— Охотно! — Эд прочистил горло, преисполненный сознания собственной значительности. — Итак, беря события в их хронологической последовательности: мы имеем самоубийство, которое на самом деле оказалось убийством, затем убийство, потом другое убийство, затем Эл застрелил одного из убийц в целях самозащиты, потом еще самоубийство.
— Это что? — произнес Лейверс раздраженно. — Объяснение?
— Оно слишком краткое, конечно, — торопливо согласился Эд. — Некоторые из обстоятельств почти уникальны. — Он тепло улыбнулся мне. — Орудием преступления, использованным для убийства Селестины Джексон, был собственный пистолет лейтенанта Уилера, затем возвращенный лейтенанту в то время, как он был без сознания. Позже лейтенант убил этого самого убийцу. В целях самообороны, естественно! — Он бросил на меня лукавый взгляд, который решил принять как абсолютную уверенность в моей невиновности. — Баллистическая экспертиза, — продолжал он оживленно, — неопровержимо доказывает, что пули, которыми убиты оба человека, выпущены из одного и того же пистолета. Сравнительный тест подтверждает, что пистолет, принадлежащий лейтенанту, был орудием убийства, и лейтенанту теперь может быть предъявлено обвинение в двух убийствах первой степени.
— Обещай мне одну вещь, Эд, — прохрипел я. — Никогда больше не берись меня защищать, иначе я точно попаду в газовую камеру.
— Я уверена, что она не имеет ко мне никакого отношения, — неожиданно вмешалась Аннабел Джексон. — Даже как седьмая вода на киселе.
— Кто? — удивился Мэрфи.
— Она, — заявила Аннабел. — Я помню имена всех потомков Джорджа Джексона до третьего колена. Таких там не было.
— Ты имеешь в виду Селестину? — поинтересовался я.
— Естественно! — кивнула она.
— Понимаю, что я, наверное, слишком навязчив, — прогремел Лейверс. — Однако не будет ли кто-нибудь столь любезен, что объяснит мне одну маленькую деталь? Уилер начинает расследовать убийство — только одно, вспомните! — и тремя днями позже он возвращается и… — шериф начал медленно загибать пальцы, — самоубийство, которое в действительности убийство, — убийство — другое убийство, которое курам на смех пытаются выдать за самооборону, — и, наконец, самоубийство. — Он злобно прищурился. — И вот я спрашиваю: скажет мне кто-нибудь, как ему удалось достичь такого итога, начав с единственного убийства?!
Воцарилась напряженная тишина, наверное, секунд на десять, в продолжение которых все старательно избегали смотреть друг на друга. Затем док Мэрфи деликатно прокашлялся.
— Думаю, я могу дать вам ответ, шеф.
— Буду вашим вечным должником! — рявкнул шериф.
— Уилеру просто везет, — бодро проговорил Мэрфи. — Так я думаю.
Я в панике покинул кабинет шерифа прежде, чем грянул гром. Это, правда, не слишком помогло, потому что следующим утром я парился в кабинете окружного прокурора, у которого было лишь три дня на то, чтобы составить себе полное представление обо всем. Фаллан выложил все сразу, и проблема заключалась скорей в том, чтобы заставить его закрыть рот. Капитан Паркер не воспринял всерьез обвинения шерифа в мой адрес, так что с этим тоже было все в порядке. Мы завершили трехдневные слушания в окружной прокуратуре в четверг после полудня, и Лейверс предположил, что для всех — особенно дл него самого! — будет лучше, если я не появлюсь в управлении до утра следующего понедельника!
Я решил отметить это и унес домой бутылку казенного шампанского. Итак, сидел в кресле, потягивая виски и размышляя, что бы такое приготовить под шампанское, когда раздался звонок в дверь.
— Держите! — произнес голос, и в следующий миг куча пакетов каскадом посыпалась в мои руки.
Я попятился в гостиную и вывалил их на диван, затем обернулся, чтобы увидеть моего гостя, затаскивавшего тяжелый чемодан в прихожую.
— Думаю, вы попали не туда, — вежливо заметил я. — Я не сдаю квартиру!
— Нет, именно туда!
Она оставила чемодан в передней и смерила меня настороженным взглядом темных глаз.
— Ладно, ладно! — нервно проговорил я. — Насколько я помню, ты — Элеонора Долан? Она энергично кивнула:
— Верно. Я здесь, чтобы получить несколько уроков любовной магии. Ты сказал, нет смысла отдаваться первому же парню, который выглядит так, будто может предложить мне выйти замуж, провести медовый месяц в его квартире и стать впоследствии добропорядочной домашней хозяйкой. Я подумала и поняла, что правда этого не хочу.
— Подумала? — проворчал я.
— Но если я собираюсь действовать, — бодро проговорила она, — мне надо с чего-то начать.
— А как-нибудь по-другому ты начать не можешь? — буркнул я.
— К кому же мне еще обратиться, кроме тебя? Этому ведь нигде не учат.
— Нигде.
— Я принесла с собой еду. — Она указала на гору пакетов, которая занимала большую часть дивана. И вино. Шампанское. И икру. Все необходимое для жизни. Нам не понадобится выходить из этой квартиры по меньшей мере месяц. — Она лукаво улыбнулась. — А сейчас не пойти ли нам прямо в кровать? Я так жажду учиться, и я буду воском в твоих руках!
В горле у меня встал комок, и я почти не мог говорить.
— Я буду твоей покорной рабой, Уилер. Я буду делать все, что ты потребуешь.
— Ну, в таком случае, — выдавил я, выходя в прихожую и поднимая ее чемодан, — располагайся здесь, а я сейчас приду.
Когда я вернулся, Элеоноры в гостиной не было.
— Где ты? — позвал я.
— Здесь, Уилер, — отозвалась она. — Готова и жду. Чтобы задавать тебе вопросы.
Я глубоко вздохнул и направился в спальню, на ходу расстегивая рубашку.
Она лежала на кровати, нагая, как новорожденная, но выглядевша определенно по-другому. Ее груди вздымались от частого дыхания; плавно и вызывающе она гладила руками внизу треугольник, похожий на маленькую черную драгоценную брошку, укрытую между ног, внутри которой мерцал крохотный рубин.
Она подождала, пока я разденусь и лягу рядом с ней.
— Ну, — сказала она, перевернувшись на бок и обняв меня, — куда мы отправимся?
— На Луну и обратно.
— Тогда поехали, — предложила она, обвивая меня ногами и прижимая свой рот к моему в протяжном, влажном, многообещающем поцелуе. — Мы можем поесть, когда возвратимся на Землю.
— А почему не прямо сейчас? — поинтересовался я, высвобождая себя из ее пылких объятий, раздвигая ее ноги, втискивая себя между ними. — Если ты готова к первому уроку…
— А ты считал меня абсолютно неопытной? — прошептала она.
— Вовсе нет, — галантно ответил я, пробуждая в ней ее истинную суть, — нет в словаре такого слова…
