Наконец дверь каюты открылась, и он проскользнул внутрь. Он не сказал ни слова, только с каким-то самодовольством щелкнул зажигалкой, чтобы прикурить для нее сигарету. Но она уже хорошо знала, что будет дальше. Он бросил на нее довольный и оценивающий взгляд, одновременно сбрасывая с себя китель и брюки. Темнота не мешала разглядеть его — сухопарого мужчину среднего возраста, с острыми чертами лица и светлыми жидкими волосами, которые он начесывал на пробор, закрывая тем самым залысины.
Сейчас он казался большим светлым и расплывчатым пятном. Он протянул руку, дотронулся до ее бедра, и она сразу потянула его на кровать. Безучастным тоном она спросила:
— Почему мы опять остановились?
— Да опять какие-то неполадки в трюме, — ответил Барсет. — Во всяком случае, так говорит шеф.
— Опять в трюме, — повторила она. — О, дорогой, ты такой приятный!
— Ты меня хочешь? — спросил он.
— Я же тебя не разочаровываю, стюард? — Она не могла удержаться от этого вопроса, хотя это и было рискованно. Один раз он просто повернулся и ушел в свою каюту. Так что она должна была терпеть его самомнение, и ей не оставалось ничего другого, как подчиняться. — Можешь быть уверен, что мои страсти такого порядка, к каким ты привык, но только так я могу вызывать свои чувства. Потому что от природы я пуглива и стыдлива…
— Подвинься, — сказал он каким-то хмурым тоном.
«О, Цезарь! Оплакивать тебя пришли мы, а не восхвалять!» — подумала она, но не произнесла их вслух. Видимо, он никогда не слышал о Шекспире, так что незачем было терять время на цитирование великого драматурга. А он улегся рядом с ней и начал поглаживать ее бедра.
— Да загаси ты свою чертову сигарету, — буркнул он.
Дрожащей рукой она погасила сигарету. Она даже дыхание затаила. Вдова человека, который окончил Академию, служил на крейсере одним из старших офицеров, ушел с почетом на пенсию… О, боже ты мой! Теперь она вынуждена опуститься до дешевой интрижки со стюардом!
Керин Брук, занимавшая каюту «Д», проснулась, когда вибрация корабля прекратилась. Какое-то время она просто лежала на постели, раздумывая о том, что на этот раз явилось причиной остановки корабля.
Дверь ее каюты была заперта, а иллюминатор открыт. Но она не слышала ни поспешных шагов, ни взволнованных голосов, которые могли бы свидетельствовать о несчастье. Когда она была маленькой девочкой, отец объяснил ей, что если машины корабля, находящегося в море, по какой-то причине останавливаются, то в этом еще ничего нет тревожного или опасного. Но если она заметит, что машины с «полным вперед» внезапно переключаются на «полный назад», то она должна как можно быстрее исчезнуть с носовой части корабля. На этот раз, должно быть, опять была какая-нибудь мелкая авария в машинном отделении. С тех пор, как они вышли из Калласа шесть дней назад, корабль уже останавливался дважды и один раз стоял целых 12 часов.
Несмотря на то что работали вентиляторы, в каюте было ужасающе жарко, ибо с того момента, как корабль остановился, в каюту не влетел даже малейший ветерок. Если бы снять ночную пижаму и лежать совершенно голой, тогда, возможно, и было бы полегче, но в этом случае нужно было бы задернуть занавеску на иллюминаторе. Потому что матросы начинали драить палубу рано-рано утром, и вид нагой спящей блондинки мог бы привести их в полное замешательство. Даже в том случае, если этой блондинке уже 34 года. Проведя неделю в море, ни один матрос не стал бы обращать внимание на такие детали.
Потом она услышала, как открылась какая-то дверь, а затем послышались голоса Керин Брук была смущена и в то же время разгневана. Это началось в первую же ночь после их отплытия из Калласа. Она тщетно пыталась их стоны и вскрики, вызванные любовным экстазом. Но даже зарывшись головой в подушки и чуть не задыхаясь в них, она все равно все слышала. Миссис Леннокс было хорошо известно, что она, Керин Брук, находится в соседней каюте; но, видимо, ей не приходило на ум, что стенки между каютами могут быть столь тонкими.
