Вместе с вернувшимся патрульным, Френсисом X. Франном, они отвели меня в Десятый полицейский участок на Двадцатой улице.
— Вы можете позвонить, — сказал Дил, когда пожилой сержант записал мою краткую биографию и снял отпечатки пальцев.
Я назвал номер в городе Дариене, штат Коннектикут.
— Кого позвать?
— Майрона Грина.
— Он — ваш адвокат?
— Даже больше. Он втянул меня в эту неприглядную историю.
Все началось в пятницу, когда мне привезли большую тыкву, а пятнадцать минут спустя появился Майрон Грин. Я уже срезал верхушку и как раз выбрасывал в мусоропровод семечки и мякоть, когда раздался стук в дверь. Закрыв крышку, я отнес тыкву на восьмигранный столик для покера, загодя накрытый вчерашним номером «Тайме», и пошел открывать дверь.
— Что ты знаешь о фонарях из тыквы? — спросил я, когда он вошел в комнату.
— Все, — ответил Майрон, оценивающе оглядывая тыкву.
— И что ты скажешь?
— Крупный экземпляр, — он снял верхушку.
— Ты ее отлично вычистил. Сколько она стоит?
— Десять долларов.
Грин печально покачал головой.
— Когда ты в последний раз покупал тыкву?
— Довольно давно.
— Она стоит три доллара. Максимум три с половиной. В Дариане я бы купил ее за два, — Такую большую?
— Почти.
Он снял пальто, вытащил из-под стола табуретку и сел.
— О ком ты не мог говорить со мной по телефону? — спросил я, повесив его пальто в шкаф.
— Я не сказал, что не мог. Просто не хотел.
— Он очень богат?
— С чего ты взял, что он богат?
— Потому что он — твой клиент, а ты не связываешься с бедняками. Если не считать меня.
— Но ты тоже не умираешь с голода.
— Тем не менее, я — безработный.
— Ты не работаешь всего девять месяцев.
— Это не так уж мало.
— И у тебя были возможности найти работу.
— Я бы этого не сказал, — я нарисовал на тыкве глаза, нос и рот с оскаленными зубами и достал из ящика острый нож.
— Эта нефтяная компания пользуется заслуженной репутацией, — Грин встал, обошел стол и остановился сзади, чтобы следить за моими успехами.
— Не знаю, какова ее репутация, но не так уж много фирм готовы платить выкуп за похищенного южноамериканского генерала.
Грин снова сел.
— Я по-прежнему убежден, что, получив выкуп, похитители вернули бы генерала живым.
Я посмотрел на него и покачал головой.
— А я уверен, что у посредника, в конце концов нанятого фирмой, хватило ума сбежать вместе с деньгами. Иначе похитители шлепнули бы его так же, как и генерала.
— Ну, на этот раз я предложу тебе совсем другое.
— Будем надеяться.
Я был клиентом Майрона Грина почти шесть лет. До этого я работал в газете и писал о нью-йоркцах, зарабатывающих на жизнь не совсем законными способами, — ворах, вымогателях, сутенерах, игроках на скачках.
Один из моих постоянных читателей, специализирующийся на квартирных кражах, как-то раз обчистил квартиру клиента Майрона Грина, а потом предложил ему купить украденные драгоценности при условии, что я буду посредником в этой сделке. Грин связался со мной, и я согласился. Вскоре после того, как я принес драгоценности, газета закрылась и я оказался на улице. Но Грин не забыл меня и пару недель спустя предложил мне передать деньги похитителям ребенка его другого клиента.
Так как существовала большая вероятность того, что моя миссия закончится пулей и затылок или купанием в Ист-Ривер с камнем на шее, мне заплатили десять тысяч, десять процентов суммы выкупа. Я и представить не мог, что моя жизнь стоит так дорого.
После этого я стал клиентом Майрона Грина, вернее, он взял на себя заботу о моих делах. Он оплачивал счета, улаживал конфликты с налоговым управлением, представлял меня в бракоразводном процессе и получал десять центов с каждого заработанного мной доллара. Нельзя сказать, что я был перегружен работой, но чувствовалось, что я еще долго смогу заниматься этим делом, во всяком случае до тех пор, пока продолжались кражи вещей и людей.
Три или четыре раза в год я выступил в роли посредника. Полученных гонораров хватало на аренду приличного номера на девятом этаже отеля «Аделфи», позволяло посещать лучшие рестораны Нью-Йорка и путешествовать по Америке и даже Европе...
И вот, покончив с тыквой, я взглянул на Майрона Грина.
— Расскажи мне о своем клиенте. Грин, склонив голову набок, внимательно разглядывал будущий фонарь.
— У него есть небольшие сбережения.
— Что значит небольшие?
