— Как вы разговаривали? Стоя?
— Нет, Герман присел, и мы закурили.
— И долго он сидел? Когда ушел?
— Как кончили курить. Повторил еще раз, чтобы не заснул, и ушел.
— Кто кого угощал сигаретами? Он вас или вы его?
— Точно не помню, — задумался вахтер, — кажется, он…
— Что вы делали, когда Герман ушел?
— Как обычно, что на посту можно делать? Прошелся по помещению, выглянул на улицу, потом в другую дверь вышел во двор. Все было тихо, спокойно, сел, немного почитал газету. Я человек, привыкший к такой работе, не замечаю, как тянется время, когда дел никаких нет. Так просидел до самого утра, и тут утром началась вся эта кутерьма.
Выдма не отводил глаз от лица вахтера:
— И это все?
— А что еще может быть? Рассказал все как на исповеди.
— Неплохо вы исповедуетесь, пан Лабусь. О грехах, значит, умалчиваете?
— Я умалчиваю? Надо же такое сказать, — искренне возмутился вахтер.
— Да. Никак не хотите признаваться, что после ухода Германа вы вздремнули. Прихватили несколько часиков.
Вахтер открыл рот, пытаясь что-то сказать, но молчал, испуганно всматриваясь в лицо Выдмы. Его реакция была так понятна и ясна, хотя он все отрицал, бормоча что-то невнятное под нос:
— Я… никогда в жизни, пан майор… Богом клянусь! Не спал я.
Майор резко оборвал его, чтобы сломить остатки упорства:
— Только не лгать! Я веду следствие об убийстве, а вы все время пытаетесь меня обмануть. Если не спали, значит, были в сговоре с убийцами, которые не могли спуститься в здание с неба. Если я не добьюсь от вас правды, отправлю в тюрьму, будете сидеть, пока не вспомните. Кроме того, вас предупредили об ответственности за ложные показания.
Вахтер опустил голову, уставившись в пол.
— Так как?.. Или вы говорите, как было… или… — Выдма оборвал фразу.
— Значит, так… Пусть будет, как будет… Узнает дирекция, да и Герман не простит мне этого… Не знаю, как уж случилось, но заснул… Первый раз в жизни с тех пор, как здесь работаю, хотите верьте, хотите нет.
— И долго спали?
— Часа три, пожалуй…
— Неплохо. Проснувшись, глянули на часы?
— Глянул. К двум подходило.
— Каково было самочувствие? Наверное, почувствовали себя бодрым, отдохнувшим?
— Нет, совсем наоборот. Кости ныли, потому как спал, положив голову на стол, башка трещала, никак с мыслями собраться не мог. Когда выпил воды, немного полегчало.
— Почему вы сказали, что вам Герман этого не простит?
— На следующий день он расспрашивал меня, не заснул ли я ненароком. Я поклялся, что ни на секунду глаз не сомкнул, а он терпеть не может, когда его кто надувает…
— Может — не может, надо было сразу говорить правду.
Отпустив Лабуся, Выдма соединился с дежурным.
— Какие новости? — спросил он его.
— Ничего нового, товарищ майор, никаких изменений. С дома не спускают глаз.
— Передайте, чтобы немедленно докладывали о малейших, даже самых незначительных переменах.
— Они получили такое распоряжение.
— Хорошо, я пока буду у себя.
Выдма попросил пригласить в кабинет Германа. Посмотрел на вошедшего внимательным, изучающим взглядом, но лицо вахтера с запавшими щеками, длинным большим носом, нависшим над маленькими, как у ребенка, тонкими губами, ничего не выражало, ни тени волнения. Он сел на предложенный ему стул, пригладил рукой редкие желтоватые волосы, тронутые сединой, едва прикрывающие лоснящуюся кожу головы, сообщил свои данные и с равнодушием ждал начала допроса.
— Вы являетесь заместителем начальника охраны? — Выдма не спускал глаз с Германа.
— Так точно, товарищ майор, но одновременно несу службу и как вахтер.
— Что входит в обязанности заместителя?
— Разница между мной и вахтером только в том, что я обязан проверять, как несут службу вахтеры. Иногда кое-какие бумажки подписываю, но такое редко бывает.
— А проверка постов?
— Это всегда делаю. Конечно, тогда, когда сам заступаю на дежурство. И сам начальник охраны время от времени проводит ночную проверку.
— Расскажите, как проходило дежурство в ту ночь, когда была совершена кража. Вы проверяли, как несли службу вахтеры?
— Конечно. До того как на меня напали, я один раз зашел в проходную и еще проверил внутризаводской пост.
— В котором часу вы были в проходной?
Герман смотрел в окно, задумавшись на какой-то момент.
