отвез ее к себе.
Она стояла босиком в моей гостиной по-прежнему в моем плаще и озиралась по сторонам. Ее беззастенчивые манеры заставили меня задуматься, кто она по происхождению. Похоже, тут были деньги. Новые деньги.
Я показал ей телефон на столб и отправился в спальню разгрузить свою сумку. Когда я вернулся в гостиную, она сгорбилась над телефоном. Прижатая к уху черная трубка казалась медицинским прибором, откачивающим кровь — лицо ее было как мел.
Я понял, что на том конце провода никого нет, лишь когда она положила трубку. Затем она уронила лицо на руки. Ее волосы разметались по моему столу черной тенью.
Некоторое время я стоял и смотрел, не желая мешать ее эмоциям, а может, и не желая их разделять. Она была воплощением тревоги. И в то же время смотрелась в моей комнате как-то очень естественно.
Через некоторое время она подняла лицо. Оно было спокойно, словно маска.
— Извините, я не знала, что вы здесь.
— Не стоит расстраиваться.
— Нет, стоит! Том за мной не приедет... У него женщина. Она и сняла трубку.
— А что родственники, у которых вы гостите?
— Ничего.
Она оглядывалась по сторонам с таким видом, словно вся ее жизнь сузилась до размеров этой комнаты.
— Вы говорили, что у вас есть семья. Что они занимаются нефтяным бизнесом.
— Вы меня не так поняли. И мне надоело быть в роли допрашиваемой, вы уж меня извините. — Ее настроение колебалось, словно маятник, превращая ее то в жертву, то в агрессора. — Вы, я вижу, смертельно боитесь оказаться связанным со мной.
— Напротив. Если хотите, можете остаться здесь на ночь.
— С вами?
— Можете лечь в спальне. Диван раскладывается.
— Сколько мне это будет стоить?
— Ничего.
— Я выгляжу легкой добычей?
Она встала, сбросив с плеч мой плащ. Это был бунтарский жест. В то же время она демонстрировала мне свою фигуру. Высокая грудь. Узкая талия. Полные бедра. На белой рубашке пятна — следы от птицы. На ковре песок с ее изящных ступней.
Я взглянул на себя со стороны. Преуспевающий пожилой мужчина. Что и говорить, если бы она была старухой или уродиной, я вряд ли предложил ей переночевать. Но несмотря на гнев и страх, была в ней странная мрачная красота.
— Мне от вас ничего не надо, — сказал я и спросил сам себя, говорю ли я правду.
— Так не бывает. Люди всегда чего-то хотят. Не пытайтесь меня одурачить. Зря я вообще сюда пришла. — Она озиралась, как ребенок. — Мне здесь не нравится.
— Вас никто не удерживает, миссис Рассо.
Она внезапно разрыдалась. Слезы текли по лицу, оставляя блестящие дорожки. Движимый то ли состраданием, то ли вожделением, я дотронулся до ее плеч. Она отпрянула. Ее сотрясала дрожь.
— Сядьте, — сказал я. — Вас никто не обидит и не сделает вам больно.
Она мне не поверила. Я понял, что она уже была тяжело ранена без шансов на поправку — все равно как та самая птица. Она тронула пальцами свое заплаканное лицо.
