Анчар поднял кулак:
– Не смейся надо мной – накажу.
Опять за свое. Я наконец-то разозлился.
– Знаю, знаю… – опередил он меня. – Но я очень постараюсь.
Анчар вытащил из перчаточного ящика громадный золотой мандарин – будто второе солнце взошло, снял с него кожуру, разложил на дольки, с наслаждением втянул волшебный запах. Перегнулся назад – машина ходуном заходила, – достал бутылку, налил два по полстакана.
– Только не говори долго, – предупредил я. – Очень мандарина хочется.
– Хорошо, скажи ты.
– За здоровье! – Я поднял стакан, в который упали и заиграли в коричневой глубине коньяка солнечные лучи. – И знакомство.
Анчар подумал, поочередно склоняя голову к плечам, как большая внимательная собака, согласно кивнул и выпил. Разгладил красивые сталинские усы, провел рукой по зачесанным назад густым, но совершенно седым волосам.
– Ехай дальше.
– За второй причиной? – Я включил скорость.
Анчар не ответил, наверное, проговаривал про себя заготовленный, но обидно невостребованный тост.
– Надо еще одно место заезжать, – сказал Анчар, когда мы проезжали Майский.
– Базар называется. Пока все свежее – хочу купить. Тебя будем угощать. Как гостя. Тебе очень понравится!
– Угостили уже, – буркнул я. – Понравилось.
– Э! – Он ударил по «бардачку» ладонями. – Зачем так долго плохое вспоминать? Далеко уже осталось, забудь навсегда.
Легко тебе живется, баран горный, подумал я, жестоко ошибаясь.
…Мы ехали по Майскому, и я с интересом поглядывал по сторонам. Не с тем, стало быть, интересом, с каким осматривают достопримечательности незнакомого города. Совсем с другим – с живейшим интересом человека, для которого только что не пожалели столько тротила.
Ну вот, я же говорил! Одна из машин у гостиницы отделилась от своей стаи и пристроилась к нам. Ненавязчиво так, стыдливо. Как подросток к поразившей его своей красотой взрослой женщине. Не приближаясь, не отставая, глаза вроде бы по сторонам, а горячий взор липнет все к одному месту.
В машине – трое, вместе с водителем. Не много. Боковые стекла с обеих сторон опущены.
Сейчас они наберут скорость, поравняются с нами и откроют через окна огонь из двух стволов. И тут же с воем двигателя и визгом шин умчатся вдаль, оставив позади себя пробитый во многих местах красивый «Форд» дурацкого цвета, залитый нашей кровью, и вонь сгоревшего пороха. А также: четыре строки в сводке и полколонки под рубрикой «Происшествия» в местной газетке.
Но нет, не так это просто, ребята: улица узкая, машин полно, особо не разгонишься, шинами не повизжишь. Они меня скорее всего на рынке убьют, в толпе – чего проще, не вынимая рук из карманов.
Но вот на хрена я им сдался, таким упорным и настойчивым? Старые враги разыскать меня так быстро не могли, а новых я еще не успел себе нажить…
Анчар велел припарковаться, достал корзину (не иначе от воздушного шара) и грузно полез из машины, отвечая во все стороны на радостно-уважительные приветствия и объятия аборигенов, растворился в их жизнедеятельной толпе.
Оно и к лучшему.
Я тоже вышел из машины, чтобы не сидеть в ней как дурная мишень, и пошел вдоль ароматных фруктовых рядов. Тоже как алчный до женских прелестей подросток – глаза вроде бы по сторонам, а горящий взор (из затылка) – в одно место.
Вражья машина даже еще не остановилась, а из распахнувшихся дверец выскочили двое в белых пиджаках, быстро, набирая темп, пошли за мной. На сближение, стало быть.
Один из них, что поближе ко мне, потащил руку из кармана.
Я резко повернулся и стал столбом. Чтобы он имел возможность прицелиться, а я – не схватить шальную пулю.
И дал ему выстрелить (первым никогда не стреляю, всегда последним), качнулся в сторону и ответил навскидку, навсегда испортив его белый пиджак на самом видном месте. Где обычно медали висят.
Над рынком взметнулся многоголосый женский визг, и настала тишина.
Второй торопливо, на ходу, выкинул вперед руки с пистолетом, но выстрелить не успел: сзади, из толпы застывших людей, вылетела огромная нога и врезалась ему в поясницу. Он изогнулся, пробежал вперед несколько шагов и плашмя грохнулся на землю. Его пистолет послушно заскользил к моим ногам.
Я поднял его, вынул обойму и изо всех сил, как гранату, запустил в ветровое стекло вражьей тачки. Стекло звякнуло и осыпалось – частью в салон, частью на капот.
Мелькнуло бледное лицо водителя, машина дала задний ход (с ревом двигателя и визгом шин) и исчезла.
– Пойдем, – сказал Анчар, приближаясь ко мне, чуть прихрамывая. – Все купил, все самое свежее.
– Когда же ты успел? – подозрительно спросил я, не убирая пистолет.
Он открыто улыбнулся на мою неправильную догадку:
– Я долго не умею. Одну корзинку отдал. С деньгами. Другую взял. С фруктами. Пойдем, скоро милиция приедет.
– Подожди, сейчас он встанет, и я его кое о чем спрошу.
– Нет, – Анчар покачал головой. – Долго ждать. Сегодня не встанет.
Пожалуй, он прав.
И мы пошли к своей машине, провожаемые восхищенными восклицаниями и восторженным цоканьем со значительным покачиванием головой.
– Эти люди, – сказал Анчар, укладывая корзину за сиденье, – они много хотят от тебя?
– Откуда я знаю? – возмутился я и подумал: нет, архар наивный, они не от меня многого хотят, совсем нет. Они по твоему следу пришли, стало быть.
– Не говори никому, что случилось, – посоветовал Анчар. – Только мы с тобой знаем. Правильно сказал? Так, да?
За перевалом Анчар сменил меня за рулем. Лучше бы он этого не делал. Однажды я уже ехал с грузинским ментом по городу – первая седая прядь в бедовой голове Серого…
– Останови, – сказал я. – Ну тебя к черту. Погибай один. С меня на сегодня хватит.
Анчар, удивленный, повернул ко мне голову, уставился вопрошающим взглядом. Машина, естественно, устремилась к пропасти.
– На дорогу смотри! – рявкнул я.
– Я ее знаю, – он выпустил руль и недоуменно развел руки. – Как свой дом. Правда, его у меня нет. – Он все еще смотрел на меня.
– Оно и видно.
Анчар пожал плечами, чуть довернул руль – левое крыло прошло в миллиметре от скалы, правое колесо – в микроне от пропасти.
– Может, я ошибся? – спросил он издевательски-встревоженно. – Может, ты не Серый?
Я повернул к себе зеркальце, всмотрелся в свое отражение и буркнул:
– Белый!
Дрогнул усмешливо ус, вернулось на место зеркальце…
Не знаю, многолетняя усталость, бурные события последнего времени или бессонная ночь (скорее всего, прекрасный коньяк на рассвете) – не знаю, но я нагло и глупо уснул и проспал почти всю дальнейшую дорогу. Непростительно, конечно, но мне почему-то было на это наплевать.
Куда меня везут, зачем, в каком качестве и почему я так легко уступаю неведомой силе, властно затягивающей меня в темный омут? – лениво, совершенно не беспокоя, шевелились в голове эти скучные вопросы. Плохо, Серый, очень плохо, стало быть. Не ответив на них, ты можешь опрометчиво совершить дурной поступок. Дурной – стало быть, себе во вред. Впрочем, и это было мне совершенно безразлично…
Я открыл глаза, потянулся, взглянул на Анчара: огромные руки чутко подрагивают на баранке, тяжелый, предельно внимательный взгляд прикован к дороге.
А она того стоила. Еще чуть – и дорогой ее уже не назовешь. Как он ночью по ней ехал? В одном месте мы опасно вертелись среди россыпи расколотых камней, в другом – пришлось впритирку объезжать свежевонзившийся в грунт обломок скалы.
Я закурил.
– Слушай, дитя гор, а почему я не знал о бомбе, а ты знал?
Глаза его чуть не выпрыгнули на дорогу – так страшно он удивился моей глупости. Так низко пал я в его глазах. На самое глубокое дно самого глубокого ущелья.
Оправившись, Анчар все-таки пояснил безнадежному дураку Серому.
– Ты не знал, – медленно, размеренно, чтобы я понял, произнес он, подняв палец. – Ты не знал, потому что тебе не сказали.
Ах, вот оно что! Ну, теперь понятно. Даже Серый сообразил.
А Анчар, выходит, знал, потому что ему об этом сказали.
Как просто!
И хотя мне было стыдно, я решился еще на один вопрос. Судьбоносный.
– Ты меня похитил, да?
– Я что, в мешке тебя везу? – Анчар презрительно хмыкнул, вскинув ладонь с растопыренными пальцами. – Кавказский пленник!
– Все? – уточнил я. – Ответил?
Он молча кивнул, не отрывая глаз от дороги.
Ну и хрен с тобой, лениво подумал я. Так даже интереснее.
Тем более что кругом были горы: иногда дикие черные голые скалы, иногда буйно-зеленые склоны – в колючих кустах и корявых деревьях. Иногда распахивалось впереди и снова исчезало, будто растворялось в небе, блестящее под солнцем море. Иногда дружно проскакивали по камням какие-то козлы с рогами. Иногда одним прыжком перемахивал дорогу желто-пятнистый олень и, мелькая белым задом, скрывался в зарослях. Ну и птички малые щебетали. И орел висел в вышине, над горами и над морем, над козлами и оленями…