— Кажется, это было после десяти.
— Кто там был?
— Только Лабусь, он в ту ночь дежурил в проходной.
— И никого больше?
— Нет, он был один.
— Что он делал? Не спал?
— Нет, сидел за столом и заканчивал ужин, как раз складывал котелок.
— А что он ел на ужин?
— Кажется, какой-то суп. — В голосе Германа прозвучало удивление.
— О чем вы разговаривали?
— Трудно сейчас вспомнить. — Герман с еще большим удивлением посмотрел на Выдму. — О какой-то ерунде, пустяках, которые тут же вылетают из головы.
Майор ухмыльнулся.
— Да, пожалуй, так. И долго болтали?
— Минут десять, не больше.
А теперь подробнейшим образом опишите, что во время этого разговора делал Лабусь и что вы?
Теперь ухмыльнулся Герман, едва заметно искривив губы в улыбке, давая понять, сколь безразлично ему любопытство майора. Тем не менее обстоятельно принялся рассказывать:
— Лабусь, собирая котелок, стоял возле стола. Я подошел к нему, он отодвинул котелок и сел на табурет. Я тоже сел на другой, Лабусь только что поел, поэтому вытащил из кармана сигареты, и мы закурили…
— Он их вытащил или вы?
Герман бросил быстрый взгляд на майора, показывая, что удивлен вопросом, неужели можно предположить, что было не так, как он сказал!
— Ну конечно, он, — уверенно подтвердил Герман. — Я даже помню, как я ему протянул огонь. Если бы предложил сигарету я, то, скорее всего, подождал бы, когда он даст мне прикурить.
— Вы хороший психолог, — равнодушно бросил Выдма. — Рассказывайте дальше. Долго вы курили?
— Минут десять.
— А потом?
— Что «потом»? Я вернулся на свой пост, и все. А если говорить про нападение на меня…
— Об этом у меня есть обстоятельная информация на основании ваших показаний. На сегодня хватит, благодарю вас.
Поскольку телефон молчал, Выдма попросил вызвать кассира.
Белецкий вошел, раскланялся и попросил разрешения снять пальто, указывая взглядом на вешалку в углу.
— Ну конечно, прошу вас. — Выдма с интересом рассматривал вошедшего пожилого мужчину, а тот не спеша нашел место, куда положить шляпу, потом снял пальто, вывернул подкладкой наверх и аккуратно повесил на крючок. Только после этого подошел к письменному столу и, еще раз поклонившись, сел на стул.
— Вот и опять пришлось нам встретиться, пан Белецкий… — начал Выдма, рассматривая огромный пестрый галстук-бабочку, украшавший кассира. Значит, несмотря на довольно солидный возраст, пан Белецкий еще не утратил интереса к жизни.
— Да-да, пан майор… И, увы, не при самых приятных обстоятельствах. Денег как не было, так и нет.
— Простите, но это довольно явный упрек в мой адрес.
— Ну что вы, — заспешил Белецкий, — просто констатация фактов. Понимаю, как нелегко вырвать добычу из рук таких бандитов.
— Я признателен вам за понимание. Ну, а теперь к делу. Мне надо выяснить некоторые мелкие детали, которые мне не совсем ясны. В первую очередь расскажите, чем объяснить, что накануне грабежа вы задержались на работе дольше, чем обычно. Часто вы так делаете?
Белецкий отрицательно покачал головой:
— Нет, совсем не часто, уверяю вас. Скорее, очень редко. Но в тот вечер я вынужден был остаться. Вы знаете, я сейчас один, и нужно было подготовить выплату к следующему дню.
— Разве она не была подготовлена? — удивился Выдма.
— Не была, я не успел сделать это своевременно.
— Я слышал, что выплату перенесли на следующий день, потому что без помощника вы не хотели выдавать деньги.
— Действительно, именно это явилось второй причиной.
— Гм… Придется согласиться с таким объяснением. Пойдем дальше.
Белецкий покраснел и язвительно изрек:
— Значит, вы не верите тому, что я говорю?
— В принципе не очень доверяю опрашиваемым. Но возможно, в случае с вами я поступаю неправильно… — примирительно добавил майор.
Белецкий сжал губы и с неприязнью посмотрел на Выдму, но ничего не сказал. В этот момент раздался телефонный звонок. Майор молча слушал, бросил короткое «спасибо» и, положив трубку, продолжил разговор:
— Мы остановились на том, что вы задержались на работе. Сколько, интересно, было времени, когда вы проходили через проходную?
— Я уже давал показания. Неужели я должен все время повторять одно и то же?
— Это не помешает. Повторите, прошу вас.
— Было десять минут одиннадцатого.
