Меня так и подмывало швырнуть пустой пистолет ему в голову. Но это было чересчур рискованно.
Впереди показалось здание. Мой преследуемый бросился вправо, намереваясь скрыться за углом.
Слева раздался выстрел из дробовика. Бегущий человек исчез за углом дома.
— О Боже! — раздался недовольный бас генерала Плешкова. — Из этого ружья нужно стрелять только на расстоянии вытянутой руки.
— Бегите вокруг дома! — крикнул я, ныряя за угол вслед за моей добычей.
Шаги беглеца звучали впереди. Но я не видел его. С другой стороны дома, тяжело дыша, выскочил генерал.
— Поймали?
— Нет.
Перед нами возвышалась облицованная камнем насыпь, по верху которой шла тропинка. С другой стороны была высокая, плотная изгородь.
— Но, мой друг, — запротестовал генерал. — Как он мог?..
На тропинке вверху появился светлый треугольник, который мог быть рубашкой, выглядывающей из выреза жилетки.
— Стойте здесь и продолжайте говорить, — прошептал я генералу.
Тот продолжал:
— Должно быть, он ушел другой дорогой, — генерал выполнял мои инструкции, болтая вздор, как будто я стоял рядом, — потому что, если бы он пошел в мою сторону, я бы увидел его, а если бы он влез на изгородь или на насыпь, то один из нас наверняка бы его заметил…
Он говорил и говорил, пока я подбирался к валу, по которому проходила дорожка, и искал, за что зацепиться на грубой каменной поверхности.
Человек на тропинке, спрятавшись за куст, смотрел на говорящего генерала. Он увидел меня только тогда, когда я ступил на тропинку.
Он прыгнул, подняв вверх руку. Я тоже прыгнул, вытянув обе руки. Камень, на который я наступил, свалил меня с ног, но спас мою голову от пули.
Падая, я вытянул левую руку и схватил незнакомца за ноги. Он свалился на меня сверху. Я ударил его, поймал руку, в которой был зажат пистолет, и только собрался вцепиться в нее зубами, как подбежавший генерал, пыхтя, оттолкнул от меня человека дулом ружья.
Когда подошла очередь вставать, оказалось, что это не так просто. Вывихнутая лодыжка не желала удерживать свою долю моих ста восьмидесяти с чем-то фунтов. Перенеся вес на другую ногу, я направил луч фонаря на пленника.
— Привет, Флиппо! — воскликнул я.
— Привет, — сказал тот, не выказывая особой радости от того, что его узнали.
Он был пухлым итальянцем лет двадцати трех-двадцати четырех от роду. Четыре года назад за участие в ограблении я помог отправить его в Сан-Квентин. Несколько месяцев назад его условно освободили.
— Тюремному начальству это, пожалуй, не понравится, — сказал я.
— Вы спутали меня с кем-то, — жалобно заговорил он. — Я ничего не делал и должен был встретиться здесь с друзьями.
А когда все это началось, мне пришлось спрятаться, потому что у меня есть судимость, и если меня поймают, то опять засудят. И вот вы ловите меня и думаете, что я замешан в этом деле!
— Ты прямо мысли читаешь, — подтвердил я и спросил генерала: — Мы можем упрятать эту птичку ненадолго под замок?
— В моем доме есть чулан с крепкой дверью и без окон.
— То, что надо. Шагай, Флиппо.
Генерал Плешков повел юношу, а я хромал за ними, осматривая пистолет Флиппо, в котором не хватало ровно одного патрона, которым он выстрелил в меня, и перезаряжая свой.
Мы поймали нашего пленника на участке русских, и нам не пришлось далеко идти.
Генерал постучал в дверь и крикнул что-то на своем языке. Щелкнули затворы, заскрежетали петли, и дверь отворил русский слуга с густыми усами. Позади него стояли княжна и крепкая пожилая женщина.
Мы вошли и, пока генерал рассказывал домочадцам о поимке, водворили пленника в чулан. Я обыскал его и забрал нож и спички. У него не осталось ничего, что могло бы помочь ему выбраться. Потом я запер дверь и придвинул к ней шкаф. Затем мы спустились вниз.
— Вы ранены! — воскликнула княжна, увидев, что я хромаю.
— Всего лишь подвернул ногу, — сказал я. — Но она меня действительно беспокоит. У вас не найдется пластыря?
— Да.
Она сказала что-то усатому слуге, который вышел из комнаты и тут же вернулся, неся рулоны бинта и пластыря и таз с дымящейся водой.
— Присядьте, пожалуйста, — сказала княжна, забирая все это у слуги.
Но я покачал головой и взял пластырь.
— Мне нужна холодная вода, потому что я должен буду опять выйти под дождь. Если вы покажете мне ванную, я справлюсь и сам.
