У меня по спине пробежал холодок. Когда Шейла теряла терпение, это могло плохо кончиться. Я мысленно представил, как это все могло происходить. Этот высокий, элегантный, но вялый англичанин-аристократ со своими чопорными родителями и бушующая Шейла. Там, наверное, было много разных мелких предметов, которые можно было бросить.
— Я опозорилась, Хэнк, — призналась Шейла. По лицу ее скользнула улыбка. — Но это была отличная отдушина для моих эмоций. Я дошла до того, что ударила Робби, когда он попытался меня остановить. Выбила ему зуб.
— И это был конец твоего прекрасного романа. Тебе велели убираться из дома.
— Не совсем так, Хэнк. Мать Робби была в истерике. Отец побежал к своему стряпчему. Все было сделано очень просто. Робби мог жениться на мне, но тогда он ничего не получал по наследству. Вот такой ему предложили выбор.
— И что он решил?
— Я собрала вещи и вернулась самолетом в Чикаго. Пусть Робби решает. Он знает, где меня найти.
— И давно ты вернулась?
— Месяц назад.
— Бедняжка, — сказал я с нежностью. — Все образуется. Все будет по-прежнему.
Она напряглась в моих объятиях и, не глядя на меня, сказала:
— Перестань, Хэнк.
— Не отчаивайся, — попытался я взбодрить ее. — Все кончилось, малышка. Тебе надо жить заново.
Она вырвалась из моих рук.
— Хэнк, ты сумасшедший, — полусмеясь-полуплача проговорила она. — Ты сам не знаешь, что говоришь.
— Знаю. Я скучал по тебе. Теперь все будет, как раньше.
— Ты не понимаешь, Хэнк. Я люблю его. Он теперь во мне. Я не могу без него. Я не такая теперь, Хэнк. Я другая.
— Ты хочешь сказать…
— Да, Хэнк. Ты хороший парень, но теперь ты для меня ничего не значишь — я имею в виду то, что было раньше.
Меня как будто ударили. Я полез за сигаретой.
— И ты весь месяц ждала, что он приедет за тобой?
— Я думаю, он никогда не приедет. Он не такой человек, чтобы остаться без денег.
— Но тогда, какого черта…
— Нет, Хэнк. Я теперь суровая, бездушная корреспондентка. Для меня теперь будет существовать только работа. Вот так.
— Сколько тебе лет?
— Двадцать четыре.
Я усмехнулся.
— Даю тебе три месяца.
— Пустая трата времени, Хэнк, — она посмотрела на часы. — О, Господи! У меня осталось всего полчаса. Мне же ехать на вокзал, встречать поезд.
— Кто приезжает? Какая-то шишка?
— Джин Браун. Шефу нужны несколько снимков и интервью с ней для вечернего номера.
Я присвистнул.
— Джин Браун? Да… Мне бы такое задание.
— Ты все такой же, Хэнк.
Я тоже бросил взгляд на часы. Сначала мне показалось, что я смогу проводить Шейлу до вокзала. Но, подумав, решил, что надо заняться Майером и побыстрей, материал нужен был для вечернего выпуска.
Шейла достала зеркальце, помаду, пудру и начала приводить себя в порядок.
— Ну как я выгляжу?
— Отлично.
— Я пошла.
Я открыл дверь, и она вышла из кабинета. Я пошел следом. Мне хотелось получить такое же задание, как у Шейлы, потому что о Джин Браун за последние два месяца очень много шумели в Америке. Свою популярность она заработала тем, что умела показаться обнаженной. Этой славы она достигла не в Америке, а во Франции. Ей пришлось последние два-три года очень и очень много выступать обнаженной в многочисленных кабаре и театрах. Она бы, возможно, так и не стада известной за пределами Франции, если бы не один американский журналист, у которого было свободное время и который знал французский. Этот журналист просматривал периодику и увидел множество фотографий Джин Браун. Снимки ее обнаженного тела сопровождались некоторыми подробностями выступлений.
У журналиста в тот момент не оказалось никаких важных новостей для вечернего выпуска, и он решил выдать информацию о Джин Браун, предварительно умножив количество ее выступлений на среднее число посетителей. В результате он пришел к удивительному открытию — Джин Браун посмотрело более двух миллионов человек.