На следующий день она специально шумела в своей каюте, чтобы показать миссис Леннокс, что в соседней каюте все слышно, но все ее усилия оказались тщетными. На следующую ночь повторилось то же самое, а на третью — даже хуже. Теперь она просто боялась двигаться по своей каюте. Вначале можно было притвориться, что ты спишь, но через неделю и это было невозможно. Возможно, миссис Леннокс даже не осознавала, какие дикие стоны и крики она издавала в своем экстазе, — иначе ей было бы стыдно посмотреть в глаза своей соседке или она предпочла бы не встречаться с ней на корабле, что в данных обстоятельствах было невозможно. Старое грузовое судно было очень небольшим; их, женщин, на борту всего две, а путь до Манилы был еще очень долгим.
Когда в соседней каюте опять послышались стоны, она села на постели и схватила халат. Единственным выходом из положения было бежать из каюты, но полностью одеваться было совсем не обязательно. Она затянула пояс, сунула в карман сигареты и зажигалку, в темноте нащупала свои туфли и вышла из каюты. Без косметики на лице и не причесанная. Она настолько обозлилась на то, что происходило рядом, что ей было даже безразлично, как она выглядит. Ей просто нужно было провести какое-то время на палубе, пока она не уверится в том, что мужчина из соседней каюты уже ушел. Ей было бы очень неприятно, если бы она столкнулась с ним, когда он выходил из каюты миссис Леннокс, — кто бы ни был этот мужчина.
Она неоднократно уже думала о том, чтобы попросить о переводе ее в другую каюту, но не находила, чем обосновать эту просьбу. Кроме того, все остальные каюты были на двух человек, а она заплатила за одноместную. «Леандр» имел на борту четырех пассажиров и 12 посадочных мест. Все четыре одноместные каюты были заняты, все двухместные пустовали.
Ее каюта была последней по коридору, со стороны штирборта. Она никого не заметила. Свернув в другой коридор, она прошла мимо столовой и вышла на палубу со стороны бакборта. Эта палуба была немного приподнята и называлась также палубой для прогулок. Здесь находились пассажирские каюты, каюта стюарда, столовая и курительный салон. Этажом ниже были расположены каюты команды, в то время как сверху находились каюты офицеров и инженера, а также их столовая и радиорубка. Пассажирам разъяснили, что они должны ограничивать себя палубой или, в крайнем случае, подняться на верхнюю, но ни в коем случае не приближаться к мостику.
Керин Брук подошла к трапу и поднялась на верхнюю палубу, которая была освещена только лунным светом, поскольку мостик находился на противоположном конце. Между двумя крыльями мостика находилась рубка, за ней — штурманская рубка и каюта капитана. Она остановилась между двумя спасательными шлюпками и начала любоваться звездной ночью и темным неподвижным океаном.
На корабле ударили три склянки, и сигнальщик на верхней палубе секундой позже повторил время — половина второго. Она повернула голову и увидела на мостике офицера. Сперва она хотела поинтересоваться у него причиной остановки, но потом решила не делать этого. Это был скупой на слова и хмурый человек: она видела его всего пару раз, да и то бегло, и даже не знала, понимал ли он по-английски. Единственным человеком, кто сносно говорил по-английски, был первый офицер. Она знала об этом, поскольку он иногда обедал вместе с пассажирами.
Из машинного отделения доносился пульсирующий стрекот генератора, а в остальном на корабле царила полная тишина. В воздухе — ни малейшего ветерка, все вокруг словно застыло. Она посмотрела вниз. Пока корабль плыл в тропических водах, она любила наблюдать за полосой света, которая бежала за кораблем. Но сейчас ничего не было видно, поскольку поверхность была совершенно гладкой, и лишь иногда на поверхности поблескивали точечки, словно светлячки.
Через какое-то время она услышала позади себя шаги и обернулась. Это был первый офицер.
Даже в темноте она не могла его перепутать ни с кем другим. Он был приблизительно двух метров ростом, и у него были очень широкие плечи. Рядом с ним любой другой на корабле казался карликом. Руки у него были мускулистые, а на большой, грубо сколоченной голове росли густые светлые волосы — дикие и растрепанные, еще больше подчеркивающие его энергию, буквально бившую через край. Несмотря на свой огромный рост, он двигался с легкостью и грацией хищного зверя. Должно быть, множество женщин было покорено его несколько саркастическими, холодно-голубыми глазами и его самоуверенными грубоватыми манерами. Керин непроизвольно подумала, что он тут делает в такое время — ведь его смена начиналась в четыре часа утра. Может, именно он захаживал к ее соседке? Ей стало противно от этой мысли.
А он посмотрел на нее и остановился рядом.
— Собираетесь покинуть корабль, миссис Брук? Видимо, не случайно оказались поблизости от спасательных шлюпок, — сказал он насмешливо.
