— Знаешь что, девка, — сказал я спокойно, — разговор становится слишком тяжелым.
— Не называй меня «девка», черт возьми! Именно так называл меня проклятый Беннет. Никогда не называй меня так!
— Я всегда буду называть тебя так, девка.
— А кто ты такой? Именно…
— Дип, — сказал я. — Называй меня Дип.
Джеко-бой еще сосредоточеннее уткнулся в бумагу, но он явно не читал ее. Мышцы его лица напряглись, и он пару раз облизнул пересохшие губы.
Девица сидела неподвижно, опустив вниз руки и наклонив голову.
Я допил свой стакан, поставил его на стол и взглянул на нее. Вены на ее шее вздулись, щеки слегка вздрагивали.
— Как твое полное имя, Тэлли?
— Тэлли Ли, — шепотом ответила она.
— Живешь рядом?
— Да… В сто тридцатом. За Броганским рынком. Но то, что я… говорила…
— Все о'кей, Тэлли.
Теперь вся нижняя часть ее лица дрожала.
— Иногда я… я говорю глупости…
— Конечно. Это так.
— То, что я сказала…
Она вздохнула и закусила губу.
— О гангстерах? О том, что я бандит? Негодяй? И было бы лучше, если бы меня подстрелили? Но ты говорила мне не то, что думала. Не так ли?
Вдруг она вскинула голову. Страх исчез, и твердым голосом она произнесла:
— Я говорила, что думала.
Джеко-бой за стойкой испуганно втянул голову в плечи.
Я усмехнулся и проговорил:
— Вот это вернее. Если ты это сказала, значит, так и думаешь.
Ее глаза несколько секунд изучали мое лицо, а затем, придя к какому-то заключению, Тэлли взяла свой стакан, допила остатки питья и заговорила жестким, твердым голосом.
— Ты не Дип. Ты слишком вежлив, чтобы быть Дипом. Настоящий Дип избил бы меня. Дип не выносит, когда его называют настоящими именами. Он не терпит женщин, которые слишком много знают и говорят о нем.
Она перевела дыхание и вызывающе добавила:
— Знаю я больше того, что сказала, парень. И если сочту нужным, то скажу. Вот тогда и будет настоящее беспокойство.
— Этому я верю. Тогда все приобретет более интересную окраску.
— Будь уверен, большой парень.
Ее рот сжался в кривой усмешке.
— Если бы ты был Дип, то под твоей левой рукой и днем и ночью болтался бы револьвер, высматривая, кого бы прихлопнуть. Его обычно так и называли — «револьверный бой». Он таскал револьвер всюду, не заботясь о том, что и копы могли заметить его.
Ее глаза презрительно окинули мою фигуру.
— Ты — Дип? Анекдот! Ха-ха!
Я пошарил у себя в кармане, вытащил бумажник, бросил на стойку доллар и обернулся.
Глаза Тэлли были широко раскрыты и полны ужаса. Она не могла их оторвать от полы моего пиджака, за которой она успела заметить револьвер.
— Не забудь сообщить им, Тэлли, — сказал я и вышел на улицу.
Вильсон Бэттен имел свой офис в новом здании, выстроенном на месте старого «Гринвуд-отеля». Его модернизированный фасад выделялся в темноте белым пятном. Холодные струи дождя поблескивали на его мраморной облицовке, покрывавшей несколько нелепую архитектуру здания, напоминавшую фальшивый хвост собаки.
Светившиеся на втором этаже окна свидетельствовали о том, что все или почти все его обитатели были на месте.
Через стеклянную дверь я прошел в пустой вестибюль и на стене, рядом с лифтом, заметил указатель имен. Второй этаж был представлен только одним именем: «Вильсон Бэттен, адвокат».
Очень просто. Однако это был мир, в котором простота необходима. Иными словами, простота являлась одной из статей дохода, служа вместе с тем неким прикрытием действительного высокомерия и настоящей дерзости.
Поднявшись на лифте на второй этаж, я очутился в просторном холле. Перед большим зеркалом вертелись две девицы в дождевиках. У одной из них был полный рот заколочных булавок, и потому она вынужденно предоставила меня заботам другой.
— Мы уже закрываемся, — сообщила мне эта другая.
— О?
— Вы ждете кого-нибудь из девушек?
Я снял шляпу и стряхнул с нее дождевые капли.
— Я не думал об этом. Зачем мне?
С наглой улыбкой она окинула меня взглядом с ног до головы.
— Не думаю, что вам придется долго ждать.
— Это верно. Я никогда не жду.
— Отлично… Я этого и не предполагала… Но… Вам что-нибудь нужно?
— Вильса.
— Кого?!
— Вильса. Это босс. Бэттен.
Ее глаза расширились от удивления.