Эта информация обошла все газеты, и о Джин Браун заговорили.
Я проводил Шейлу до ее машины, и она уехала. Потом я сел в свою машину. Раньше мне очень хотелось получить интервью с Майером, но теперь я бы поменялся заданиями с Шейлой.
3
Я выехал из Чикаго и через час уже был на полпути к дому Майера.
День был солнечный и теплый. Хотелось радоваться жизни и наслаждаться прекрасным днем.
Когда впереди на обочине я увидел машину, а рядом человека с поднятой рукой, то не замедлил остановиться. Если честно, то я остановился, скорее всего потому, что у машины стояла девушка.
Но ошибочность своего поступка я понял, едва остановившись и приглядевшись к девушке повнимательнее. Лицо, вернее, те части лица, которые можно было рассмотреть, действительно были приятными, но в ней было что-то такое неуклюжее и блеклое, что вызывало чувство неудобства. Начать хотя бы с того, что на ней было все из твида. Толстый мешковатый пиджак с выпирающими карманами, такая же толстая твидовая юбка до середины щиколоток, толстые чулки, тяжелые башмаки, строгая широкая шляпа, скрывающая волосы. К тому же на ней были громадные солнечные очки из роговой оправы, скрывавшие пол-лица.
Она сказала холодным уверенным голосом:
— Вы мне не поможете? У меня что-то сломалось.
Я вздохнул и выбрался из машины.
— Вы так добры, — сказала она, улыбаясь.
Часть лица, не прикрытая очками, показалась мне очень милой и привлекательной.
— В чем дело? — буркнул я.
— Она… она просто остановилась.
— Вы проверили уровень бензина?
— Я… э…
Я проверил уровень бензина. Он оказался достаточным. Тогда я открыл капот и заглянул внутрь. Пахло горелым маслом. Я вытащил мерную линейку, вытер ее и опустил, чтобы проверить уровень масла. Масла не было.
— Что случилось до остановки? — спросил я. — Вы слышали какой-нибудь стук?
Она удивленно раскрыла глаза.
— Откуда вы знаете?
— А потом стук стал сильнее, — предположил я.
— Да. Очень громкий стук, а потом она остановилась.
Я вздохнул.
— Вашу машину теперь можно двигать только с помощью тягача. Надо было проверить уровень масла. У вас сгорели подшипники.
— О боже!
— Я могу вас подвезти до ближайшей ремонтной мастерской.
Она всплеснула руками. Руки были красивыми с длинными нежными пальцами.
— Но я так спешу. Я не могу ждать.
— А куда вы едете? — спросил я.
В ее глазах сверкнула надежда.
— И вы будете так добры? А вы сами куда едете?
— Только до Стоунвилла.
В глазах ее появилось удивление, рот приоткрылся, но она тут же собралась и спокойно произнесла:
— Мне тоже в том направлении. Если вы будете так добры, то я доберусь с вами до Стоунвилла, а оттуда уеду автобусом.
— А что с этим? — Я показал пальцем на ее машину.
— Я позвоню из Стоунвилла в компанию и скажу им, чтобы они забрали машину.
Я лично не против того, чтобы подвезти человека. Но день был такой радостный и солнечный, что я бы предпочел подвезти какую-нибудь стройную длинноногую даму, чем эту закутанную неуклюжую женщину.
— У вас дела в Стоунвилле? — спросила она, как только мы тронулись.
Я помедлил, потом спокойным голосом ответил:
— Хочу навестить приятеля, — И тут же попытался задать контрвопрос: — Давно в Чикаго?
Она подозрительно посмотрела на меня.
— А почему вы решили, что я не живу в Чикаго?
Я довольно хмыкнул.
— Догадался. Женщины в Чикаго не носят твид.
— Твид носят везде. Он очень удобен для поездок за город.
— Только не для Чикаго, — парировал я.
— Мне кажется, вы грубите.
— Ерунда, леди. Вы задали прямой вопрос, я дал прямой ответ.
Она надолго замолчала. Затем неожиданно сказала:
— Я не всегда ношу твид.
— Надеюсь, — отозвался я искренне. — А сегодня зачем? Маскировка?
Она резко выпрямилась, посмотрела на меня сквозь очки и, прищурившись, спросила:
