В гостиной, заставленной древней, табачного цвета мебелью, ощущалась атмосфера Старого Света. На столе возле транзистора лежали несколько давних выпусков «Панча». На стене висели картинки из «Иллюстрейтед Лондон ньюс» и выцветшие фотографии.
Одна из них представляла собой увеличенный снимок мускулистого мужчины без пиджака, обнимающего за плечи женщину в капоре. Они стояли перед белым каркасным домом, улыбаясь друг другу. Хотя дом походил на безобразную коробку, а люди были бедно одеты, в этой сцене ощущалось нечто идиллическое, а в улыбках – довоенное простодушие. Посмотрев на снимок повнимательней, я понял, что мужчиной был Мак-Гауэн без бороды и в расцвете сил.
Старик, прихрамывая, вышел из кухни.
– Чайник скоро закипит. Присаживайтесь.
– Вы очень любезны.
– Я всегда рад гостю. Здесь уже месяц никого не было, а мне одиноко после смерти моей старухи. – Он указал пальцем на фотографию. – Это мы с ней двадцать пять лет назад. Я ведь не всегда был таким отшельником, как теперь.
– Вы остаетесь здесь один на всю зиму?
– Да.
– Я не вынес бы одиночества.
Мак-Гауэн опустился в старое плюшевое кресло, из которого поднялось при этом облако пыли. В солнечном свете, проникавшем через окно, пылинки крутились, словно кипящее золото.
– Бывает разное одиночество, мистер... как, вы сказали, вас зовут?
– Лу Арчер.
– Бывает разное одиночество, мистер Арчер, – повторил он. – Самое лучшее то, которое вы создаете для себя сами. Вы чувствуете определенное удовлетворение, живя один и ни в ком не нуждаясь, особенно в старости. Знаете, человек устает болтаться по свету. Я за свою жизнь чем только не занимался – плавал матросом на корабле из Глазго, выращивал пшеницу в Манитобе, добывал серебро в Неваде и медь в рудниках Трэверса, был дворником в Сан-Бернардино, прежде чем перебраться сюда. Но в городе я всегда чувствовал себя не в своей тарелке. Почти каждый год я во время отпуска возвращался в Трэверс.
– Не думаю, чтобы я когда-нибудь слышал о Траверсе. Это в Калифорнии?
– Да, неподалеку от границы с Невадой. – Старик снова указал на фотографию: – Этот снимок сделан в Трэверсе, когда там жило больше тысячи человек. А теперь это город-призрак. Ничего не осталось, кроме домов, да и те понемногу осыпаются. Рудник истощился. В последний раз, когда я ездил туда года три-четыре назад, в городе не было ни души. – Он улыбнулся. – После Сан-Бернардино меня это вполне устраивало.
– А у вас есть родственники, кроме вашей жены? Я хотел вернуться к его внучке.
– Был сын, – ответил Мак-Гауэн. – Теперь ему было бы столько же, сколько вам. Погиб во время несчастного случая в порту. Его освободили от призыва, потому что он работал на верфи, но это ему не помогло. Впрочем, я и до этого нечасто с ним виделся. Он связался с филиппинской девушкой, и мне это не слишком нравилось.
Его мысли меняли направление под действием переменчивого ветра воспоминаний.
– Джо не виновата, что выросла дикаркой. Ее мать снова вышла замуж – на сей раз за филиппинца, – и они позволяли девочке бегать по улицам Лонг-Бич, когда ей следовало быть в школе.
– Вы говорите о вашей внучке?
– Да. Сейчас она живет в Лас-Крусес. Вы, случайно, ее не знаете?
– Возможно, – небрежно отозвался я. – Как ее зовут?
– Не помню ее фамилию по мужу, но она обычно называет себя Джо Саммер. Это вроде сценического имени – она хочет стать профессиональной певицей. Может, вы слышали, как она пела в ночном клубе в Лас-Крусес? В «Золотой туфельке»?
– Нет, но я встречал ее.
Старик склонился вперед в скрипучем кресле.
– Что вы думаете о заведении, где она работает? Паршивая забегаловка, верно?
– Боюсь, что да.
– Вот и ей я говорил то же самое, – сказал он. – Не дело для молодой замужней женщины работать в баре, тем более с таким боссом, как Керриган. Но она и слушать не стала. Я слишком стар, а она слишком молода – вот мы и не можем понять друг друга. Она считает меня старым дурнем. Возможно, так оно и есть, но я не могу не беспокоиться о ней. С ней все было в порядке, когда вы ее видели?
Я был избавлен от ответа. Засвистел чайник, и Мак-Гауэн ушел в кухню. Пока он готовил чай, я обдумывал, что ему сказать.
Чай, который он заварил, был черным и горьким, как мои мысли.
– Хороший чай, – наконец вымолвил я.
Старик утвердительно моргнул над фарфоровой чашкой, расписанной старомодными розово-золотыми цветами. Он осторожно поставил чашку на стол.