— Это невозможно. Не теперь…
— Теперь. Сейчас.
Позади меня раздался голос, мягкий, но значительный и даже угрожающий.
— Какие-либо затруднения, Тельма?
— Он хочет видеть мистера Вильсона.
— Понимаю, но боюсь, что в данный момент слишком поздно…
Я медленно повернулся и взглянул на говорившего. Он не очень изменился. Всегда предельно исполнительный, умелый, превративший себя в человека, совершенно необходимого для того или иного босса, он тем не менее обладал достаточными способностями и талантом, чтобы подняться наверх. И все же одним достоинством он обладал несомненно. Он всегда оказывался на стороне выигравшего, на стороне победителя. Таков был Оджи.
Брови его нахмурились, глаза на секунду полузакрылись, он, видимо, пытался ухватить какую-то возникшую у него и убегавшую мысль. Он даже приподнял плечи и затем вновь их опустил, хотя это и мало чем ему помогло. Да, он остался тем же самым Оджи. И все же он закончил прерванную фразу так:
— Хорошо, вы увидите мистера Бэттена.
Я поблагодарил кивком головы. Две девушки у зеркала с любопытством прислушивались к нашей беседе, удивленно переглядываясь.
— Ваше имя, пожалуйста.
— Неужели не припоминаете, Оджи? Доложите Вильсу, что пришел Дип.
Он вскинул голову, и мгновенно все прошлое предстало перед его взором. Он как-то особенно пожал своими огромными плечами и широко улыбнулся. Голос его стал похожим на приятное журчание, появилась интонация, выражающая готовность быть полезным.
— Я должен был припомнить, но вы так изменились, Дип.
— Все мы меняемся.
— Чувствуется, что вы стали больше.
— Да, больше. Это хорошее слово.
Офис представлял собой просторное помещение, искусно отделанное красным деревом и обставленное изящной мебелью.
И блестящая полировка стен, и мягкие ковры, и копии картин Ван Гога, и кресла, и массивный письменный стол — все говорило о большой значительности человека, восседавшего в кресле с высокой спинкой.
Чопорный, церемонный, накрахмаленный и выглаженный, полысевший, но все еще с темными волосами, он даже не попытался оторвать свои глаза от какого-то документа, лежавшего перед ним, когда мы вошли.
— Хэлло, Вильс, — сказал я.
Похоже, он узнал мой голос.
— Дип? — Он встал и протянул руку. — Рад видеть вас, Дип.
Сделав вид, что я не замечаю протянутой руки, я усмехнулся.
— Держу пари, что вы более чем переполнены радостью от встречи со мной, Вильс.
Его лицо было плотно затянуто профессиональной маской, но я отлично знал все, что с ним произошло.
Я подтащил к себе ногой стул, уселся на него и бросил шляпу на пол у своих ног. Оджи тотчас подошел и наклонился за ней, но я остановил его:
— Пусть лежит здесь.
Оджи бросил быстрый взгляд на Бэттена и отошел назад.
— Так, старина Вильс, — сказал я. — Вор из Гарлема.
— Видеть следует настоящее, Дип.
— Молчи, когда я говорю, Вильс.
Я улыбнулся и с полминуты наблюдал, как он пытается понять значение моей улыбки.
— Вы прошли длинный путь от Бэтти Бэттена до мистера Вильсона Бэттена. Адвокат. Неплохо. Даже очень хорошо для вора.
Впрочем, это продвижение вверх не так уж сильно отличалось от многих других успешных его шагов, которые мне прекрасно известны.
Я поднялся со стула и неторопливо прошелся по кабинету, изучая отлично выполненные копии Ван Гога и только теперь заметив, что некоторые из картин были подлинниками.
— Да, продвинулись вы далеко, мошенник, — заметил я.
— Дип…
Я обернулся и, взглянув на Бэттена, усмехнулся. Он стоял с открытым ртом.
— Бэттен, повторяю, вы — вор. Вы преуспевающий, хитрый и опытный плут. Одно время вы занимались припрятыванием краденых вещей. Позже скупили у меня все, что я мог украсть. Вы прикрывали парней, переправлявших сюда контрабандный спирт и наркотики. Вы были хорошим связующим звеном между этими парнями и не обладавшими высокой честностью копами.
— Несколько раз я и вас избавлял от крюка, Дип.
— Да, это верно. И за это вы получили свой фунт мяса.
Подойдя к нему вплотную и взглянув на него сверху вниз, я добавил:
— Тогда я был много моложе.
— Вы были тогда зеленым юнцом.
— Да, но неплохим и крепким. Не припомните ли вы ночь, когда Ленни Собел готовил расправу над вами? Не припомните ли, кто и как спас вас тогда от верной пули в висок? Или от ножа того же Собела в другой раз?