Грин наконец оторвался от тыквы.
— Полагаю, миллиона два. Может быть, три.
— Ну, с такими деньгами можно перебиться с хлеба на воду.
— Хорошо, черт побери, он не бедняк. Если в не было богачей, тебе пришлось бы искать другую работу.
— Ты ошибаешься, Майрон. Мне бы пришлось искать работу, если бы не было воров.
Грин взял нож, пододвинул к себе тыкву и начал что-то делать с нарисованным ртом, — Будем считать, что на жизнь ему хватает. Тебя это устраивает?
— Вполне.
Он повернул тыкву ко мне. Не знаю, что он сделал со ртом, но тыква стала куда мрачнее.
— Ну как? — спросил Грин.
— Гораздо лучше.
Он откинулся назад, наслаждаясь своей работой.
— Он стал моим клиентом три недели назад, по рекомендации его биржевого маклера, моего давнего друга. Вчера он позвонил мне, чтобы узнать, нельзя ли воспользоваться твоими услугами. Я обещал поговорить с тобой.
— Что ему нужно?
— Видишь ли, когда он уехал на уик-энд, кто-то влез в его дом и украл некие важные документы. Два дня назад вор позвонил ему и предложил продать их за кругленькую сумму.
— Какую именно?
— Сто тысяч долларов.
— Что это за документы?
— Мой клиент предпочел бы не говорить об этом.
— Перестань, Майрон, ты же понимаешь, что я должен знать, о чем идет речь.
— Ну, скажем, это дневник, который он вел последние двадцать пять лет.
— Должно быть, в нем содержатся сведения, компрометирующие твоего клиента. Вряд ли он стал бы тратить столько денег, чтобы удостовериться, болел ли он ангиной в шестидесятом году или шестьдесят первом.
Майрон нахмурился.
— Человек может оберегать свое прошлое от посторонних глаз, даже если он не сделал ничего предосудительного.
Я не стал возражать, хотя и чувствовал, что утверждение Грина довольно спорно.
— Хорошо, а кто предложил меня?
— Вор. Или воры.
— И твой клиент согласился?
— Да. Поэтому он и позвонил мне, — И что ты думаешь по этому поводу?
— Мне кажется, тут все чисто. Да и тебе не помешают десять тысяч. Кстати, они входят в сумму выкупа.
— Ну хорошо, — ответил я после недолгого раздумья, — Я согласен. Как зовут твоего клиента?
— Абнер Прокейн.
От неожиданности я поперхнулся и закашлялся.
— Что с тобой? — обеспокоенно спросил Грин.
— Ничего, — я достал носовой платок и вытер рот, — Просто твой новый клиент, вероятно, лучший вор Нью-Йорка.
Детектив Дил набрал номер и передал мне трубку. После десятого звонка на другом конце провода раздался сонный голос Грина: «Слушаю».
— Это Сент-Айвес, — представился я. — Меня арестовали.
— О боже, сейчас же четыре утра.
— Если ты не проснешься, то будет пять, а я по-прежнему останусь за решеткой.
Последовало короткое молчание.
— Хорошо, я проснулся, — бодро продолжал Грин. Вероятно, жена окатила его ведром холодной воды, — Где ты?
— Десятый полицейский участок на Двадцатой улице.
— В чем тебя обвиняют?
— В убийстве и грабеже.
— О господи, — простонал Грин, — Что случилось? Я коротко обрисовал ситуацию.
— Что ты им сказал?
— Мои имя и адрес.
— Ну ладно. Мне надо кое-кому позвонить, и на это уйдет время. Я не хочу, чтобы имя моего клиента связывалось с этой историей. Так что тебе придется побыть в участке еще пару часов.
— Мне тут не нравится, — ответил я.
— Я постараюсь приехать как можно быстрее.
— Постарайся, — и я повесил трубку.
— Вы хотите позвонить кому-то еще? — спросил детектив Дил.
— Нет, — я отрицательно покачал головой.
Меня отвели в какую-то маленькую комнатку с двумя столами и четырьмя стульями, закрыли дверь и, казалось, забыли обо мне. К счастью, мне оставили сигареты и, закурив, я задумался об Абнере Прокейне, воре, ведущем дневник.
Не так уж много людей подозревало, что Абнер Прокейн — вор. Несколько детективов, но они не смогли ничего доказать и махнули на него рукой. Воры, с которыми я сталкивался, работая в газете, но их слова никто не воспринимал всерьез.
Когда я объяснил Грину, почему считаю Прокейна лучшим вором Нью-Йорка, тот пожал плечами.
— Слухи. Это все, чем ты располагаешь. Только слухи.
— иногда репортеру достаточно и этого.
— Сейчас ты не репортер.
— Но я узнал о его существовании, когда работал в газете.