– Вам надо послушать, как Джо поет. Не ту джазовую дребедень, которую она распевает в ночном клубе, а старые песни – «Энни Лори», «Бредущие во ржи». Я просил ее петь их для меня, когда она приезжала сюда.
– Когда это было в последний раз?
– В прошлом месяце. Она приехала в начале сентября и привезла с собой мужа. – Его черные глаза задержались на моем лице. – Вы не знаете ее мужа? Не могу вспомнить его имя.
– Как он выглядит?
– По правде говоря, мне его наружность не понравилась. Рыжий парень...
– Боузи?
– Вот-вот! Так вы его знаете?
– Не очень хорошо.
– Что он за парень? – Его лицо помрачнело и вытянулось. – Я объясню вам, почему меня это интересует. Он вел себя не так, как должен вести молодой муж во время медового месяца.
– Это был их медовый месяц?
– Так они сказали. Но я в этом сомневаюсь. Конечно, это скверная мысль, но я даже усомнился, действительно ли они женаты по всем правилам. Он не обращался с ней с должным уважением. Как они там уживаются?
– Не знаю. Но знаю, что он крутой парень. Видите отметины на моем лице?
– Нужно быть слепым, чтобы их не видеть.
– Их оставил Боузи.
– Вот как? Кастетом?
– Только не говорите, что над вами он тоже поработал.
– У него не было шанса, – мрачно ответил Мак-Гауэн. – Я выкинул его со всеми потрохами, прежде чем он смог попытаться сыграть со мной такую шутку. Но здесь какой-то момент все висело на волоске.
– Что произошло?
– В тот день я занялся стиркой. Они куда-то ушли, и я открыл их чемодан посмотреть, не нужно ли им чего-нибудь постирать. Встряхнул его грязную рубашку, а в ней оказались пистолет и пара кастетов. Мне это не понравилось. Я порылся в чемодане и нашел на дне деньги.
– Деньги?
– Да. Куча денег, завернутая в старые газеты. Причем крупными бумажками. Должно быть, несколько тысяч долларов. Мне это показалось бессмысленным – откуда такие деньги у голодранца, который даже не может себе позволить провести медовый месяц в отеле? Поэтому, когда они вернулись, я спросил о деньгах, кастетах и пистолете.
– С вашей стороны это был смелый поступок.
– Не беспокойтесь, я принял меры предосторожности – зарядил свое ружье и положил его на колени, разговаривая с ним. Он выглядел так, будто собирался меня убить, но ружье его удержало.
– И что он сказал?
– Не слишком много. Просто скверно меня обругал, потом пошел в спальню, взял свой чемодан, положил его в машину и уехал. Джо не хотела, чтобы он уезжал, но ему было наплевать на нее. Думаю, после такого едва ли можно порицать ее за то, что она связалась с Керриганом. – Старик озадаченно наморщил лоб. – Но вы говорите, что она вернулась к Боузи?
– Более или менее.
– Он что, грабитель?
– Что-то вроде того. Он говорил с вами о своем прошлом?
– Очень мало. Он пробыл-то здесь всего пару дней. Дайте подумать. Один-два раза он упомянул Нью-Мексико – похвалялся своими связями в Альбукерке.
– Какими именно связями?
– Деловыми. По-моему, он что-то говорил насчет бизнеса с продажей выпивки. Но я знал, что он трепло, и не обращал особого внимания.
– Вам следовало расспросить о нем Джо, когда он уехал.
– Да, но она мало что знала. Джо сказала, что встретила его только неделю назад в Лос-Анджелесе. Я пытался уговорить ее не возвращаться к нему. Пожалуй, мне лучше ее повидать.
– Возможно, вам придется проделать долгий путь.
Он вопросительно посмотрел на меня.
– Как у вас со здоровьем, мистер Мак-Гауэн? Сердце в порядке?
Польщенный вниманием старик побарабанил себя по груди.
– В полном порядке. А что?
– У вашей внучки неприятности.
– У Джо неприятности? Серьезные?
– Да. Ее разыскивают за кражу автомобиля и по подозрению в убийстве. Прошлой ночью Керригана застрелили. Я видел, как она бежала с места преступления.
Мак-Гауэн погрузился в молчание. Минуты гудели, как издыхающие мухи в углах комнаты.
– Вы сделали из меня дурака, – заговорил он наконец. – Почему вы не сказали мне сразу?
– Я не хотел вас огорчать.
– Огорчать? – Старик скривил рот. – Я знал, что Джо напрашивается на неприятности, и делал, что мог, чтобы остановить ее. Я ездил в Лас-Крусес и пытался вырвать ее у Керригана и из этого города. Когда повидаешь мир так, как я...
Его рука сделала неловкое движение, и чашка свалилась на пол.
Я опустился на колени, чтобы подобрать обломки: самое меньшее и самое большее, что я мог сделать.
– Она убила его? – тихо спросил Мак-Гауэн, склонившись надо мной.