Мы немного поспорили, но в конце концов я забрался в ванную, пустил на ногу холодную воду и стянул ее пластырем так туго, как только можно было, не нарушив кровообращение. Вновь надеть мокрую туфлю оказалось непросто, но, когда я покончил с этим, у меня снова были две крепкие ноги — правда, одна из них побаливала немного.
Вновь присоединившись к остальным, я заметил, что выстрелов не слышно, завеса дождя поредела, а ночная тьма уступила место серенькому рассвету.
Я застегнул плащ, и в этот момент у входной двери застучал молоток.
Послышалась русская речь, и в комнату вошел юный русский, которого я встретил на пляже.
— Александр, ты… — Дородная пожилая женщина вскрикнула, увидев кровь на его щеке, и лишилась чувств.
Он не обратил на нее никакого внимания, как будто давно привык к ее обморокам.
— Они уплыли на лодке, — сказал он мне.
Девушка и двое слуг-мужчин окружили женщину и перенесли ее на кушетку.
— Сколько их было? — спросил я.
— Я насчитал десять и думаю, что пропустил не больше одного или двух.
— Мужчины, которых я послал туда, не смогли их остановить?
Он пожал плечами:
— А что бы вы сделали? Нужно иметь крепкий желудок, чтобы идти на пулемет. Ваших людей выбили из зданий почти сразу, как они прибыли туда.
Женщина, упавшая в обморок, пришла в себя и засыпала юношу взволнованными вопросами по-русски. Княжна надевала свою голубую накидку. Женщина оставила в покое парня и спросила ее о чем-то.
— Все кончилось, — сказала княжна. — Я собираюсь пойти посмотреть на развалины.
Эти слова прозвучали призывом. Через пять минут все мы, включая слугу, направились к подножию холма. Позади нас, вокруг нас, впереди нас под легкой теперь моросью торопливо шли другие люди, их взволнованные лица были бледны в слабом утреннем свете.
На полпути вниз из переулка выбежала женщина и, обращаясь ко мне, быстро заговорила. Я узнал в ней одну из служанок Хендрикссона.
Я уловил лишь некоторые ее слова.
— Подарки украдены… Мистер Брофи убит… Оливер…
— Я подойду позже, — сказал я остальным и последовал за служанкой.
Обратно к дому она бежала. Я бежать не мог. Я не мог даже быстро идти. Когда я подошел, она и Хендрикссон, и остальные слуги стояли на крыльце.
— Они убили Оливера и Брофи, — сказал старик.
— Как?
— Мы находились в задней части дома, на втором этаже, и наблюдали за вспышками выстрелов внизу в деревне. Оливер был внизу, возле входной двери, а Брофи в комнате с подарками. Мы услышали выстрелы в доме. Тотчас же на пороге нашей комнаты появился человек и, угрожая нам двумя пистолетами, продержал нас здесь минут десять. Затем он закрыл и запер дверь и ушел. Мы выломали дверь — и нашли Брофи и Оливера мертвыми.
— Пойдемте взглянем на них.
Шофер лежал на спине прямо у входной двери. Его коричневое горло было перерезано почти до позвоночника. Его ружье лежало под ним. Я вытащил его и осмотрел. Из него не стреляли.
Дворецкий Брофи лежал наверху, скрючившись у ножки одного из столов, на которых были разложены подарки. Его пистолет исчез. Я перевернул тело, распрямил его и обнаружил в груди отверстие от пули. Одежда вокруг отверстия была сильно опалена.
Большинство подарков осталось на месте. Исчезли наиболее ценные. Остальные лежали в беспорядке, разбросанные как попало, без оберток.
— Как выглядел тот, которого вы видели? — спросил я.
— Я не очень хорошо рассмотрел его, — ответил Хендрикссон. — В нашей комнате не было света. Это была просто темная фигура, освещенная пламенем свечи, горевшей в холле. Большой мужчина в черном резиновом плаще, в чем-то похожем на черную маску, которая закрывала его лицо и всю голову, с маленькими дырочками для глаз.
— Без шляпы?
— Да, только маска.
Когда мы вновь спустились вниз, я вкратце рассказал Хендрикссону о том, что видел, слышал и делал с того момента, когда покинул его. Особо рассказывать было нечего.
— Вы думаете, что сможете получить информацию о других от того, кого вы поймали? — спросил он, когда я собрался уходить.
— Нет. Но надеюсь выловить и остальных.
Когда я, хромая, добрался до главной улицы Коффигнела, она была переполнена людьми. Отряд моряков с Мэр-Айленд был уже там, там же находились люди из морской полиции Сан-Франциско. Возбужденные горожане всех степеней полуодетости бурлили вокруг них. Сотни голосов говорили одновременно, пересказывая свои приключения, подвиги и неудачи, впечатления. Слова «пулемет», «бомба», «бандит», «машина», «выстрел», «динамит» и «убит» произносились снова и снова различными голосами и с различными интонациями.
